Я же под шумок ретируюсь и оставляю девчонок шутливо пикироваться, пропуская сто пятидесятую лекцию по психологии от специалиста в области бухгалтерского учета Никитиной. Выскакиваю на лестничный пролет, набираю крейсерскую скорость и буднично проношусь мимо сидящих на лавочке старушек, которые потом обязательно назовут меня наркоманкой, потому что не поздоровалась с ними. Выбегаю на освещенный фонарями проспект и огибаю будку с посредственным кофе, в жутком качестве которого я имела несчастье убедиться однажды.
Несмотря на непредвиденные задержки, вроде вцепившегося в мою ногу веселого кудрявого мальчугана, затребовавшего купить киндер-сюрприз и не сразу заметившего, что его мама стоит аккурат в десяти метрах от нас, в здание кафе я вхожу минута в минуту. Успеваю вовремя принять смену, сверить кассу и даже стать свидетельницей фееричного шоу под названием «Адская кухня». Правда, не с Гордоном Рамзи в главной роли, а с красным, как рак, Петей Назаровым.
Сегодня ему на растерзание отдали невысокую худенькую стажерку в великоватом ей поварском колпаке, из-под которого выглядывает тугая длинная коса светло-русого цвета. Девчонка сосредоточенно смотрит на новоиспеченного босса круглыми темно-карими глазами, как у того самого олененка из мультфильма, затаив дыхание, внимает каждому слову Петра и разве что не конспектирует его эмоциональную речь, щедро сдобренную непечатными конструкциями. И все вроде бы напоминает обычный день в дурдоме, если бы не шестое чувство. Тихо нашептывающее, что всех нас ждет коварный такой, большой подвох.
Господин шеф-повар, от высокопарного обращения Петьку нещадно кривит, ну, а я сдавленно хрюкаю, сдерживая подступающий смех. А теперь говорить можно?
Можно, великодушно разрешает поварских ножей начальник, сковородок командир и зря считает миссию по воспитанию подчиненной выполненной.
У вас бульон того. Сбежал, и, уж не знаю, имеет ли девчонка какое-то отношение к произошедшей диверсии, но улыбка стажерки далека от невинной так же, как я от балета.
Не дожидаясь, пока Петр зайдет на новый виток оскорблений, я выхожу в зал к клиентам. Насвистываю веселый мотивчик и гадаю, неужели нашелся достойный кандидат, способный выдержать Назарова дольше двух недель. И та же самая пресловутая интуиция подсказывает, что на этот раз ставки явно не в пользу зловредного шефа.
Здравствуйте, меня зовут Виктория, и сегодня я буду вас обслуживать, за барной стойкой сидит светловолосый парень, в пику эпохе гаджетов и электронных приложений разгадывающий самый обычный кроссворд. На серой бумаге в самой обычной газете.
Так что, умилившись подобному чуду, я записываю достаточно скромный заказ, и удаляюсь исполнять пожелания клиента. К своему удивлению, обнаружив, что на кухне воцарилась тишина. И непримиримые поначалу враги вполне слаженно работают в четыре руки, изредка переругиваясь. Но это ведь мелочь, правда?
Я обычно так не делаю, но вернувшись с подносом, я растворяюсь в доведенных до автоматизма механических движениях, и не сразу понимаю, чего от меня хотят. Исподлобья пялюсь на того самого посетителя с газетой в руках, и складываю разрозненные буквы в слова. Так, что медленно краснеющему парню приходится повторить заданный минутой ранее вопрос: я могу попросить твой номер телефона?
Глава 9
Егор
Может, я и эгоистичная сволочь,
но я никогда этого и не отрицал.
(с) «После долго и счастливо», Анна Тод.
Чертов юбилей. Чертов батя. Чертов костюм.
Откладываю в сторону дурацкий смокинг и остаюсь верен себе.
Рубашка. Черная. И джинсы. Пусть хоть выгоняют, мне все равно.
Я согласился на прием в честь дня рождения кого-то из деловых партнеров отца с боем. Скрипел зубами и наотрез отказался надевать что-то торжественное, искренне ненавидя галстуки, бабочки и фраки. И не то чтобы я чувствовал себя чужим в атмосфере лоска и богатства, но такие вечеринки навевали на меня смертную скуку. Заставляли зевать и считать минуты до того момента, когда можно будет встать и по-английски свалить.
Проскользнув в зал, я окидываю беглым взглядом черно-белую толпу и с изрядным облегчением выхватываю из нее знакомую фигуру товарища, одетого так же небрежно, как и я сам. Пестрой гавайской рубашкой и бриджами Веселовский явно демонстрирует, что просто проходил мимо и не планировал заскочить на огонек, за что мне тут же хочется пожать Пашке руку.
Так что я клинком разрезаю толпу, незаметно приближаюсь к другу и утаскиваю из его тарелки канапе. Отправляю в рот шпажку с сыром, клубникой и виноградиной, брызгающей Пашке прямо на воротник, и счастливо скалюсь.
Здорова.
Явился? недружелюбно буркает Веселый, пытаясь смахнуть с ткани фиолетовые капли, а вместо этого только сильнее размазывает пятно. Смирившись с кляксой, Павел шумно выдыхает, наверняка про себя вспомниная пару египетских казней, и с гаденькой улыбкой интересуется: ну, и как успехи на ниве соблазнения недотроги?
По плану, теперь настает моя очередь хмуриться и раздумывать, куда послать не в меру язвительного товарища. То ли в баню, то ли на деревню к дедушке. Без указания точного адреса, разумеется.
Тик-так, тик-так, время-то идет, не унимается Пашка, откровенно измываясь над кипятящимся мной, и не испытывает по этому поводу никаких угрызений совести. Либо спящей беспробудным сном, либо выброшенной за ненадобностью.
Нет, я, конечно, понимаю, что в фантазиях ты уже рассекаешь на моей тачке, но губы-то закатай, фыркаю, выразительно зыркнув на Веселовского, и, предупреждая даже намек на возражения, бросаю: через пятнадцать минут у выхода.
Ровно столько я планирую потратить на беседу с отцом, поднимаясь на второй этаж и старательно сочиняя причину, по которой можно улизнуть с обязательного для посещения мероприятия. И никак не ожидаю встретить здесь Леночку Семенову, одетую в скромное пепельно-розовое платье ниже колен и для разнообразия смывшую обычный боевой раскрас со ставшего непримечательным лица.
Привет, Егор, блондинка, кардинально поменявшая привычное амплуа, даже говорит негромко и плавно, прикрыв тронутые мерцающими перламутровыми тенями веки.
Здравствуй, Лена.
Высекаю равнодушно и не собираюсь тешить ее самолюбие. Не желаю ни отпускать фальшивые комплименты, ни верить в произошедшие метаморфозы, поэтому оставляю одногруппницу одну посреди коридора, притворяя за собой тяжелую дубовую дверь. С удовольствием забивая на законы вежливости и правила этикета.
В просторном кабинете с большим овальным столом в центре комнаты, обтянутым темно-коричневой кожей диваном и двумя большими книжными шкафами с преимущественно мотивационной литературой по личностному росту и эффективному ведению бизнеса тихо. Так что я с размаху плюхаюсь в удобное мягкое кресло, поясницей натыкаясь на что-то твердое.
На поверку этим чем-то оказывается светло-бежевый ежедневник с бусинами, стразами и атласными ленточками на обложке. По наитию я засовываю найденную вещь подмышку прежде, чем с балкона доносятся приглушенные голоса, оживленно о чем-то спорящие. И готовлюсь стратегически отступить, дабы не становиться свидетелем конфиденциального разговора, когда в спину мне прилетает басовитое.
Здравствуй, сын. Уже уходишь?
Оборачиваюсь, сталкиваясь взглядом с батей. Николай Леонтьевич Потапов выглядит намного младше своих лет и вполне может сойти за моего старшего брата. Седина еще не посеребрила виски этого импозантного мужчины, чье крепкое тело поджаро и подтянуто, благодаря ежедневным тренировкам в спортзале. Ну, а хитринка в серых глазах выдает в нем человека проницательного и имеющего достаточно богатый опыт за плечами.
Завтра важный тест, поеду готовиться.
Лгу без запинки. В свои двадцать лет я научился обманывать и выкручиваться виртуозно. Не моргнув, утаиваю лишнее, позволяю додумывать недосказанное и никогда не попадаюсь на вранье.
Ну, а как еще можно сосуществовать с разведенными родителями, которые в редкие встречи здороваются-то друг с другом сквозь зубы и сыпят взаимными обвинениями, как из пулемета? А ты не хочешь выбирать, кто из них тебе дороже, продолжаешь в редкие выходные ездить к матери и загружать продуктами холодильник. Потому что она снова заработалась, всю ночь писала статью и, по обыкновению, планировала питаться солнечным светом.
Покидаю кабинет до того, как батя успеет что-то возразить, и выбираюсь на улицу в мыслях о Потаповой Евгении Семеновне. Красивой женщине сорока лет с мягкими чертами лица и невероятными, как будто у героини фантастического фильма, ярко-голубыми глазами. Втягиваю носом воздух, пахнущий озоном, и бережно, словно лаская девушку, провожу пальцами по капоту верного зверя, на котором разноцветным бисером блестят полупрозрачные капли.
В «Бункер»?
Окликает меня Пашка, а я гадаю, на каком топливе работает его организм, если Веселовский готов тусить ночь напролет семь дней в неделю, и, при этом, появляется в универе чаще, чем я.
На заброшку.
Отбиваю твердо и мотаю головой, избегая столпотворения людей.
А уже спустя полчаса паркую синюю ауди рядом с недостроенным зданием, зияющим провалами черных глазниц. Манящим, гипнотическим и не позволяющим противиться его странному очарованию.
Оно зовет меня, заставляя перемахивать через груды мусора и торопливо карабкаться на сваленные друг на друга коробки. Чтобы в высоком прыжке достать до выступа и зацепиться за холодный бетон, все еще влажный после дождя. Потому что лестница на последний этаж с отсутствовавшей крышей так и существует лишь на чертеже неизвестного дизайнера, проектировавшего причудливое здание, отдаленно напоминающее Колизей.
Хватанув приличную дозу кислорода, я отточенным движением закидываю тренированное тело наверх и перекатываюсь ближе к краю. Хватаю ртом колючий свежий воздух, и чувствую, как адреналин вперемешку с эйфорией разлетается по венам. Знаю, что волшебные ощущения схлынут через пару секунд, потому что давно привык к высоте. Поэтому пробую все новые и новые аттракционы и трюки, лишь бы поймать это самое острое с перчинкой послевкусие, будоражащее все мое существо.
Помахав рассевшемуся прямо на бордюре и крутящему у виска Веселовскому, я достаю из-за пазухи блокнот, прихваченный под шумок из кабинета. Недолго верчу книжицу в руках, даже не задумываясь о том, что чужое брать не хорошо, а любопытство, в общем-то, порок, раз сгубило не одну кошку, и перелистываю первую страницу.
«Дорогой дневник», в витиеватых убористых строчках я без труда узнаю почерк одной своей знакомой и не хорошо так, недобро усмехаюсь, погружаясь в грозящие стать компроматом откровения.
Глава 10
Вика
Людей всегда разбирает желание спорить,
когда у тебя нет никакого настроения.
(с) «Над пропастью во ржи»,
Джером Дэвид Сэлинджер.
Вичка, вставай!
Чересчур бодрый окрик долбится в барабанные перепонки, а мой затуманенный благостной дремотой мозг отчаянно не понимает, почему кто-то наглый пытается стащить его хозяйку за ногу с кровати. Куда делось пушистое теплое одеяло и кто впустил в комнату не хилый такой, пронизывающий до костей сквозняк.
Вставать до безумия не хочется, а вот досмотреть прерванный на самом пикантном месте сон с участием симпатичного мускулистого сероглазого блондина очень даже
Сероглазого?! вынырнув из вязкого омута, я резко подрываюсь в кровати, ощупываю голову и хлестаю себя по щекам. Вроде на месте, вроде своя, Мда, Смирнова, и как ты докатилась до такой жизни?
Обреченно выдаю вслух и опускаю ступни на пол, свыкаясь с суровой реальностью.
Долго рассуждать на тему падения морали и нравственности нынешней молодежи вообще и одной конкретной отличницы, в частности, некогда. Потому что кофе сам себя не сварит, рюкзак сам себя не соберет, ну а пунктуальный, как швейцарские часы, Максим Петрович Литберман вряд ли сдвинет начало пары из-за проспавшей Смирновой.
Так что остывший уже омлет, приготовленный заботливой Олькой, я заталкиваю в себя на бегу. Чтобы перед парой иметь запас в пять минут, опуская в прорезь кнопочного бандита двадцать первого века железные монеты.
Счастье есть? Оно не может не есть?
Горячее дыхание обдает шею, и я, конечно же, вздрагиваю. Обладающий магический способностью появляться из ниоткуда, Егор по-хозяйски пристроил подбородок у меня на плече, и, естественно, не поинтересовался, согласна ли я на подобные действия с его стороны.
Глянув на надпись на боку баночки с кока-колой, я дергаю плечом и собираюсь добавить газировку в густой ароматный американо, расчетливо залитый мной в термокружку. И плевать, что потом сердце будет полдня стучать как бешеное. Надо же как-то выживать в суровые студенческие будни.
Это явно не про тебя, Потапов.
Смеюсь задорно, ныряя вниз, выгребаю сдачу и не успеваю удрать до того, как меня нахально прижимают спиной к торговому аппарату. Вызывая становящийся привычным (что крайне пугает) табун мурашек, вновь устраивающий себе развлечение вдоль моего позвоночника.
Свидание.
Упрямо настаивает Егор, и я на несколько мгновений тону в пристально сверлящих меня серых глазах, восхищаясь настойчивостью блондина. Неожиданно выделившегося на фоне большинства парней, предпочитавших более доступных, более сговорчивых и далее по списку. А потом все-таки вспоминаю, что не перевариваю Потапа всеми фибрами души, и пытаюсь вернуть на лицо непроницаемую маску.
У меня работа, бормочу не слишком громко и совсем не решительно и с мазохистским удовольствием втягиваю носом уже знакомый терпкий аромат горьковатых духов.
Вкусно.
Брось, Смирнова.
Судя по выразительно изогнувшейся брови и недвусмысленной ухмылке, Потапов не верит мне от слова «совсем» и уже готовится завалить мою вяло сопротивляющуюся персону ворохом аргументов.
И в это мгновение, когда я оказываюсь на грани того, что сдаться, по коридору прокатывается переливчатая трель звонка. Спасающая меня от дальнейших объяснений и активно подталкивающая нас с Потаповым к большой полукруглой аудитории с нещадно скрипящими стульями. На которых стоит сидеть неподвижно, дабы не привлекать лишнего внимания.
С нашим появлением в лекционной воцаряется настолько густое напряжение, что его можно буквально есть ложкой. Ну, а утыкающиеся между лопаток косые взгляды обязательно заставили бы меня поежиться, будь я чуточку восприимчивее.
Но излишней впечатлительностью я не страдаю, распрощавшись с ней классе эдак в седьмом, поэтому с невозмутимым видом усаживаюсь за первую парту, выуживаю из рюкзака конспект, ручку и вожделенную термокружку насыщенного бордового цвета. Пока немолодой преподаватель в темно-зеленом твидовом пиджаке с круглыми очками, медленно сползающими к кончику его носа, что-то сосредоточенно записывает в журнале.
Догадавшись, что мы пропустили начало распределения тем докладов, я радостно выдыхаю. Учитывая, что количество студентов в группе нечетное, а в списке я значусь последней и отношения с сокурсниками имею весьма прохладные, шансы остаться единственным человеком без пары стремятся примерно к ста процентам.
В мыслях я уже набрасываю примерный план будущей работы, прикидываю обширный список литературы и никак не могу понять, почему Максим Петрович так внимательно на меня смотрит. Как будто вознамерился провести над моей тушкой один из запрещенных опытов-экспериментов.