Оно и видно, ему в ответ. Ничего! Доберемся и до Вышестоящих!
Пожалуйста, приглашает их Андрей Петрович и бумаги назад им в руки вкладывает. Идите! Дорожка прямая, натоптанная
Хитер ты Чиновник, так грубо ему в ответ тычут. Эта дорожка нам известная, а снова к тебе возвращаться неохота. Мы лучше по целине, по нехоженой тропе двинемся авось дойдем!
Не советую вам это делать, говорит им Андрей Петрович.
А ты не пугай нас! они в ответ и пошли прямиком.
Зеркало эпохи
Посмотрел им вслед Андрей Петрович и пошел обедать. Дорогу он запер на засов. После обеда отправился в Место Общественного Пользования. Люди вокруг него разные ходили, все из того же учреждения. Он теперь уже приспособился и на ихнее уродство внимание старался не обращать. Здоровался, как положено, шутил. Потом подошел к Зеркалу, чтобы поправить свою внешность и оглядеть перед тем, как снова заступать на службу и глазам своим не поверил. Прежний благообразный Андрей Петрович глядел на него из стекла и даже слегка улыбался. Тут повел он глазами, отыскивая в стекле других, которые рядом с ним, и увидел, что и в них исчезает, пропадает в этом зеркале уродство.
Вот тут-то он и вспомнил, что у него дома зеркало старинной работы, жена по случаю купила, из совсем другой эпохи.
Вот оно что! даже присвистнул мысленно Андрей Петрович, вмиг сообразив все обстоятельства. Значит, иной бы себя и увидел, как следует, а не в чем отразиться. В зеркальце Эпохи своего уродства не видно! А кто со стороны заметит и скажет не поверит, по злобе обложили, подумает Как же тебе повезло, что ты в иной Эпохе Зерцале себя узрел! Почему тогда жена себя не видит в истинном свете? спросил он себя и тут же сообразил, что прежде надо, наверно, собою стать: она, может, и видит, да самой себе не признается
Погоди, Андрей Петрович, сказал он, во все это время как прикованный к Зеркалу. Так, может, и ты вовсе не себя увидел, Настоящего, а всего лишь собственное уродство от Эпохи!? Из других времен Зерцало, оно верней и отразило, а в этом опять стали правильными черты. Это современное зерцало и в нем мы все приятно выглядим. Значит, даже и уродство это не мое, а каким меня наше время сделало такие мысли, одна за другой, стремительно взлетали над поверхностью души, как взлетает над водной гладью утопающий, чтобы тут же, похватавшись за пустоту руками, вновь погрузиться в пучину
Меж тем, по мере того как осознавал все это Андрей Петрович, образ его в стекле таял, пока вместо целого отражения осталась какая-то скверная тень, подобие одно, да и то, чуть погодя, стерлось, не оставив следа в чистом, сухом незамутненном более его волнением стекле.
Вот оно что только и смог произнесть Андрей Петрович, не в силах оторвать глаза от зеркала, а ноги от пола и отойти. Если миновать эту эпоху, отвлечься, то меня вообще не существует!
Ты чего уставился и любуешься собой? пристал к нему Сослуживец-Упырь. Все перемены в себе отыскиваешь? и захохотал, дыша на Андрея Петровича сытостью и доброжелательством. Андрей Петрович отметил, что в Стекле ничего от упыря в его сослуживце не было: выглядел очень даже благопристойно.
Да вот любуюсь, как мы выглядим в Зерцале Эпохи, пошутил в ответ Андрей Петрович.
Всяк по-своему смотрится, а только я тебе скажу, понизил голос Сослуживец, будто догадался о тайных мыслях Андрея Петровича. Никто не хочет по-дурацки выглядеть. Вот и стараются соответствовать. Уродуем, брат, часто себя, еще как подчас уродуем, чтобы только в этих кривых зеркалах человеком смотреться. То-то, дорогой Андрей Петрович, кто понимает, конечно и отошел он от него, усмехаясь.
Дураков на свете немного, подумал Андрей Петрович. Так что со зрением твоим новым надо осторожность проявлять и тоже отправился на Служебное Место.
Загробный магистрат
Еще заступить не успел, как появился очередной Проситель. Пришел он откуда-то совсем сбоку, по совсем нехоженой тропке: даже удивился Андрей Петрович. Ну а как глянул на Просителя диву дался: перед ним стоял живой Цезарь! В иные времена и внимания не обратил бы, а тут при обострившемся новом зрении своем, когда все вокруг он совсем в ином, нежели ранее, видел свете его так и резануло, и вмиг распознал он пришельца. Чего ему от меня надо? подумал Андрей Петрович взволнованно.
Проситель посмотрел на Андрея Петровича как на пустое место и молча сунул ему бумагу. Правильно он на меня посмотрел, горько-униженно подумал чиновник. Пустое место я и есть!
В бумаге значилась просьба Иной Жизни.
Андрей Петрович дальше и читать не стал. Отодвинул бумагу и на Просителя стал смотреть, а потом и говорит:
Не понимаю, говорит Андрей Петрович, как такой человек, как вы, могли ко мне попасть? Я Цезарями не заведую, за ними отдельное ведется наблюдение.
В глазах у Просителя так и прыгнуло удивленное чувство:
Господи! воскликнул он. Наконец-то хоть один меня признал! А то ведь все за безумца считают. А скажи я кому, что я Цезарь, сразу в дурдом упекут Да! Я Цезарь. Это правда. А здесь брожу в загробье вашем.
Какое это загробье, у нас это жизнью называется, искренне возразил Андрей Петрович.
Для вас жизнь. А для меня Загробье. Я свою жизнь, настоящую, отчетливо помню. Здесь ее нет.
Но и полей Элевсинских тоже нет, защищался как мог Андрей Петрович.
Их и не должно быть. Мы с тобой, Чиновник, в Аиде, в Аду не в райском забвении.
Да, согласился Андрей Петрович. Жизнь несладкая. За что только нам такое наказание вот в чем вопрос?
Не знаю, честно признался Цезарь. Знаю только, что большей убогости и уродства и представить нельзя
Бывает много хуже, усмехнулся чиновник.
По качеству жизни вряд ли. По мере страданий разумеется, страдания пропасть без дна. А вот убогость здесь достигнута предельная тут чувство надежды озарило все черты Цезаря. Слушай, Страж, помоги мне отсюда выбраться, из этой убогой, нелепой вязкой гадости, которую все эти рабы называют жизнью. За что меня сюда засунули, за какие, я спрашиваю, грехи?!
Получается и я из рабов, обиделся Андрей Петрович. Что же ты, Цезарь, перед рабом просьбою унижаешься?
Ты своих возможностей даже и не ведаешь, Чиновник. Потому что не ведаешь про Себя. Да захоти ты, пожелай только такое можно натворить! Впрочем, как ты можешь взять и Захотеть! У магистратов всех столетий один сюжет: тянуть, брать взятки, подличать или подсиживать собратьев чиновные дела. А своеволить дудки! Разве поставила бы жизнь тебя на это место, если бы ты знал про себя?!
Хотел было обидеться Андрей Петрович за чиновный сюжет, но передумал. Ведь правду говорит, подумал он, припомнив вмиг свою чиновную жизнь.
Я хочу, сказал он, очень хочу от смерти спастись, и кое-что я про себя уже ведаю, добавил Андрей Петрович грустно. Ладно. Если это Ад, кто же я такой, на самом деле?
Ты загробный Магистрат, вроде Радаманта, только мелкого ранга, не моргнув глазом, сказал Цезарь. Воистину, себя ты не ведаешь, раз боишься умереть
Это брат Миноса, что ли? проявил знания Андрей Петрович.
Он самый, однако, Минос судит, а Радамант, как ты, на пересылке загробной судьбы жребии сортирует.
Выходит тут еще не Ад, а что-то вроде предвариловки и доследования, если судейскими пользоваться словами. Чем же я могу тебе помочь? сильно задумался Андрей Петрович. Я ведь ничего не могу, на самом деле.
Как же ты тогда узнал меня? поразился Цезарь. Так не бывает: если узнал значит, можешь! Мы с тобой раньше не встречались Я бы вспомнил
У меня только сегодня открылось новое зрение, застеснялся Андрей Петрович.
Вот оно что задумался посетитель. Себя ты, выходит, только рассматривать начал.
Вот ты говоришь загробье. И я Радамант, то есть мертвец уже! Откуда страх смерти тогда? Если уже все свершилось?
А что может быть ужасней, чем вдруг очнуться мертвым среди таких же мертвых, их липких чужих кошмаров, благих намерений и правдолюбия бездушных тел? Отсюда и страх разоблачение истины такой жизни очень страшит.
Да, согласился Андрей Петрович, я сам заметил, не любят большинство про смерть толковать.
Естественно, в доме повешенного о веревке не говорят.
Где же не повешенные? Люди, настоящие, как их сыскать?
А что им тут делать? засмеялся Цезарь. Для жизни жизнь. Для мертвых загробье.
А ты, как же ты попал сюда, Цезарь?
Не ведаю я, Магистрат. Знаю лишь одно втолкнули незаслуженно и заперли дверь! Отопри мне, Страж, засовы!
Хочешь я тебя в Италию отправлю или Британию? предложил Андрей Петрович. Я это могу сделать, хотя, конечно, и нарушая
Сошел ты Страж с ума! Тут мертвые только правят, а в нонешней Британии или Италии они ведь Царствуют! Не смены географии, иной прошу я жизни, досрочно!
Отсюда досрочного нет освобождения, тихо сказал Андрей Петрович. Все пожизненное отбывают заключение, и я не слыхал, чтобы кто-то выбрался раньше иль был помилован.
Ты не знаешь, Чиновник, еще как выбирались!
Я не слыхал, сказал Андрей Петрович. Если по-человечески рассуждать, то нет другого пути отсюда, как только через смерть. Люди надеются на знание, конечно, в Науку верят, что приоткроет Наука запертые врата, но это все лишь в виде надежды. Я сам ищу спасения, добавил, понизив голос, Андрей Петрович.
Поглядел на него Цезарь.
Не мне тебе про спасение рассказывать, произнес он загадочные слова, когда ты у самой главной возможности поставлен.
Какой такой возможности? совершенно искренне был поражен его словами Андрей Петрович.
Это ты сам должен открыть для себя. Там, где твоя Смерть наша жизнь только начинается! Ты сейчас мне помоги. Не можешь спасти меня не надо! Отправь меня опять туда, где я был Цезарь! Где мне не надо больше таить свою природу, и нужен я другим. Здесь, в этом проклятом закутке времен, я и высунуться не смею наружу сгноят в палате умалишенных! Почему это вы себя Цезарем считаете, а нас, получается, презираете? так мне совсем недавно одна дамочка сказала. Вы понимаете, что то, как вы себя ведете это плевок в лицо всем окружающим? горько улыбнулся Цезарь.
Там все будет так, как уже было и пережито! воскликнул Андрей Петрович.
Пусть! все лучше, чем это прозябание! тут Цезарь-Проситель наклонился к Андрею Петровичу и сообщил: В нашей жизни мы все время одно и тоже переживаем. Не в новизне суть, а в качестве. И потом, разве сравниться Путеводителю с желанным местом? Тут главное доехать, а читать про станцию можно сколько хочешь Да только и тут мы не ищем новых мест, а выбираем любимые одни и те же пенаты
Как хочешь! сказал Андрей Петрович. Это я могу для тебя сделать. А только опять ведь сюда, боюсь, тебе придется возвратиться вдруг осенило его.
Кто знает, улыбнулся хитро Цезарь. К тому времени ты, может, чуть переменишься и выпустишь меня из Проклятого Круга.
Поднялся Андрей Петрович из-за стола, повел рукой и очертил квадрат, и тут же открылся проход. Махнул на прощанье рукой и ушел туда Цезарь.
* * *
Сильно подивился тому, что он сотворил, Андрей Петрович. Как это я сделал? спрашивал он себя снова и снова и даже рукой водил, очерчивая в очередной раз маленькие воротца, однако второй раз и третий никакого прохода не открылось. Стал думать Андрей Петрович, что ему это все приснилось или привиделось. И от таких мыслей сильно он хмурился. Тут в отдалении показались возвращающиеся Борцы за Права Человека. Вид у них был сильно помятый и не такой настойчивый, как прежде. Двоих недоставало.
Где же ваши два товарища? полюбопытствовал Андрей Петрович.
Они до Конца пошли, мрачно ответил один из Борцов.
Вот видите, сказал Андрей Петрович. А вы мне не верили. Это еще хорошо, что вы возвратились. В иные времена, когда ужасов не напускали, а попросту всех приканчивали, кто туда шел (он махнул рукой в направлении, откуда возвратились борцы), так легко вы не отделались бы
А ты, чиновник, антисемит. К инакомыслящим плохо относишься, стал соблазнять его один из борцов.
Я к арабам ничего не имею, не поддался Андрей Петрович.
При чем тут арабы? искренне подивился защитник людей.
Так они же семиты, и религия и язык у них почти те же, что у евреев.
Вот оно что, присвистнули борцы за права, грамотный ты, однако. Зря только к нам нельзя так относиться.
Да никак я к вам не отношусь! в сердцах воскликнул Андрей Петрович. Вам и невдомек, что имеются люди не хуже вас, которые к вам никак не относятся. Вы бы попросили, не выделяя себя другое, может, дело вышло бы тут Андрей Петрович задумался на миг и сказал: Вон туда идите, и, как будто осененный вдруг знанием, махнул рукой. И открылась дорожка поганая, узенькая дорожка, так что и ступать на нее было противно.
Разве это путь к тому, за что мы боремся? воскликнули Борцы.
На что им Андрей Петрович из Священного Писания цитаткой ответил:
Входите узкими вратами, широкий путь ведет к погибели сказал он.
Трое борцов посовещались и ушли по тропке, которая тут же за ними и провалилась. Двое других остались, но с ними общаться Андрей Петрович не стал. Вмиг отгородился толстой стеной и уже совсем приготовился к тому, чтоб в себе до конца дня от всех затвориться, как вернулся смешной мужичок.
Ты прав был, Чиновник! Зря я тебе, дурак, не поверил! объявил мужичок добродушно.
Ну вот видишь, сказал ему на это Андрей Петрович, отворяя ему дверь, которую уже приготовился захлопнуть.
Мужичок с любопытством оглядывался.
Пустовато ты живешь, я смотрю, сказал он, наконец. Слушай, Чиновник, а мой двигатель ты все-таки недооценил! прищурился.
Ты из горла пил когда-нибудь? усмехнулся Андрей Петрович.
Хе! так и фыркнул в ответ мужичок, мол, о чем ты спрашиваешь?
Так вот и представь себе, ты в бутылку дунул она у тебя из руки выскользнет?
Мужичок сосредоточился и, по-видимому, очень явственно представил.
Даа сказал он и стал чесать затылок. Ошибочка вышла! Надо же как неловко получилось! Недодумал! Ну ты меня извини, повинился он перед Андреем Петровичем. Я ж отпуск специально взял для этого дела. Надо же! и снова представил
Закон Паскаля по всем направлениям жмут одинаково внутри жидкости. Это не то что в жизни, где только сверху вниз и нажимают, добросердечно торжествовал Андрей Петрович.
С меня причитается, мужичок стал приглашать.
Ну что ты! С какой стати стал отнекиваться Андрей Петрович.
Нет, брат, ты меня просветил, я и ставлю! мужичок был тверд.
Да мы и не найдем нигде в это время, два часа отстоишь за бутылкой.
Зачем бутылкой, посидим как положено.
Посидишь, когда все забито
А у меня свояк кооперативный кабак открыл! объявил изобретатель. Нам толкаться не к лицу.
И Андрей Петрович сдался.
Богиня на асфальте
В уюте кооперативного кабачка, после расслабляющего действия пшеничной и нежной закуски, которая состояла из языка, домашнего приготовления, селедочки с отварным горячим картофелем и отварной осетринки с хреном (тут же и капуста собственного засола белела свежее снега и хрустела сочностью немыслимой и недостижимой для общественного производства) Андрей Петрович вдруг расцвел душой и по-детски расхвастался перед изобретателем.
Ты знаешь, какие люди мимо меня проходят, и какими мне приходится, порой, вершить судьбами? стал объяснять он почтительно слушавшему его мужичку. Вот как думаешь, кто у меня сегодня перед тобой был? И выдержав молчание: Сам Кай Юлий Цезарь!
Нуу! это ты малость перегнул! не поверил изобретатель. Чего ему тут в нашей жизни делать?
Вот в том все и дело! Ты сообразительный! похвалил Андрей Петрович собеседника. Нечего. Нечего ему тут делать! крикнул Андрей Петрович. Он и просил меня, отпусти, мол, меня, Страж, отсюда к иной жизни! А как я его могу отпустить, если у нас у всех заключение пожизненное?!