В результате этих сомнений разрешение на устройство женской общины получено не было. Однако после смерти В. И. Грязнова Я. И. Лабзин добился разрешения на строительство храма с последующей организацией при нем женской общины. Как отмечает М. Ф. Грачев, Я. И. Лабзин «устроил» женскую общину «на свои собственные средства, без всякого со стороны Правительства пособия в восьмиверстном расстоянии от Дрезны». Таким образом, женская община, «не устроенная» В. И. Грязновым, была открыта при вновь построенном храме, но уже на его могиле. Возможно, если бы Василию Ивановичу удалось построить женскую общину при храме Никиты Мученика на Дрезне, то не было бы Покровско-Васильевского храма на его могиле и не случились бы все последующие события.
В последнее десятилетие жизни В. И. Грязнова 1860-е годы «по благословению святителя Филарета Василием Ивановичем в Павловском Посаде для ищущих постнического жития было основано мужское общежитие». Для этого на земле Я. И. Лабзина был выстроен двухэтажный дом и отдельно келья для В. И. Грязнова. В этот период жизни Василия Ивановича почитали как старца. К нему за советом, помощью, благословением приходили люди не только из окрестностей Павловского Посада, но и из других губерний, и он оказывал не только финансовую или словесную помощь, но и по некоторым свидетельствам излечивал.
В середине ХIХ века в России, можно сказать, была «мода» на старчество. Старцами становились не обязательно священнослужители. Вспомните описание обители и деятельность старца Зосимы в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Этот старец бывший помещик, в молодости служивший в армии на Кавказе, то есть человек, не получивший специального духовного образования и не имевший духовного сана. Старчество в православной церкви считается особым родом святости, открывающим дар различения духов, прозорливости и дающим право на духовное руководство. Василий Иванович Грязнов человек с большим жизненным опытом, начавший свой «подвижнический путь с покаяния», стал таким старцем. Его почитали при жизни, а после смерти особым почитанием была окружена его могила, и уже через пять лет на ней был выстроен храм.
История строительства Покровско-Васильевского храма и организации при нем женской общины также не проста. Разрешение на строительство храма было получено Я. И. Лабзиным от Консистории 2 июня 1870 года, то есть достаточно быстро после смерти Грязнова (умер 16 февраля 1869 года). Нижний этаж храма был освящен в 1874 году во имя Преподобного Василия Исповедника Преосвященным Игнатием, епископом Можайским, «верхний же храм оставался не отделанным». Нужно отметить, что данный храм являет собой достаточно редкий вид постройки: он состоит из двух самостоятельных и достаточно вместительных храмов нижнего и верхнего. Отделка и освящение верхнего храма произошли уже после смерти Я. И. Лабзина (умер 2 декабря 1891 года). То, что за 21 год с начала строительства храма в 1870 году и до смерти Якова Ивановича ему не удалось завершить строительство, свидетельствует о наличии препятствий к этому.
В 1871 году собрание обывателей при городской думе уступило Я. И. Лабзину безвозмездно участок земли около городского кладбища для устройства «собственным своим иждивением в Павловском Посаде дома для призрения увечных, престарелых и бедных сирот женского пола, преимущественно из посадских обывателей разных сословий». Однако этому воспротивились мещане Посада. В «Выписке из дела Павловской городской думы по тяжбе мещан с посадом относительно выгонной земли» сказано, что «после освящения нижней церкви в 1874 году Я. И. Лабзин по причине многих происков мещан Дубровской Павловского Посада слободы приостановился от исполнения задуманных построек». Почему мещане так сопротивлялись и боролись за эту землю около городского кладбища, отданную для благотворительных целей, тем более эта земля представляла собой «преимущественно болота и кочкарник», неизвестно. Тем не менее, задуманное богоугодное учреждение было организовано Лабзиным в 1885 году, а 1894 году, уже после его смерти и открытия верхнего храма, по ходатайству его наследниц это «благотворительное женское общежитие» было переименовано в Покровско-Васильевскую женскую общину, с организацией при ней приюта на 12 человек бедных детей и сирот.
В конце XIX начале ХХ века, после завершения дела по устройству монастыря, наследники Лабзина и Грязнова подготовили картины с изображением Василия Ивановича, опубликовали его житие и духовное завещание, с целью канонизации Грязнова, но в то время это событие не состоялась. А в октябре 1920 года в Павловском Посаде состоялся судебный процесс, на котором В. И. Грязнова заклеймили как разбойника и кутилу. В отчете VIII Всероссийскому съезду Советов VIII ликвидационный отдел Наркомата юстиции сообщает: «В Павловском Посаде разбиралось любопытнейшее дело по обвинению бывшей купчихи I гильдии Ольги Яковлевны Лабзиной, бывшего купца I гильдии Василия Никифоровича Грязнова и игуменьи Покровско-Васильевского монастыря Алевтины в мошеннической инсценировке культа бандита, скопца, купца I гильдии Василия Ивановича Грязнова». Обвиняемые «в целях духовного одурманивания и экономического угнетения трудящихся масс размножали и распространяли апокрифы о нем, картины, портреты, фотографии с подложным содержанием, иконы; подвергли пальцы от трупа Грязнова смазыванию эфирными маслами для придания им вида так называемых мощей. Ольга Лабзина составила в обычном для воинствующего православия духе житие В. И. Грязнова».
В ходе судебного процесса многие монахини и священники в своих показаниях отмечали, что В. И. Грязнов был вор, разбойник и кутила, и, ведя разгульную и пьяную жизнь, он одновременно занимался чтением церковной литературы, посещал храмы и т. п. Появление данных свидетельств в период активной борьбы советской власти с религией и церковью, на наш взгляд, не случайно. В Павловском Посаде сохранилась легенда о разбойнике Василии Чуркине, который жил в середине XIX века и прославился своими «деяниями» в Павловском Посаде и окрестностях. Недалеко от города в лесу есть место, до сих пор называемое Чуркина поляна, поляна, на которой, по преданию, собирались «соратники» и «сподвижники» Чуркина на свои сходки и делили награбленное. Василий Чуркин личность не менее знаменитая и легендарная в Павловском Посаде, чем Василий Грязнов. В 1883 году в Москве был опубликован роман в трех томах «Разбойник Чуркин. Народное сказание Старого знакомого Н. И. Пастухова», а в 1908 году было осуществлено второе издание романа в четырех частях. То есть в середине XIX века в Павловском Посаде жили два известных и впоследствии легендарных человека по имени Василий, и обоих предание связывает с «разбойничьим промыслом».
О. Я. Лабзина автор первого жизнеописания В. И. Грязнова, отмечает, что такую фамилию Василий Иванович взял себе сам в минуту раскаяния, «в скорби от сознания греховности своей жизни». К тому же, как признала комиссия по канонизации, Василий Грязнов начал «подвижнический путь с покаяния» (согласно христианскому учению церкви более дорог один раскаявшийся грешник, нежели десять праведников), и, видимо, эти факты биографии, доказывающие наличие неких поступков в жизни Грязнова, требовавших раскаяния и покаяния, невозможно было обойти О. Я. Лабзиной, так как были живы свидетели. Через 50 лет после смерти Грязнова, когда готовился и проходил судебный процесс, некоторые факты биографии Василия Чуркина, видимо, были перенесены и приписаны Василию Грязнову. Было это сделано сознательно или же по стечению обстоятельств в настоящее время судить сложно. В 1920 году было не так много живых свидетелей жизни В. И. Грязнова. Люди в возрасте 6070 лет могли помнить Грязнова по детским и юношеским воспоминаниям в последний период его жизни, а свидетели более старшего возраста не фигурируют в документах судебного процесса. В то же время в народе бытовало предание о другом Василии разбойнике, живых свидетелей жизни которого также было не много. Однако в соответствии с обнаруженными на сегодняшний день источниками и документами мы не можем отождествить эти две личности: основная деятельность Василия Чуркина приходится на 70-е годы XIX века, а Грязнов умер в 1869 году. Но несомненно то, что в период судебного процесса некоторые факты биографии Чуркина были использованы и следователями, и свидетелями применительно к Грязнову.
По итогам судебного процесса 1920 года был снят художественный немой фильм о Василии Грязнове. Фильм начинается кадрами судебного процесса, а затем вдруг лесная поляна, разбойники с их главарем (по ходу фильма выясняется, что главарь Василий Грязнов) обсуждают детали предстоящего «дела». После удачного ограбления с убийством В. Грязнов возвращается домой и «превращается» в человека, жизнь которого проходит в богомыслии и чтении слова Божия и святоотеческих преданий. В фильме показаны все основные события жизни В. Грязнова, но с точки зрения двойственности его деяний: внешняя жизнь в трудах, молитве и помощи ближним и тайная жизнь в качестве главаря разбойничьей банды. Таким образом, если о Чуркине в XIX веке был написан многотомный роман, то о Грязнове в соответствии с новейшими достижениями техники был снят художественный фильм.
Начало канонизации Василия Ивановича Грязнова в 90-е годы ХХ века положила исследовательская работа Павлово-Посадского краеведческого музея. Еще в 1995 году музей занялся поиском документальных материалов судебного процесса 1920 года и вопросом о том, куда были вывезены картины и документы, подготовленные для канонизации в начале ХХ века. В Павловском Посаде практически не сохранилось документальных свидетельств о жизни В. И. Грязнова и о судебном процессе, а к имени Грязнова был приклеен ярлык «разбойник», иначе его не называли. В результате поисков выяснилось, что все материалы по этому делу были переданы сначала в Московский антирелигиозный музей, а с 1930 года хранились в Санкт-Петербурге в Государственном музее истории религии. В 1997 году весь комплекс документов о В. И. Грязнове был привезен в город.
С момента возвращения реликвий в Павловский Посад возрожденный к тому времени Покровско-Васильевский монастырь во главе с игуменом отцом Андреем начинает подготовку к канонизации. 11 июня 1999 года комиссией Московской патриархии было проведено вскрытие склепа, где был захоронен Василий Грязнов, и произошло «обретение мощей» святого, а 7 августа того же года в Павловском Посаде состоялось празднование, посвященное причислению к лику местночтимых святых Московской епархии Праведного Василия Павлово-Посадского.
В жизни и деятельности Василия Ивановича Грязнова и его компаньона Якова Ивановича Лабзина, а также в посмертных событиях, связанных с их именами, есть еще много тайн и загадок, требующих своего разрешения. Но как бы то ни было, у города есть свой святой, небесный покровитель, человек, чья жизнь оказала немалое влияние на духовную и материальную историю Павловского Посада.
Деяния во славу Господа Бога надолго остаются в памяти людской, являются связующей нитью поколений; о них помнят, эти предания, со временем приобретающие легендарную окраску, передают как наследство потомкам, они связывают события прошлого и настоящего, объединяя столь разные и далекие поколения.
Сказ о старопавловской шали
Виктор Ситнов
Прошло уже 6 лет с того момента, как ушел от нас мой муж, Виктор Ситнов. Через призму времени становится понятным, насколько многогранным и талантливым человеком он был: писателем, поэтом, историком-краеведом, литературоведом, замечательным мужем, отцом, дедом. Виктор восхищался родным краем: его историей, природой, людьми. И конечно, в своем творчестве он не мог не коснуться темы павловопосадского платка. В 2008 году впервые был издан «Сказ о старопавловской шали». В этом поэтическом произведении в художественно-сказовой форме на местном фольклоре он пишет о зарождении старинного набивного ремесла, ставшего одним из известных промыслов России.
Хочу поделиться им с вами
Татьяна СитноваДавным-давно это было. Так давно, что уж и самые древние старики позабыли. А уж молодые и вовсе не ведают про эту дивную историю, похожую на сказку.
Жил в наших вохонских краях на деревне Меленки мастеровой человек по имени Павел. За какое ремесло ни брался, все у него ладилось-спорилось. Ежели надо он и бондарь, и плотник, и гончар, и кузнец, и шорник. Охотой тоже промышлял. Молодая жена его, Марьюшка, тоже была и рукодельница, и красавица. Самое лучшее полотно на деревне ткала. В ладу да согласии жили они, да пришло горе, откуда не ждали. Полоскала раз Марьюшка зимним днем полотно у полыньи да поскользнулась, видать, нечаянно. И крикнуть не успела, как под лед ее затянуло. Только полотно на снегу осталось
Детишек у них не было. Загоревал, закручинился Павел, поседел с горя, запил горькую, ремесло забросил. Ничто его не утешает. Весна-красна пришла, а ему все постыло. Возьмет ружьишко да в лесу пропадает.
Сидит он раз на опушке, голову повесил тяжелую думу думает, тоску свою горькой заливает. Слышит вдруг вроде крылья в вышине заплескались. И пальнул он против солнца, не глядя. Бац! Упала к его ногам прекрасная белая птица-лебедь, крылья окровавленные раскинула. Глянул Павел в небо. Кружит и голосит в вышине вторая птица. Так призывно кричит, что сердце щемит. Покружил-покружил лебедь, поднялся повыше, сложил крылья и камнем вниз. Да прямо об пень расшибся возле Павла так, что перья полетели.
Шея с клювом окровавленным запрокинулась. Болью екнуло сердце у Павла что сотворил, окаянный!.. Зажгло в душе. Опустился мужик на колени перед птицами и заплакал. Первый раз забыл о своем горе: «Простите, лебедушки, проклятого-неразумного. Не хотел греха, лукавый попутал» Исказнился Павел, уж весь хмель из головы вышел. Взял свое ружьишко за ствол да в сердцах, размахнувшись, так хрястнул им об пень аж на куски оно разлетелось. Видит вдруг: у первой птицы глаз приоткрылся и крыло едва дрогнуло. «Аль жива, милушка!» обрадовался Павел. Взял птицу осторожно на руки, изо рта попоил, домой понес.
Долго выхаживал Павел лебедушку, травами пользовал, выкармливал, как дите малое. Выходил-таки. Ожила лебедь, срослось крыло перебитое. Из рук есть стала. Привыкла к Павлу ходит за ним по двору, любопытствует, чем мастер занимается. В избу зайдет тоже ко всему приглядывается. Павел ее любовно хозяюшкой зовет, про старую кручину за делами да заботами забывать стал.
Однажды возвращается он из лесу, и странное дело: лебедушка его не встречает, как бывало, а двор да крыльцо выметены, сени прибраны. Зашел в горницу глазам не верит: все чистотой сверкает, стол накрыт угощеньем, а рядом стоит девица русая красоты неписаной в сарафане белом, красными лебедями расшитом. И сама стройная, как лебедушка. Поклонилась она в пояс Павлу, очи с поволокой ниц опустила. Зашлось у мастера сердце, сам стоит ни жив ни мертв, боится, что чудится ему все это да вдруг пропадет-исчезнет, как сон А она ему ласково: «Не тревожься, Павел-мастер, не удивляйся гостье незваной-нежданной. Коли что не по душе скажи, все станется по-прежнему». Догадкой осенило его сердце. Робко поклонился он и вымолвил:
Как звать-величать тебя, краса-девица?
Подняла она очи и грустные, и лукавые:
Не спрашивай ни о чем, скажи только, Павел-мастер, любо тебе со мной будет или нет? Только прежде крепко подумай
Глянул он в ее мудрые печальные очи и бухнулся на колени:
Любо! Сделай милость останься у меня хозяюшкой!
Ну, раз люба я тебе, так и зови меня Любушкой. А коли хочешь, чтоб осталась я, поклянись, что боле никогда в лебедей стрелять не станешь. Да помни: как нарушишь слово не видать тебе счастья
И поклялся он ей верной клятвой. Стали они вместе жить-поживать, радоваться друг на друга. Скоро и сынок у них родился. Павел совсем охоту забросил, ремеслом занялся. А Любушка его за дитем ходит, по хозяйству хлопочет со всяким делом споро управляется да еще улучает минутку рукодельем заняться. Никогда не видывал Павел, чтоб так искусно кто полотно вышивал.