об мои ступни они чешутся,
трутся, да и пожалуйста,
в старпомах у меня, разумеется,
неутомимый в постели красавец,
от брошенного штурвала
я нетвердым шагом направляюсь к Анри,
меня укачало и шаг у меня нетвердый,
нетвердый и при том уверенный,
Анри, атакуя,
непрерывно меня пронзает,
бутылки сшибаются, бьются, штиля нет,
военную технику мы с Анри не перевозим,
проповедуем любовь, пацифизм,
удовлетворенность посредством не войны,
а секса,
в Москве,
далеко не в центре, в Братеево,
я сливалась с товароведом Данилой,
поглощенной экстазом, кричала:
«Анри!»,
после соития мне бывало с ним скучно,
но с Данилой у меня затянулось на целых
полгода, не смогла я пораньше с ним
завязать.
Он смотрел ментовские сериалы,
ходил неизменно в черном,
до тридцати он жил во Владимире,
потом переехал в Москву,
сказать, что член у него значительный
ничего не сказать.
Безусловно, я не спорю,
не интеллектом, не интересами,
членом он меня покорил,
работающим размером
приковал к себе на осень и зиму.
Из козырей у Данилы лишь член.
Мало,
зачастую немало,
без члена определенного масштаба
мне бывает невмоготу
и я извожусь,
я печалюсь,
а к товароведу придешь, и телу от одолевающих
желаний отдохновение,
душе покой,
по факту он не то, чтобы дурак дураком,
но люди мудрее него мне попадались нередко,
доцент Северский,
при отнесении товароведа по умственным
способностям к холмику,
настоящая Джомолунгма,
однако, спросите любого авторитетного
альпиниста,
организму из плоти и крови
на Джомолунгме неуютно,
дух парит, а организм чуть ли не помирает,
о солнечных протуберанцах
Северский вещал мне захватывающе,
а в любовных утехах он для женщины
карлик,
вызывающий жалость пигмей,
с доцентом переспишь и его обнимаешь,
жалеешь, быть просто собеседником
он отказывался, в трусы неудержимо мне лез,
ну подчинюсь я ему,
я думала,
с намерением исплеваться
какие-то секунды под ним полежу,
за протуберанцами он мне про лунные кратеры,
отражательные туманности,
если не учитывать секс,
доцент меня абсолютно устраивал,
мои податливые к впитыванию мозги
силой общения с Северским
от земли отрывались
им там бы и болтаться, но следует секс,
снова полудохлый червяк в меня утомляюще
заползает,
подбить моего ужаснейшего любовника
на разговоры под пьянку я не могла.
Коньяк ему наливала,
он, морщась, слегка отпивал,
бутылку в тебя бы залить,
в сердцах я мечтала,
на алкогольном крюке
оттащить от секса на тысячу миль.
Как бы прекрасно
мы с Северским за столом,
с парой постоянно пополняемых рюмок,
я внимательно слушаю,
он, свою мужскую состоятельность
доказывать не пытаясь,
говорит, говорит, говорит,
у него и голос приятный,
проводя соблазнение,
восхитительным тембром он слух мне ласкал,
позже дошло до секса,
и из мужчин,
которые удовольствия мне не доставили,
Северский выделялся,
показывал себя сущим дном,
представить слияние не с доцентом,
а с Родриго из Акапулько я не успевала,
обдающий меня бешеным дыханием Северский
заканчивал в миг,
по идее он должен ко мне привыкнуть,
освоиться и прибавить, но ничего не меняется,
слабенькая устойчивость теряется очень быстро,
как-то я решила к доценту Северскому
не ехать, его звонки игнорировать,
испытываю ли я потребность перед ним
извиниться?
Пожалуй, не испытываю.
От мужчин я после него
отдалилась, отдавалась сугубо
уединению,
оно мне необходимо,
срок не меньше дней пяти,
четырех,
из дома я выходила и на мужчин не смотрела,
можно подумать, уединением не пахнет,
а оно есть, я и мужчины,
мы будто на разных планетах,
в обиде ли я на мужчин?
Уехать из столицы на сбор ядовитых ягод
меня не манило,
травить мужчин не влекло,
с купленной банкой пива
окружающая меня темень распалась,
и я ожила,
за долгий перерыв в употреблении
смягчающего жесткость жизни напитка
себя отругала,
и кто будет моим избранником?
Не дворник, не спешащий с работы
хорек,
я бы сделала выбор в пользу
мускулистого поклонника Гете.
А он появится?
Уповать на великую удачу наивно,
неотесанного заморыша повстречаю
и, вздохнув, закручу,
да ни за что! на базе взвешенности
воскликну,
разочарование от сделанного мной выбора
будет у меня через час,
пополнение пивом его не уменьшит,
отхлебывать наедине с собой,
думая о Гете, о культуристах
душеспасительное лекарство,
интеллигентный досуг,
«находит ландыш тенистый лес,
стремится птица в простор небес»,