Дракон, вопреки этикету, не поднялся с места. Не дожидаясь приглашения сесть, принцесса плюхнулась в кресло напротив него.
Милорд, уверяю вас, что ни один разумный разговор со мной вести невозможно, пока утром я не выпью маленькую полулитровую кружечку крепенького кофейку. Она, как мартышка, почесала под мышкой. Напрочь искусственная ткань впивалась в тело колючкой, а от сверхпрочных нитей, которыми были пришиты маленькие камушки, у нее привычно начала зудеть кожа. Вижу, вы не в духе, так что у вас наверняка та же беда.
Дракон скрипнул зубами. Панели из черного гагата и болотно-зеленые шелковые обои скульптурно обрамляли его лицо, делая его еще бледнее и строже.
Я выпил свою кружку кофе за завтраком, сказал он. А воспитанницам, между прочим, кофе не положен. Только горький горячий шоколад.
Принцесса Клодилия сморщилась.
И при этом у вас не было до этого суицидов и утренних убийств? Поразительно!
Я сейчас сам близок к утреннему убийству. Вы самым циничным образом попрали с десяток правил Логова. Вы разве не ознакомились с ними? Они лежали у вас на столе.
Сюжетная линия была слабовата. После второго пункта стало скучно, и я не стала читать дальше.
Дракон зарычал.
Тогда я позволю себе вас просвятить. В правилах сказано, что гостьи должны спускаться к завтраку вовремя, по гонгу. Нельзя сквернословить. Нельзя проявлять леность. Распорядок в Логове довольно насыщен. После завтрака у вас не более получаса, чтобы поправить наряд и спуститься в классы для занятий. Занятия длятся до вечера и их посещение обязательно. Я ясно выражаюсь?
Клодилия смотрела на него своими бесовскими зелеными глазами.
Ну, я попробую запомнить. Но предупреждаю, с памятью у меня туговато.
Да что вы говорите? Наказание за ваш сегодняшний проступок будет отличным напоминанием о распорядке дня всю следующую неделю. Или даже дольше, если нарушения распорядка не прекратятся.
Дракон выглядел вполне довольным собой. Даже желтый дракон на картине за его спиной выглядел игривее.
Вы думаете, что нет такого наказания, которое вы бы не смогли обойти. Чтож, я готовился к вашему визиту в Логово. И специально для этого одна моя знакомая волшебница, не без участия вашей матушки, конечно, заколдовала одно ваше платье.
Глаза Клодилии полезли из орбит.
То самое, которое в данную минуту на вас. Это платье вы не сможете сменить в течение недели. Какой бы наряд вы ни выбирали утром, он будет превращаться в ваше самое нелюбимое розовое платье. Забыл упомянуть, что прекрасная фея Мида посыпала его фейской пыльцой. Вы теперь будете сиять как звездная ночь.
Клодилия опустила глаза и с ужасом обнаружила, что светится как жар-птица.
Могу я рассчитывать на то, что вы отныне будете придерживаться графика?
Принцесса не теряла лицо.
Звучит мерзопакостно! Ладно, я потерплю эти ужасные условия, но только потому что вы мне симпатичны. Отосплюсь на выходных.
Боюсь, что и на выходных график остается прежним.
Занятия по выходным? Да вы изверг!
А вы этого еще не поняли, принцесса? Это не вы станете моим наказанием, а я вашим.
Принцесса поднялась и протянула Дракону руку. Он с недоверием воззрился на ее ладонь.
Почему вы улыбаетесь?
Потому что это был честный хороший бой. Вы победили, милорд. Как мне ни прискорбно, но я ценю хорошую игру. Мой брат Лаай научил меня признавать поражение.
Его рука в черной бархатной перчатке коснулась ее пальцев. Даже сквозь ткань принцесса чувствовала жар, который то и дело пробегал по этой ладони.
Тем не менее, беззлобно продолжала она, я буду с нетерпением ждать следующей схватки.
Глава 8. Дракон и его Логово
Больше всего на свете Дракон ненавидел свое Логово.
Ненавидел острые башни, которые норовили оцарапать брюхо. Ненавидел рассыпчатую, как печенье, лепнину на изящных эркерах. Ненавидел толстые стены. Ненавидел строгую дорогую обстановку. Ненавидел место, которое по определению должно было быть его крепостью.
Прожив в Логове пару сотен лет, он так и не привык считать его домом.
Все эти века он старался не находиться в Логове дольше, чем это было необходимо. Да бес с ними, с башнями, лепнинами, стенами и обстановкой! При нынешнем развитии дизайна, это все можно поменять по щелчку пальца. Но вот чего не изменишь, так это того, что в каменной громаде, которую все признавали прелестной и утонченной, его на каждом шагу, в каждом коридоре подстерегал призрак чудовища.
Призрак его отца.
***У Беофоса Седоуса было два ключевых качества, о которых не догадывались даже его близкие друзья.
Во-первых, он считал драконов избранными существами, с мощью которых могут посоперничать только демиурги. О последнем, впрочем, Беофос мог долго философствовать да все в пустую, поскольку с момента ухода бога Годфрида в мире больше не осталось демиургов, чтобы можно было померяться силами.
Во-вторых, он был лицемером.
Беофос занимал видное место в Магическом совете и отвечал за социальные связи. Во многом благодаря его действиям был установлен первый хрупкий мир между магиками и не-магиками. Он убеждал магиков идти на уступки, учиться стоять пониже, ценить не-магические жизни. Он превратил традицию устраивать пансионы для знатных дам в искусство. Считал, что это укрепляет отношение между волшебным миром и человеческой знатью.
Так появилось Логово с его башнями и лепнинами. В этих стенах побывало столько облеченных властью юных леди, как ни в одном другом драконьем пансионе. И все они были очарованы Беофосом, восхищались его галантностью и обходительностью.
Как и их спасители. Спасение дам из лап дракона выглядело таким благородным и самоотверженным, что многие будущие короли до конца жизни испытывали благодарность и уважение к Беофосу.
В этих стенах соединялись судьбы не подростков, а тех, кому суждено было творить историю. И отец ловко этим манипулировал. Он кичился тем, что его неформальная власть была большей, чем у любого другого существа в мире.
Признания людей ему было мало. Он не уставал создавать комитеты в Магическом совете, преподавать в Магическом университете и устраивать мероприятия для укрепления своей паразитической, кровососущей власти.
Миротворческая деятельность приносила ему хороший доход как от магического, так и не-магического мира. И если бы Беофос мог обогатиться на войнах, о чем он не раз сокрушался, то с удовольствием взялся бы за них.
Несмотря на то, что он вел в Магическом университете факультатив по человеколюбию, людей он считал меньше букашек. А остальных магических существ если не козявками, то и никак не больше кошки.
Эта игра в один день повернулась к нему острой стороной. Его стараниями магический мир принял людей, но сам Беофос больше в него не вписывался со своими идеями драконьего превосходства.
Сын тоже стал для него полным разочарованием, не признавал его ценностей и не разделял взглядов.
Дракон помнил, как все, что было дорогим для него с детства, уничтожал огонь его отца. Как из Логова были изгнаны его друзья-эльфы. И как разбилось его сердце в те далекие беззаботно юные дни, когда он только обрел свою самостоятельность. Но отец не смог его сломить. И не смог повернуть историю вспять.
Беофос, как и многие драконы до него, понял, что пришло его время лететь в страну демиургов, за облака. Что там никто не знает, так как ни один дракон еще не вернулся оттуда ни живым, ни мертвым.
***Когда Дракон узнал, что отец улетел, он, признаться, обрадовался. Жить с ним под одной крышей было невыносимо. И если бы не улетел он, то улетел бы Дракон.
Правда, радость от свободы быстро пропала, когда старый друг семьи, Фрем, зачитал последнюю волю отца в этом мире.
Он оставил Логово тебе, мой мальчик, сказал Фрем. Он любит тебя и доверяет тебе труд своей жизни.
Дракон едва не задохнулся собственным пламенем. Его так и подмывало поднести завещание к огню и проверить, не написано ли там невидимыми чернилами «выкуси». Но Беофос не стал бы так рисковать. Даже с последней волей.
Забери Логово себе, Фрем, попросил Дракон. Мне оно не нужно. Ты мудрый, ты многое повидал, многих знаешь.
Но Фрем покачал головой.
Нет, Логово твое. Я не испытывал тяги к похищению принцесс даже в молодости. А все эти дамские визги нет. Это не мое.
Но и не мое! воскликнул Дракон. С чего ты взял, что я смогу управлять пансионом масштаба Логова?
Потому что в этом видел тебя твой отец. Он видел в тебе потенциал, который не видишь ты сам.
Дракон оглянулся. Кабинет отца, гагат и дерево. Все в нем было чужое. Все в нем было ненавистным. Ни единого портрета жены или сына. Только портрет самого себя. Беофос считал, что его изображение в виде змия добавляет солидности месту, в котором он вершит судьбы. Юноша тут же поклялся сжечь проклятый портрет.
Как по мне, то лучший способ убить мой потенциал это похоронить меня в Логове! в сердцах воскликнул он.
Ну-ну, не горячись! Фрем не терял самообладания. Это место дает власть.
Мне не нужна власть.
И обязанности.
Сейчас нет нового курса воспитанниц, так что и обязанностей у меня нет.
Тролль тебя раздери, мальчик! не выдержал пожилой дракон. Есть девушки и их принцы, которых твой отец обещал взять на следующий курс.
Никто не сочтет себя обиженным, если я в такой короткий срок после потери отца никого не буду принимать.
И все же, у тебя есть обязанности перед этим миром. Логово это не просто пансион. Это один из узлов мира в мировой политике. Когда между странами вот-вот вспыхнет война, многие бывшие воспитанники приезжают за советом к дракону, садятся за стол переговоров в этих залах и приходят к мирным компромиссам. Ты против мира во всем мире? Ты что, хочешь разрушить существующий мировой порядок?
Дракон фыркнул. Фрем спокойно продолжал:
Это место, мальчик, оно больше, чем ты или Беофос. И это большая честь и священная обязанность владеть Логовом, пансионом с политической силой.
Тем не менее я бы предпочел, чтобы в нем было меньше политики. И больше пансиона.
Вот видишь, похлопал его по руке Фрем, новый хвост по-новому метет.
Я побуду владельцем Логова, холодно сказал Дракон, за несколько столетий я избавлю его от статуса политического места и тогда и тогда я навсегда покину его.
Так наш Дракон унаследовал Логово и пансион при нем.
Прошло всего пара десятков лет, и он углубился в дела. Дракон развивал пансион, заслужил статус лучшего в своем деле, но от политической роли было не скрыться. И как бы он этому ни противился, но он продолжал выполнять последнюю волю отца.
Ох, он понимал принцессу Клодилию и ее оковы. Его были не лучше! Только жениться ему пришлось на пансионе. Его статус, унаследованный статус дракона-миротворца, управляющего объектом стратегического значения для магического и не-магического миров, был ничем не лучше титула.
Что может знать принцесса Клодилия, которая проживет в лучшем случае лет двести рядом с нелюбимым мужем, о том, как коротать тысячелетия рядом с этой каменной могилой?
Как может ей быть скучно на уроках? И что такое скука для него? Наверняка не пройдет и полвека, как он будет во всех магических комитетах, в которые его попытается затолкнуть Фрем.
По крайней мере рядом с принцессой семнадцать лет был брат, который любил и понимал ее. А в его же жизни не было никого. И все, что остается, это его уютная Хижина рядом с Логовом, да надежда, что кто-то разделит с ним эту участь.
Глава 9. Принцесса продолжает шалить
Триста семьдесят одна гостья, и еще ни одна не выбралась из цепких лап гнома учителя изобразительных искусств. Глоб Рукотворник, потомственный пещерный ювелир, был слеп, как крот, на свету и тратил свой талант художника на обучение бездарных светских дебютанток основам живописи и скульптуры.
Какие только причины не выдумывали гостьи Дракона, чтобы сбежать с его уроков! Чаще всего звучало, что в потемках они не могли найти свой собственный нос, не то что холст. Одна даже разрисовала спину своей товарки, приняв ее за мольберт. Сомнительный комплимент, который повлек драку на веерах и выдергивание плюмажа из торжественной шляпки.
Но Клодилия Зирландская превзошла всех, заявив, что ему пришло письмо от его брата, поэтому он срочно должен бежать к кухаркам.
Почему к кухаркам и где письмо, Клодилия уточнять не собиралась. Только опустила глаза.
Возможно, они решили прочитать его без вас. Знаете, чтобы подтвердить или развеять слухи
Слухи?
Ученица снова опустила глаза.
О вашем брате.
Какие слухи о моем брате? Бакенбарды Глоба воинственно поднялись.
О его женитьбе.
Женитьбе?! Узенькие от яркого (на ладан дышащего) света свечи глаза гнома расширились до размера глазищ какой-нибудь смазливой большеглазой феи. У него было тридцать пять братьев, и все они были закоренелыми холостяками. Вообще свадьбы среди гномов были событием исключительным, редким, как встреча с лепреконом, который только снял штаны, чтобы присесть на горшок. Но уж когда браки заключались, гномы компенсировали эту недостачу многочисленным потомством.
Женитьбе на
На?..
Его стоматологе.
Полутролле из Авиранских конюшен?!
Ну, если это его стоматолог
Глубокоуважаемый Глоб Рукотворник засеменил своими крошечными ножками в сторону кухни.
Правда, на кухне не слышали ни о каком письме, как и о женитьбе брата на полутролле. Глоб пожалел, что не уточнил имя брата, но в семье был только один дуралей (основоположник гномьего абстракцио-авангардизма и непонятного гномьего кубизма). Допросив всех, от главного повара и до последней сопливой девки-посудомойки, которые прятались от него на ярком солнечном свету, он не узнал ничего. Затем кто-то подсказал, что в Хижине Дракона тоже есть повара, и Глоб устремился туда, как гордый пеликан, хлопая крыльями-бакенбардами.
Повар у Дракона был всего один, приходящий, но и он не слышал ничего о брате Глоба.
Тут-то досточтимый Рукотворник и заподозрил неладное. Но когда он вернулся в Логово, решительно все, от лакея и до домоправительницы, уже не сомневались в том, что брат Глоба женился на полутролле из Конюшен, пусть и выполняющего почетную должность зуболома.
***Дракон не желал принимать своего учителя изобразительного искусства. Вернее, о нем даже не собирался докладывать его скучный тощий камердинер, о котором доброго слова не мог сказать никто в окрестностях Логова.
Глоб даже мысленно пожелал ему жениться на тролле-зуболоме, но вслух он ограничился рычанием и тычком своего когтистого пальца. Рост и ярость были преимуществами Глоба, которые сроднили его с пущенным пушечным ядром. Он влетел в кабинет Дракона и громко потребовал избавиться от принцессы Клодилии.
Пятым будете. Флегматичная дородная дама, которая преподавала изысканную словесность и была пра-пра-правнучкой одного из великих менестрелей прошлого, сегодня говорила с чувством в голосе. Что-то надломило ее привычку монотонного безэмоционального речитатива, который сегодня считался самым модным стилем исполнения поэтических произведений.
Глоб огляделся. Здесь также были его коллеги: преподаватель древних языков, у которого уши были синими («Я не знал, что там была книга проклятий, и принцесса сносно читает на архиите» бормотал он), учительница вышивки, перебирающая комок сваленных ниток в форме куклы вуду, и учитель мифологии призрак, который мерцал как праздничная гирлянда верный признак крайнего раздражения у эктоплазмоидов.