Настала моя очередь готовить. Я сидела у открытой задней двери, ощипывая курицу и перешептываясь с мамой.
Он так ничего и не рассказал о себе. Она чистила морковку, которую вырвала в огороде рядом с домом резиновую и с пожухлыми листьями от нехватки Солнца.
Может, он не помнит. В это оправдание я сама верила с трудом. Может, он получил травму. На войне или еще где.
Энера поджала губы и кивнула, размышляя.
Мы обе замерли, заслышав шаги на крыше.
Что он делает? спросила мама, уставившись в потолок так, будто могла что-то сквозь него увидеть.
Я вспомнила о желобах.
Пойду гляну.
Она кивнула, но, когда я отложила почти ощипанную птицу, схватила меня за запястье и повернула руку к свече. На ладони виднелись следы угля.
Вечно она рисует, сказала мама со слабой улыбкой. Даже когда наступает конец света.
Вовсе не наступает, возразила я, отнимая руку. Но я и в самом деле рисовала. Заполняла страницу за страницей набросками Сайона, пытаясь запечатлеть его глаза, однако это оказалось так же сложно, как передать сияние Луны на том первом рисунке, который я сделала сразу после исчезновения Солнца. И то и другое слишком волнующе, чтобы образы можно было передать столь примитивными средствами.
Сайон сказал, что я стала лучше. После работы в соборе?
Каждый раз, пытаясь разузнать у него наше общее прошлое и натыкаясь на глухую стену, я ужасно раздражалась.
Увидев прислоненную к задней стене дома лестницу, я с трудом по ней взобралась. Досада подпитывала каждый шаг, на сгибе локтя резко раскачивалась лампа.
Я едва не позабыла о своем раздражении, когда увидела, что сделал Сайон. Он согнул и разрезал металлические желоба, образовав непонятный символ по крайней мере, непонятный с моего ракурса. В нем тлели мягкие красные угольки, и Сайон подбрасывал к его основанию дрова, чтобы добавить еще.
В голове теснилось множество вопросов, но один взял верх:
Откуда ты меня знаешь?
Он поднял голову. Казалось, его глаза светятся сами по себе. В тени стрекотали сверчки.
Его взгляд вернулся к странной конструкции.
Видел тебя в Элджероне, в соборе.
Я поднялась на крышу, стараясь не потерять равновесие.
Я бы тебя запомнила.
Да?
Я принялась нервно теребить свою косу.
Ну разумеется. Ты запоминаешься. Я отказывалась смущаться от этого слова.
Мгновение он не отвечал.
Сейчас я выгляжу иначе.
Я уставилась на него, пытаясь понять. Пытаясь представить его с короткими волосами или более худым. Возможно, чисто выбритым. Память отказывалась повиноваться, но если рассмотреть его при свете дня
Ты мне не доверяешь? спросила я.
Он замер, но не ответил. Я вздохнула.
Конечно, нет, ты меня почти не знаешь Или знаешь, а значит, у меня далеко не такая надежная память, как мне кажется.
Он покачал головой.
Дело не в доверии.
Тогда в чем же?
Он вновь не ответил, и мы оба знали почему: не мог. Однако Сайон производил впечатление человека мягкого. Что это за правда, настолько незначительная, что не задержалась в моей памяти, но при этом настолько невероятная, что он не мог о ней поведать?
Наконец с его губ сорвался слабый выдох.
Если ты откроешь мне свою душу, Айя, возможно, я отплачу тем же.
От его ответа я едва не задохнулась. Я ждала молчания или что он сменит тему, или даже извинится, но уж точно не подобного предложения такого, которое я не могла принять.
Солгать не получится: уже тогда я понимала, что он видит меня насквозь. Попробуй я скрыть правду, он поймет следовательно, я не могла пойти на такую сделку. Потому что не могла признаться ему, что скучаю по своей известности в городе, по своему творчеству и что никогда не буду счастлива на ферме, подковывая лошадей и собирая овес. Что я мечтала влюбиться в мужчину, чего со мной никогда по-настоящему не случалось. Что хотела иметь детей, поскольку мамин род прервется на мне. Что мне отчаянно хотелось значить что-то большее для другого человека. Быть для него всем миром, хотя бы на несколько лет, пока любовь не пройдет.
Я не могла признаться Сайону, что с войной в Рожане потеряла вкус к жизни и что нечто в нем начало возрождать этот вкус. Что-то, помимо его странной красоты и ярких глаз. Что-то, что касалось самой души.
Я молчала слишком долго: непринятое предложение превратилось в пепел и осыпалось у наших ног. Наконец он спросил, без всякой обиды:
Можешь поднести лампу? Пожалуйста!
Я постояла несколько мгновений, затем полезла к нему.
Только потому, что ты попросил вежливо, пробормотала я и высоко подняла лампу, освещая его работу.
Разве солдаты ходят по соборам?
А солдатам запрещено в них входить?
Я встретилась с ним взглядом.
Значит, ты не только надсмотрщик, но еще и солдат?
Он замер.
Меня называют по-разному.
Я обдумала его слова, осторожно поддевая верхний слой и заглядывая внутрь как яблоко, которое нужно очистить от кожуры.
Не запрещено, просто
Кажется, тогда ваша война еще не началась.
Я облизала губы.
«Ваша» война?
Интересно, он пытался мне намекнуть или просто не умел лгать? Или не совсем лгать, а скрывать правду.
Он разжег огонь. Я не видела, чтобы он пользовался огнивом, хотя и не следила за его руками.
Я подождала несколько мгновений.
Ты не солдат Рожана.
Он тоже помолчал, прежде чем признать:
Нет.
И не Белата.
Нет.
Я присела на черепицу, продолжая высоко держать лампу.
Но ты не скажешь мне, кому служишь.
На этот раз он встретился со мной взглядом.
Нет.
Вздохнув, я поставила лампу на черепицу.
А твои друзья? Для которых предназначен этот кошмар?
Я понятия не имела, как им полагается увидеть строение, на крыше-то.
Сайон покачал головой.
Я предпочту тебя пощадить.
Пощадить? Ведь ты говорил, что они не причинят мне вреда.
Они не причинят.
Значит, по-твоему, я недостаточно умна, чтобы понять правду? Я не хотела вновь поднимать тему доверия. Пока.
Он приостановился. Поймал мой взгляд.
Я бы не стал предполагать подобное.
Обхватив колени руками, я оглядела черноту вокруг. Луна вновь спряталась, отправившись обозревать другую сторону Матушки-Земли, однако по-прежнему ярко сияли звезды, не отягощенные никакими заботами.
Мы фермеры, пробормотала я.
Его пристальный взгляд на моем лице ощущался подобно лучу Солнца.
Мне страшно за урожай. Я вытащила из кармана часы и повернула циферблат к свету. Завела их. Уж не знаю, сколько он продержится.
Сайон кивнул.
Ее свет замедлит увядание.
Свет Луны?
Еще один кивок.
Я откинулась назад, опираясь на локти.
Интересно, куда подевался Солнце? И волнует ли Его вообще, что без Него мы можем умереть с голоду.
Сайон напрягся. Я вздохнула.
Мы обойдемся тем немногим, что у нас есть. Я ободряюще ему улыбнулась. Бабушка считает тебя негодяем. Возможно, мама тоже. Но вдруг ты ниспослан нам богом? Всего за два дня ты пополнил наши запасы настолько, насколько я не смогла бы и за два года.
Едва ли.
Я пожала плечами.
Тем не менее. Поискала взглядом созвездия. Ты переживаешь о своей семье?
Он промолчал, и я исправила вопрос:
У тебя есть семья?
Он убрал руки от желоба.
Зависит от того, что ты подразумеваешь под «семьей».
Мои брови сошлись на переносице.
Что я подразумеваю? А сколько значений у семьи?
Он взглянул на небо, будто звезды могли ответить за него. Затем его взгляд опустился, остановившись на тьме где-то за домом.
Ай? Его ровным голосом мое имя звучало так почтительно и так идеально.
А?
Ты сказала, что на ферме живете только ты, твоя мама и бабушка. Его яркие глаза скользнули ко мне. Ни братьев, ни других мужчин?
Я села прямее.
Нет. А что?
Он выдохнул.
В курятник только что вошел некий мужчина.
Что? Сердце ушло в пятки, я вскочила на ноги и посмотрела в сторону курятника, но в кромешной тьме ничегошеньки не разглядела. Должно быть, фонарь чужака спрятался за калиткой.
Выругавшись, я кинулась к лестнице, громко зовя Энеру и Кату.
Я ошиблась.
Разбойников привлекла наша ферма.
Сегодня я почувствовала на затылке свет Солнца, даже сквозь облака. Словно ко мне наклонился друг, чтобы поделиться тайной.
Глава 4
Энера! Ката! Воры! Я пинком распахнула кухонную дверь, но не вошла, а бросилась к сараю. Лампа раскачивалась так бешено, что ее свет едва ли помогал разглядеть путь. Я ворвалась в сарай: Лоза возмущенно била копытом об пол, в противоположную дверь выскользнула темная фигура. Я схватила вилы; в палец впилась заноза.
Однажды к нам забирались «воры», хотя, по-моему, они были лишь голодными странниками, слишком робкими, чтобы попросить еду. В этих краях воры промышляли реже, чем в столице, но их было труднее поймать. Ведь нельзя просто запереть дверь на всей ферме.
Назад! кинувшись вслед за темной фигурой, рявкнула я во все горло. Воры неспроста скрываются в темноте: обычно они трусы. Оставалось только надеяться, что этот не исключение. Я спущу с тебя шкуру и подвешу на стропилах!
Я выбежала обратно в холодную ночь, лампа раскачивалась так сильно, что масло грозилось затушить огонь. Позади, недалеко от дома, воздух прорезал режущий уши лязг железа о металлическую банку без сомнения, вклад бабушки.
Куры хлопали крыльями и пронзительно кричали. Я бросилась к курятнику, выставляя вилы перед собой. Пернатые в ужасе прыгали по земле, пытаясь взлететь. Из-за горизонта выглянула Луна, подсветив силуэт мужчины, запихивавшего сопротивляющуюся курицу в мешок.
Живо брось! взревела я. В то же время на тропинке мелькнул серебристый отблеск мама с лопатой.
Когда требовали обстоятельства, Энера превращалась в настоящую тигрицу.
Из курятника вылетела вторая фигура и промчалась мимо меня обратно к сараю, словно насмехаясь надо мной. Одно дело куры, но скот мы никак не могли потерять. С овцой под мышкой ворам будет не совсем удобно убегать от моих вил, а вот если они заберут Лозу
Нет, только не ее!
Я резко развернулась на пятках и побежала обратно тем же путем, каким пришла. Легкие разрывались. Между открытыми дверями сарая скользнула тень, и я бросилась вдогонку. И, конечно же, негодяй был у загона Лозы. Если он ее оседлает, мне его не поймать
Впрочем, можно ведь усложнить ему задачу! Я вновь вспомнила об овцах. Резко остановившись, взмахнула вилами и ударила по замку загона. Овцы создания пугливые, поэтому сразу же бросились врассыпную.
Сарай тут же заполонили пушистые, громко блеющие тела. Один барашек сбил злоумышленника с ног. Я протиснулась дальше, выставляя перед собой вилы, готовая снести негодяю голову с плеч.
Позабыв о лошади, одетый в черное человек развернулся и достал длинный нож.
Видимо, не все они трусы.
Он уклонился от моего удара и нанес собственный, широко замахнувшись; он бы меня сразил, если бы не старая овца, пробежавшая между нами. Вилы серьезное оружие, но намного менее поворотливое, чем нож. Я была вынуждена их отбросить, когда противник вновь нанес удар, иначе пришлось бы расстаться с пальцем. Лампа слетела с запястья и упала в солому на полу. Хрустнуло стекло. Если солома загорится
Разбойник продолжал молча надвигаться на меня. Вновь занес руку для удара
Чьи-то пальцы обхватили его за локоть. Несмотря на плохое освещение, я разглядела золотистую кожу Сайона. Он завел руку вора за спину, и меня захлестнуло облегчение. Однако нападавший явно был не обычным работягой: он ловко дал отпор, что говорило о его боевой подготовке. Возможно, он-то и был дезертиром
Мужчины принялись сражаться, нырнув в стойло Лозы. Я вскрикнула, когда увидела вонзившийся в плоть нож. Схватив вилы, побежала на подмогу
Нож разбойника упал на землю за мгновение до его тела темного и неподвижного.
Я встала как вкопанная, тяжело дыша. Сжала вилы. Уставилась на разбойника. Он явно был мертв. Свернутая шея? Слишком темно, чтобы определить точно.
С-спасибо, выдохнула я и едва заметила кивок Сайона. Вспомнив о маме, повернулась к двери.
Энера погнала второго к реке, тихо сказал он, касаясь носком ботинка неподвижного тела на земле. В его голосе звучало сожаление.
Значит, хотя бы один все же оказался трусом. Опустив вилы, я подняла лампу с пола к счастью, ничего не загорелось. Сайон отошел от загона, прижимая ладонь к груди под ключицей.
Я ахнула.
Ты ранен!
Мне не показалось: его пырнули ножом.
Ничего страшного.
Ничего?! Я мгновенно преодолела разделяющее нас расстояние. Ножевое ранение! Нужно почистить
Он остановил меня свободной рукой.
Все в порядке.
Следует признать, что он в самом деле не выглядел серьезно раненным, но мужчины могут быть ужасными упрямцами.
Если в порядке, то дай взглянуть.
Сайон развернулся, чтобы уйти. Я преградила ему путь. Он был на голову меня выше и намного сильнее, но крупные мужчины никогда меня не пугали, и я не собиралась это менять.
Он вздохнул.
Айя, прошу. Позволь мне уйти.
Нет. Я схватила его за руку, закрывающую рану, и попыталась ее убрать, но она не сдвинулась с места. Дай посмотреть!
Он покачал головой.
Стиснув зубы, я ущипнула его за ногу. Он вздрогнул: от неожиданности или же от боли, тем не менее мне этого хватило, чтобы убрать его руку и пролить немного света на
На
Я чуть не уронила лампу повторно. Хотя если бы и уронила, ничего страшного, потому что Сайон Сайон истекал светом.
Боги!.. выдохнула я и медленно опустила лампу на землю. Нож проткнул рубашку и вошел в верхнюю часть грудной клетки, оставив рану в два дюйма шириной. Она выглядела неглубокой. Впрочем, непонятно, как следовало ее оценивать
Из раны вместо крови сочился свет!
Даже Сайона, казалось, удивила сия особенность, судя по тому, как он рассматривал жидкий свет на пальцах. Словно никогда не видел собственной крови. Да кровь ли то была вообще?
Зачарованная, я протянула руку. Замерла. Он не шелохнулся. Осторожно, благоговейно я коснулась края раны. Свет мягко упал на кончики пальцев.
Язык наполовину онемел, но мне удалось прошептать:
Тебе больно?
Сайон покачал головой. Я едва уловила движение краем глаза, не в силах отвести взгляда от света.
Убрав руку, я пощупала «кровь» она светилась сама по себе, как раскаленное добела железо, только слишком тонкое. И не обжигающее. Она медленно испарилась с пальцев, словно угасающий день.
Голова распухла, отяжелела на тысячу фунтов, тем не менее я вновь сосредоточилась на лице Сайона.
Кто кто ты такой?
Он не ответил. И глаз не отвел. Его пристальный взгляд впивался в мой. Возможно, только он и удерживал меня на твердой земле.
Прошло несколько мгновений. Наконец я постаралась собраться. У каких существ такая странная кровь? Может, он божок? Но божки не настолько человечны. И он так долго болел Небесным существам не страшны недуги смертных.
Тем не менее иного объяснения не находилось.
Я тяжело сглотнула.
Пожалуй, не стоит рассказывать остальным об этом тоже.
Сайон поднял лампу. Затем взял мои холодные пальцы своими горячими и положил на ручку. Я пыталась стряхнуть с себя потрясение, но выходило с трудом. По крайней мере, мне хватило предусмотрительности снять шарф с головы и накинуть на плечо Сайона, скрыв невероятную рану.
Я обработаю, выдавила я. Порез есть порез Может попасть зараза Подожди меня в доме. Я схожу за мамой.
Он лишь кивнул. Упрямый взгляд не желал оставлять его, будто пришитый нитками. Тем не менее я силой воли заставила непокорное тело двигаться: схватила вилы и побежала к реке.
Энера! Я вглядывалась в тени в поисках мамы или других притаившихся разбойников. На увядающих полях легко спрятаться. Энера!
«Его кровь сияет, подобно солнечному свету».