Ж: За час до полуночи.
Жулиана не пропускает ни единого слова. Даже того, что говорит сама. И я замечаю еще кое-что: даже если Симон не врач, он знает довольно много врачебных методов и терминов. Возможно, весьма начитан, хотя в комнате нет ни единой книги.
С: Спасибо, Жулиана. Что произошло потом?
У: Она так и не пришла в пивную, поэтому я решил пойти домой.
Дурное предчувствие разматывается у меня в животе, как лента с катушки. Самый короткий путь от той пивной проходит через площадь святилища.
С: Ты видел или слышал что-то по пути домой?
У: Ну Скорее всего, дело в сконии.
С: Судить об этом позволь мне. Что ты видел?
У: Селенаэ. Мужчина стоял в тени. И смотрел на крышу святилища.
Записи Жулианы передают прерывистость речи Удэна и, возможно, страх, а моя тревога только усиливается.
С: Что он делал?
У: Он Он словно разговаривал с одной из статуй демонов на крыше. И, как только закончил, демон улетел.
Галлюцинации от сконии часто начинаются с того, что человек действительно видит или слышит, а затем превращаются во что-то нереальное. Если Удэн действительно видел селенаэ, то, значит, за мной наблюдали и следили, еще когда я находилась у святилища.
Не сомневаюсь, Удэн и правда видел, как я стояла рядом с Пьером. А как только отошла от горгульи, его одурманенный разум истолковал это как взлет статуи Лента беспокойства в моем животе вспыхнула на одном конце, и огонь быстро расползся по ее изгибам. Я догадывалась, что прочту дальше.
Следующий вопрос задал Ламберт, о присутствии которого я даже не догадывалась.
Л: Селенаэ что-то говорил?
У: Он сказал: «Иди домой, маленькая кошечка. Не стоит гулять этой ночью».
Глава 8
Я роняю листы и закрываю рот обеими руками, чтобы сдержать крик, который так и рвется из легких.
Невероятно. По-другому и не скажешь.
Ведь на крыше святилища я услышала именно эти слова. И голос селенаэ. Вот только он говорил со мной и позже. Но и первый, и второй разы с трудом поддаются пониманию.
Невероятно.
Симон подходит ко мне, опускает руку на плечо. Не ожидала такого знакомого жеста от незнакомца, но я благодарна ему за успокоение, которое он дарит.
Жулиана, говорит он, не могла бы ты принести немного успокаивающего чая?
Сию минуту.
Она уходит, но я едва замечаю это.
Пока я молчу, Симон осмеливается заговорить снова.
Мне очень жаль, мисс Катрин. Не ожидал, что это так напугает вас.
Он считает, будто я испугалась, что за мной наблюдали. И я не стану разубеждать его.
Вы могли бы описать селенаэ, которого увидели в толпе, или узнать его? наклоняясь вперед и демонстрируя озабоченность, спрашивает Ламберт.
Да, могла бы. Не думаю, что найдется много людей с такими же шрамами, как у него. Но я сомневаюсь, что у него были злые намерения. На самом деле он пытался защитить меня. Иначе зачем бы просил да еще дважды вернуться домой?
«Не стоит гулять этой ночью».
Я не уверена, что узнала бы его, заикаясь, говорю я. Было очень темно. А я так расстроилась, обнаружив тело.
Передо мной появляется чашка чая. Исходящий от нее пар наполнен резким запахом корня валерианы и других трав, которые мне не удается распознать.
Вкус лучше, чем запах, добродушно обнадеживает Жулиана.
Чай обжигает язык, но вкус у него определенно цветочный. Я делаю несколько медленных глотков, давая теплу окутать меня. С каждым вдохом кажется, будто тело становится легче, будто вскоре я воспарю в воздух. А голова вот-вот коснется стропил.
Как вы сейчас себя чувствуете, мисс Катрин? спрашивает Симон.
Лучше.
Я улыбаюсь и вновь подношу чашку к губам, но венатре так быстро выхватывает ее, что расплескивает горячий чай себе на пальцы и мне на колени. А затем подносит напиток к носу и принюхивается.
Всю ночь настаивался? метнув взгляд на Жулиану, спрашивает он.
Та нервно переплетает тонкие пальцы, и меня поражает, насколько хорошо видны костяшки.
Я налила из горшочка, говорит она. Слишком крепкий?
Симон переводит взгляд на меня.
Без сомнений. Я никогда не видел настолько быстрой реакции.
С ней все будет в порядке? Ламберт вглядывается в мое лицо.
Когда он моргает, короткие пушистые ресницы взметают мелкие пылинки, которые тут же принимаются танцевать в солнечном свете, льющемся из окна.
Я в порядке, встреваю я.
Мне даже с трудом удается вспомнить, что меня так взволновало.
Симон хмурится и отставляет чашку в сторону.
Она выпила не больше четверти, так что вряд ли стоит волноваться. Он перекидывает ногу через скамейку и садится поперек нее. Но сомневаюсь, что она сможет долго отвечать на вопросы.
Я хмурюсь от раздражения, пробивающегося сквозь туман спокойствия.
Пожалуйста, перестаньте говорить так, будто меня здесь нет.
Прошу меня простить, мисс Катрин, извиняется Симон.
Кэт, хрипло поправляю я.
Язык кажется таким же тяжелым, как камни святилища.
Светлые брови сходятся над переносицей.
Что?
Все зовут меня Кэт. Приходится собирать все силы для каждого слова. Когда я слышу «мисс Катрин», мне кажется, что вы говорите с кем-то другим.
Уголок рта Симона слегка приподнимается в улыбке.
Хорошо, Кэт. Может, ты видела или слышала что-то еще прошлой ночью?
Я слышала отчаяние Перреты и слова селенаэ. А еще видела кровь на стене святилища, в точности такую же, как пятна в переулке. Или оттуда была видна стена переулка? Я трясу головой, чтобы избавиться от этих мыслей.
Я видела, что сотворили с Перретой, скрываю я правду за размытой формулировкой.
С Перретой. Симон выпрямляется, осознав, как легко ее имя выскользнуло из моих уст. Ты знала ее раньше?
Ответ вырывается прежде, чем я успеваю себя остановить:
Она иногда приходила к магистру Томасу.
Ох, не следовало мне этого говорить.
Не за тем, о чем вы подумали, спешу добавить я.
Что они добавили в чай? Я прикрываю глаза рукой.
Сосредоточься. Мне нужно объяснить свое признание, не раскрывая того, что может вызвать подозрение.
Ее отец работал на архитектора много лет назад, но погиб. Истина самый легкий путь, поэтому я вступаю на него, выбирая слова так же осторожно, как срезаю розы с колючих кустов. Магистр Томас хотел убедиться, что она ни в чем не нуждается, но он уже давно не давал ей денег. Слезы, навернувшиеся на глаза, настоящие. Ее смерть так поразила его.
Симон понимающе кивает.
Могу себе представить. Он вздыхает и поворачивается к Ламберту. Кузен, думаю, мисс Кэт пора домой. Можешь проводить ее?
Конечно.
Я слышу, как Ламберт встает со стула, но все звуки доносятся будто со дна колодца.
Я вернусь через несколько минут, говорит он Симону, помогая мне подняться на ноги.
Не торопись, Симон зевает. Я вряд ли буду сегодня делать что-то еще, очень устал. Ты, наверное, тоже.
Ламберт выводит меня из комнаты и помогает спуститься по лестнице, держа за предплечье затянутой в перчатку рукой. Так мне удается преодолеть два пролета и выйти через парадную дверь, хотя кажется, что мои ноги совершенно не касаются земли. Ощущение, что я парю над Ламбертом, не покидает меня, даже когда мы оказываемся на улице. Но теперь его спокойствие становится моим якорем. Когда впереди показывается святилище, на моем лице расплывается улыбка.
Красиво, не правда ли? спрашиваю я.
Если вам нравятся подобные сооружения, отвечает он.
Нравятся, признаю я. А знаете, почему за пять лет на стройке не произошло ни одного несчастного случая? А?
И почему же? в его голосе слышится веселье.
Потому что есть я, торжественно говорю я. Я ползаю по лесам, выискиваю, где что может сломаться. Для того и наняли.
А где вы работали до этого?
В аббатстве Солис.
Ламберт кивает:
Ах да, Жулиана говорила, что вспомнила вас.
Он ведет меня по тому же пути, по которому я пришла, наверное, потому, что идти переулками с тяжело опирающейся на твою руку девушкой не очень прилично.
Но мое внимание полностью сосредоточено на святилище, несмотря на яркий солнечный свет, отражающийся от его стен и окон. Оно великолепно. Я никогда не понимала, почему мать Агнес выступала против моей работы, ведь все мои труды во славу Солнца.
Настоятельница расстроилась, когда я ушла, озвучиваю свои мысли, заполняя повисшее молчание. Раньше мы пили с ней чай раз в неделю, но уже давно не встречались. Я скучаю по ней.
Признание даже для меня становится неожиданностью.
Ведь, на мой взгляд, мать Агнес и виновата в этом.
Кто-то машет нам рукой, говорит Ламберт.
Мы выходим на открытую площадь, и я вижу, что к нам бежит Реми с хмурым выражением на лице.
Это ученик магистра Томаса, радостно заявляю я.
Уже нет. Уже подмастерье, помнишь? Не дожидаясь ответа, он спрашивает: Что случилось, Кэт?
Ничего. Ничего такого. Ничегошеньки. Я начинаю хихикать, хотя и сама не понимаю, почему эти слова такие смешные.
Она пьяна? Реми тянет меня к себе, и я натыкаюсь на него.
Нет, нет. Ламберт качает головой. Она выпила немного чая, который должен был ее немного успокоить. Вопросы, которые мы задавали о прошлой ночи, оказались не очень приятными.
И что, во имя Солнечного света, вы добавили в этот чай? восклицает Реми. Сконию?
Не злись, прошу я, прислоняя голову к его плечу. От него пахнет каменной пылью и потом. Запахом тяжелой работы. Чай мне дал Симон.
Он еще ответит за это. Реми хватает меня под руку. Я отведу ее домой.
Ламберт смотрит нам вслед и я посылаю ему воздушный поцелуй на прощание, хотя внутри от этого что-то съеживается.
Глава 9
Я сплю до следующего утра, и за это время Реми успевает рассказать магистру Томасу о моем возвращении.
Чай не должен был на меня так подействовать, пытаюсь объяснить я.
Почему-то мне хочется оправдаться за произошедшее, хотя, узнай архитектор, что в ту ночь за мной наблюдали, никогда больше не выпустил бы меня на улицу одну.
Как только они поняли, как на меня действует чай, тут же отобрали чашку. Я сделала всего несколько глотков.
Реми протыкает свою сосиску ножом.
Не хотелось бы мне повстречать того, кто выпил все, бормочет он. Ты едва могла связать пару слов.
Потому что хотела спать, огрызаюсь я. Так что сразу же туда и пошла.
Знаю, котенок. Я сам отвел тебя. Реми закатывает глаза, но затем косится на архитектора. Вернее, проводил до дверей комнаты.
Он никогда не пытался нарушить правило «Не заходить в спальню Кэт».
В ответ на ненавистное «котенок» я скрючиваю пальцы, словно когти, и шиплю на него.
Хватит, обрывает меня магистр Томас. Что ты сказала венатре, Катрин?
Рассказала, как услышала крик, увидела бегущего мужчину и пошла посмотреть, не нужна ли кому-то помощь, но нашла тело. Больше ничего, магистр.
И не говорила, что Перрета приходила сюда? спрашивает архитектор.
От этого вопроса зеленые глаза Реми чуть не лезут на лоб.
Ну, если придираться к словам, именно этого я не делала.
Нет, но я призналась, что мы знали ее, что вы иногда давали ей денег. И что уже давно их не давали.
Магистр слегка выпячивает губы явный признак того, что он недоволен. Реми проглатывает кусок еды и выпаливает:
Перрета приходила сюда?
Да, требовала денег, но, услышав отказ, закатила истерику и ушла, говорит архитектор. На этом все.
Закатила истерику? Реми указывает большим пальцем на дверь мастерской. Это она?
Магистр устало кивает.
И молоток она стащила?
Он вздыхает.
Да, после того как воспользовалась им.
Я удивленно пялюсь на них: и не подозревала, что молоток пропал. Если она взяла его с собой, то мотивом для убийства могло стать ограбление. Вот только на инструменте выгравировано имя архитектора, так что его, скорее всего, переплавят для золочения.
Магистр переводит взгляд на меня, и я вижу в его серых глазах невероятную печаль.
Венатре кого-нибудь подозревает?
Я киваю.
Удэн сказал, что видел в ту ночь на площади святилища селенаэ. Думаю, венатре станет искать тех, кто еще его видел.
Магистр Томас с отвращением бросает двузубую вилку на тарелку.
Ну что за идиот! Это явно приведет к еще одному убийству!
Реми фыркает:
Это же селенаэ.
И каковы же дети Ночи? интересуется архитектор.
Поклоняются Луне, бормочет Реми, глядя на остатки сосиски. Маги и еретики.
Магистр Томас подается вперед.
Что за невежество, Ремон. Они поклоняются Луне не больше, чем мы Солнцу.
Мало кто утруждается разобраться в теологии, но мать Агнес объясняла нам, что Благословенное Солнце божественный дар. Мы чтим и восхваляем его в храмах, строя которые стараемся отразить его красоту и выразить нашу благодарность, но оно не бог. И я даже не представляю, как селенаэ могут испытывать что-то подобное по отношению к Луне. Ее свет недостаточно силен и постоянен, чтобы помочь хоть чему-то вырасти.
Даже лунные цветы, которые оплетают стены квартала селенаэ, нуждаются в солнце. Но и они, и мы согласны в одном за Небесами скрывается нечто большее.
Если ты не понимаешь нашей религии, продолжает архитектор, вряд ли сможешь спроектировать и построить что-то подобное нашему святилищу.
Обойдусь без ваших лекций! Реми вскакивает на ноги. Я не ребенок!
Так не веди себя как ребенок, приподняв брови, отвечает магистр.
Реми вылетает из кухни, не сказав больше ни слова. Спустя несколько секунд до нас доносится громкий топот с лестницы: он поднимается в свою комнату на третьем этаже.
Я с удивлением на лице поворачиваюсь к архитектору:
Что это с ним?
Магистр Томас устало потирает лицо, но тут же отводит руку и морщится из-за порезов на пальцах.
Не уверен, что смогу доверить ему расширение трансепта через два года.
Почему? Он же закончил учебу.
Да, но ему предстоит еще многому научиться. Даже я стал мастером только после того, как мне исполнилось двадцать пять.
Интересно, как воспримет Реми, что после восьми лет учебы и подготовки ему придется ждать еще пять?
А каким вы были в его годы? спрашиваю я.
На лице архитектора появляется улыбка, хоть и немного натянутая.
Высокомерным. Самоуверенным и переполненным грандиозными планами. Неспособным ценить тех, кто меня окружает.
Что ж, значит, Реми действует точно по плану.
В этот раз магистр Томас усмехается, а затем встает и убирает выбившуюся прядь мне за ухо.
Сделай мне одолжение, направь все силы на восстановление модели.
Это займет несколько недель
Потому что я потрачу не меньше пары дней, чтобы просто разобрать все осколки.
Архитектор склоняется ниже, чтобы заглянуть мне в глаза.
И поменьше общайся с венатре. Дело не только в валериановом чае. Не сболтнуть бы что-то лишнее, говорит он. Ты рассказала все, что знала. Большего ему знать не следует.
Я киваю, но не потому, что согласна, а чтобы показать: я услышала. И магистр уходит.
* * *
К тому моменту, как Реми появляется в мастерской, чтобы пройти в святилище, я успеваю собрать почти все куски, которые больше ни на что не годятся, в ведро, и разделить оставшиеся каменные блоки на несколько куч в зависимости от размера. Основание модели пока не трогаю. Прежде чем начать что-то строить, надо отремонтировать подставку.
Окно, ведущее на улицу, открыто, чтобы проникало больше воздуха и света, поэтому все утро в него заглядывают люди. Я не обращаю на них внимания. Но ближе к полудню, когда я соскабливаю раствор с блоков, расположившись в центре комнаты, свет опять заслоняет какая-то фигура. И что-то подталкивает меня поднять глаза.
Это Симон из Мезануса.
Как вы себя сегодня чувствуете, мисс Катрин? осторожно спрашивает он.
Довольно неплохо, сэр. Но я проспала больше двенадцати часов.
На его лице застыло такое выражение, какое бывает у детей, которые ждут, что их отругают. Мне приходится опустить голову, чтобы скрыть улыбку.