Я не ожидал, что чай окажется таким крепким, прочистив горло, говорит он. Простите.
Извинения приняты. Я поднимаю глаза. Но, насколько мне помнится, я просила называть меня Кэт. Как все называют.
Кроме матушки Агнес. И Реми.
На самом деле я пришел сюда именно поэтому, говорит Симон. Я могу войти?
Я киваю на двери не только потому, что нельзя отказывать венатре, но и из любопытства.
Не заперто.
Толкнув дверь, Симон заходит внутрь и внимательно осматривает погром.
Что произошло?
Здесь была модель святилища. Я встаю и смахиваю пыль с рук. Ножки стола с одной стороны подогнулись и, ну
Я пожимаю плечами. Еще одна полуправда. Перрета выбила одну ножку и сломала вторую.
Симон рассматривает крошечные осколки цветного стекла, которые разложил архитектор.
Наверное, она выглядела великолепно.
Я указываю на год, выбитый на основании модели.
Такая же старая, как святилище. И мы обозначали на ней каждое изменение.
Симон поднимает связку веток и камыша из кучи.
Даже строительные леса?
Даже их. Это очень удобно, если требуется что-то уточнить. Я дожидаюсь, пока он положит ветки обратно. Так зачем вы пришли?
Сцепив руки за спиной, венатре обходит сломанный стол.
Вчера, когда ты ушла, что-то еще долго не давало мне покоя. Но я так устал, что не стал разбираться. Хорошенько выспался, пересмотрел записи Жулианы и, наконец, понял. Симон доходит до дальнего конца комнаты и поворачивается ко мне. Тебя зовут Кэт.
И? Я вытираю вспотевшие ладони о рабочий фартук.
«Иди домой, маленькая кошечка[2]», цитирует Симон. Селенаэ разговаривал с тобой. Не дождавшись от меня ответа, он делает пару шагов в мою сторону. И ты это поняла. Вот что тебя так взволновало.
У Симона угловатые черты лица, разве что нос округлый и вздернутый. Это придает венатре мальчишеский вид, каким бы серьезным он ни старался казаться.
Разве это имеет значение? спрашиваю я, а затем решаюсь на первую ложь: Я его не слышала.
Но это означает, что селенаэ наблюдал и, скорее всего, следил за тобой. А это очень интересно.
Мне снова становится не по себе. Я все еще считаю, что тот человек не сделал ничего плохого, да и магистру Томасу не понравилось, что венатре хочет отыскать его.
Извините, но я не смогла толком его разглядеть.
Симон вздыхает, словно догадывается, что я что-то скрываю.
Но ты начнешь проверять, не следит ли за тобой кто-нибудь? И как-то обезопасишь себя?
Я киваю, прежде чем он начнет перечислять, как именно мне это сделать.
Конечно.
Хорошо. Симон прочищает горло. Но мне бы еще хотелось обсудить то, что ты видела и слышала.
Я опускаю взгляд на груду камушков у левой ноги.
Я уже все рассказала леди Жулиане.
Знаю, говорит венатре. Но есть несколько нестыковок.
Я с тревогой смотрю на него, но он тут же вскидывает руку в успокаивающем жесте.
Я хотел сказать, что есть моменты, которые мне не совсем понятны, и, думаю, ты сможешь мне их объяснить. Вот и все. Я ни в чем тебя не подозреваю.
И поменьше общайся с венатре. Не сболтнуть бы что-то лишнее.
Я прикусываю нижнюю губу.
Что от меня требуется?
Не встретив явного сопротивления, Симон слегка расслабляется.
Я бы хотел, чтобы ты помогла мне расспросить людей, живущих по соседству. Он замолкает на мгновение. Ты не чужая в Коллисе. И люди станут охотнее разговаривать с тобой. Поэтому я хочу, чтобы ты помогла мне получше понять, что же ты увидела прошлой ночью.
Краем глаза я замечаю в дверях кухни госпожу Лафонтен. Судя по ее нахмуренному лбу, она слышала весь разговор.
Мне хочется помочь Симону, хоть это и рискованно. Кажется, он искренне заботится и о Перрете, и о том, чтобы отыскать виновного.
Магистр Томас не убивал ее, так что правда не сможет причинить ему вреда. И если я буду знать, о чем думает венатре, то смогу отвлечь его внимание от архитектора.
Я согласна.
Глава 10
Где сегодня Ламберт и леди Жулиана? спрашиваю я у Симона, когда мы огибаем площадь святилища. Разве они не помогают вам?
Они по уши в делах из-за подготовки к свадьбе. Ламберт недавно обручился с леди Женевьевой ДЭкре. Симон проводит рукой по светлым кудрям, а затем засовывает большой палец в карман туники. Планируется грандиозный праздник.
Вот почему во время экскурсии по святилищу граф так беспокоился, успеют ли закончить сводчатый потолок в дополнительном крыле.
А какая роль отведена вам?
Самая простая. Оденусь понаряднее и буду стоять там, где мне укажут.
На лице Симона появляется неуверенная улыбка, словно он давно не улыбался и сомневается, правильно ли это делает.
Однако он все еще венатре, и лучше перевести разговор на него.
Как вы связаны с Монкюирами? спрашиваю я.
Тетка по матери вышла замуж за младшего брата графа. От этого заявления Симон слегка горбится, а затем пинает камушек размером с маленькую сливу, который улетает в тележку со сладостями, стоящую неподалеку. Да, нас нельзя назвать близкими родственниками. Но они единственная семья, которая у меня осталась. На его лице вновь появляется неловкая улыбка, словно он так и не вспомнил, как улыбаются. Я приехал в Коллис прошлой зимой, надеясь, что здесь мне помогут стать учеником мастера или найти работу, но Симон сжимает губы. У них возникли другие идеи.
Значит, он не врач. Я украдкой смотрю на руки Симона, выискивая любые намеки на то, чем он занимался прежде, но его ладони совершенно гладкие, а на пальцах нет ни единой мозоли.
И у какого мастера вы бы хотели учиться?
Он пожимает плечами, вернее, одним плечом.
У любого, кто бы взял. У меня ни опыта, ни умений.
Его слова настолько шокируют меня, что я таращусь на него.
Не слишком ли вы староваты, чтобы начинать с нуля?
Староват? Симон приподнимает бровь. Да, большинство поступает в ученики до восемнадцати, но я бы не сказал, что староват.
Восемнадцать? Я перевожу взгляд вперед, чтобы скрыть румянец, который разливается по щекам. Мне казалось, что вы ровесник Жулианы.
Мне уже девятнадцать, отвечает он. Но, учитывая выпавшую мне роль Надеюсь, остальные будут думать так же, как ты.
Путь молитвы уже виден впереди, но надо еще пересечь половину площади. Симон прочищает горло:
А твоя семья?
В груди образуется пустота.
Вы о какой? В которой я родилась, которая меня вырастила или частью которой я стала?
О, вижу, у нас есть кое-что общее, с усмешкой говорит Симон. Я буду рад узнать о любой из них.
От его сочувствия что-то рвется в груди.
Меня оставили сестрам Света, когда мне была едва ли пара дней от роду. Настоятельница считает своей задачей обучить любую девочку, которая попадется, поэтому я получила образование, но в двенадцать лет ушла из аббатства и начала работать у архитектора.
Чтобы лазить по строительным лесам
Я сама рассказала это Жулиане и Ламберту, так что откуда знает Симон не вопрос. Но я все же киваю, и продолжаю:
Сначала я делала только это, но теперь помогаю ему и с другими обязанностями.
Лишь когда мы доходим до трансепта, Симон решает продолжить разговор. Ему приходится повысить голос, чтобы перекричать шум стройки.
И поэтому он стал твоей семьей.
Да, он и экономка. И Реми.
Что за Реми?
Ученик магистра Томаса. Вернее, уже подмастерье. Он несколько дней назад сдал экзамены в Лютеции у другого мастера, объясняю я. А еще он сын экономки. Госпожа Лафонтен осталась без дома после смерти мужа, поэтому с радостью согласилась работать и жить у архитектора.
А, понимающе протягивает Симон. Так вот что это за женщина. Она стала тебе матерью?
Я пожимаю плечами:
Мы ладим.
Госпожа Лафонтен заботится о том, чтобы я хорошо ела и выглядела прилично. А вот с матушкой Агнес мы постоянно ссорились, хотя в каком-то смысле ее злость показывала, что она переживает обо мне.
Поэтому ее ложь кажется более ужасной.
Добравшись до конца площади, мы сворачиваем на Путь молитвы. Шум тут же стихает, но Симон не спешит продолжить беседу. Я рада: никак не ожидала, что он спросит о моих родителях. Много лет назад настоятельница сказала, что даже не представляет, кто они. И это оказалось ее первой ложью.
Лишь через минуту я понимаю, что Симон тоже не говорит о матери или об отце.
Впереди уже показался стражник, сидящий на бочке у входа в переулок и ковыряющий ногти ножичком. Когда неподалеку останавливается прохожий, чтобы заглянуть в переулок, блюститель порядка поднимает голову и велит ему двигаться дальше. Вот тебе и наблюдение за любопытными Когда мы приближаемся, стражник с вызывающим выражением на лице поворачивается к Симону.
Сомневаюсь, что он понимает, кто вы, бормочу я.
Выпрямив спину, Симон подходит к мужчине.
Я венатре, назначенный градоначальником. Слово «венатре» легко слетает с губ Симона, но, скорее всего, дело в том, что он увидел в этом какую-то пользу. Заметили ли вы что-то, о чем бы хотели сообщить?
Мужчина вскакивает на ноги и прижимает алебарду к боку.
Нет, сэр! почтительно отвечает он. Никто не пытался пройти мимо меня или других стражей.
То, с какой готовностью он признает авторитет Симона, скорее всего, объясняется полученным описанием. Ведь его левый глаз довольно заметный признак.
Симон раздраженно вздыхает:
Конечно нет, я даже не сомневался в этом. Мне нужно кое-что выяснить, поэтому на ближайший час вы свободны.
Спасибо, сэр.
Стражник спешит прочь, стараясь использовать внезапно возникший перерыв насколько можно.
Так с чего мы начнем, венатре? интересуюсь я.
Симон хмурится:
Давай начнем с того, что ты больше никогда не станешь называть меня так.
Я знала, что он чувствует себя неловко, когда его так называют, но сейчас поняла, что ему это ненавистно.
Простите, мистер Симон.
Симон. Просто Симон. Он качает головой. Белый Свет, мы ведь ровесники.
Я на два года моложе, поправляю его я.
Он моргает.
Ты серьезно? Он внезапно краснеет и отводит взгляд. Не такая уж и большая разница. И я буду звать тебя Кэт, только если ты будешь звать меня Симоном, договорились?
Договорились. Так с чего мы начнем, Симон?
Он осматривается по сторонам:
С женщины, которую ты увидела после того, как обнаружила тело. Где ты была?
Я подхожу к бочонку:
Вот здесь.
Симон встает рядом со мной и смотрит на улицу.
Из какого окна выглянула женщина?
Из этого. Я указываю на шестой по счету дом от нас. Тот, на котором починили, но еще не покрасили раму.
Нахмурившись, он косится на окно.
Ты рассмотрела это ночью?
Кончики пальцев начинает покалывать от беспокойства.
Луна светила очень ярко.
Хорошо. Начинаем.
Я следую за Симоном к двери под окном. Открывшая нам на стук женщина прижимает к плечу младенца. Похожа на ту, что я видела в ночь убийства Перреты.
Добрый день, мадам, начинает Симон. Брови хозяйки поднимаются почти до пропитанной потом шапочки на голове. Я расследую убийство, произошедшее две ночи назад. И мне необходимо знать: вы что-нибудь видели или слышали?
Я ничего не слышала, пока все не начали выходить на улицы, отвечает женщина и отступает, чтобы закрыть двери.
Подождите! выпаливаю я. А как же женщина с ребенком на втором этаже? Не обращая внимания на озадаченный взгляд Симона, я продолжаю: Одна из ваших соседок сказала она накричала на кого-то за то, что разбудили ее ребенка.
Подождите, фыркнув, заявляет женщина и закрывает дверь.
Симон хмурится:
Ты видела не ее? Увидев ребенка, я предположил, что это она.
Я разглядываю деревянную дверь, чтобы не смотреть ему в глаза.
У той были голубые глаза.
Ты увидела это с такого расстояния? Симон бросает взгляд в сторону переулка. Если бы стражник не ушел, сомневаюсь, что мне бы удалось отсюда рассмотреть цвет его глаз, хотя сейчас совсем светло.
К счастью, в этот момент дверь открывается вновь. На порог выходит женщина, очень похожая на первую и примерно того же возраста. Скорее всего, они сестры.
Чего вы хотите? спрашивает она.
Только услышать пару ответов, дружелюбно говорит Симон. Просто нам сказали, что вы видели кого-то на улице в ночь
Убийства? заканчивает она.
Симон кивает.
Да, видела. Я высунулась из окна, она указывает наверх, а затем в сторону переулка, и увидела, как парень гадит вон там.
Как долго вы не спали к тому времени? спрашивает он.
Я вообще не смыкала глаз из-за дочки. И только наконец усыпила ее, как этот идиот заорал и разбудил. Она пожимает плечами. Чуть позже я подумала, что он, скорее всего, наткнулся на ту девушку, но зачем это вам? Я больше ничего не видела.
От этих слов тошнота скручивает желудок, но Симон не сдается.
А до этого? Вы что-то слышали?
Нет. Женщина начинает закрывать дверь.
Подождите! Я протягиваю руку, чтобы остановить ее. Неужели вы не слышали, как кричала женщина? Прошу вас, мы просто пытаемся выяснить, в какое время ее убили.
Нет. Она смотрит на меня, слегка сузив глаза. Ночью было тихо. Тише, чем обычно, даже несмотря на грозу.
Неужели крик Перреты слышала только я?
Может, ребенок громко плакал?
Качая головой, женщина отступает назад.
Нет, большую часть вечера она провисела на груди. Это единственное, что помогает ей уснуть. Просто той ночью она засыпала дольше, чем обычно.
Я вновь толкаю дверь, не давая ее закрыть:
Прошу
Кэт, негромко окликает Симон. Она ничего не слышала.
И дверь захлопывается у меня перед носом.
Глава 11
Не понимаю, шепчу я.
Симон внимательно смотрит на меня:
Ты о том, почему ее слышала только ты?
Оцепенело кивнув, я отхожу от двери.
Этому можно найти несколько объяснений, говорит он. Во-первых, женщина может лгать. Она призналась, что кричала на тебя, только после того, как мы заявили, что ее слышали другие.
Я качаю головой:
Но почему? Разве ей не хочется, чтобы преступление раскрыли?
Симон жестом приглашает меня вернуться к переулку.
Она сомневается, что мы его раскроем. Поэтому считает, что чем меньше ее трогают, тем лучше. Особенно учитывая то, что в этом замешан сын градоначальника.
Интересно, считает ли Симон расследование столь же безнадежным? Мы обходим остальные дома, но никто не признается, что слышал хоть что-то до того, как я закричала, а женщина обругала меня. Подобные склоки обычное дело в этом районе, поэтому никто не удосужился поинтересоваться, в чем же дело, пока не появились стражники.
Почему никто ничего не слышал? спрашиваю я Симона, когда мы приближаемся к последнему дому в пределах видимости переулка. Ты сказал, что объяснений несколько
Возможно, акустика здесь такова, что стены не дают распространиться звуку на улицы, и он поднимается вверх. Симон замолкает на мгновение. Ты понимаешь, о чем я?
Конечно, отвечаю я, ощущая снисходительное отношение. Акустика играет важную роль при проектировании святилища.
Я не смогла бы сделать подробные расчеты, но зато понимаю суть. Именно углы и изгибы стен отвечают за то, чтобы голос священников у алтаря разносился по всему зданию. Здесь я отметила тот же эффект, когда подслушивала разговор с Жулианой с крыши, но не рассказываю об этом. Кстати, раз Симон знает об акустике и понимает язык врачей, образован он не хуже Реми, а то и лучше.
Поняв, что последнюю дверь нам так никто и не откроет, мы возвращаемся в переулок.
Давай начнем с самого начала, говорит Симон. Что ты увидела, когда заглянула сюда той ночью?
И тут мой взгляд натыкается на пару серебристых глаз, подведенных тушью, на другой стороне улицы. Я замираю но они исчезают прежде, чем мне удается осознать увиденное.
Катрин.
Лицо Симона так близко, что изъян в его глазу выделяется так же сильно, как темный сучок на дубовой доске.
Что? вздрогнув, говорю я.
Что-то не так?