Кронс размышлял, как унести с собой все эти увесистые тома так, чтобы это выглядело естественно и не вызвало подозрений у хозяйки дома. Не придумав ничего более подходящего, он решил попросить их у Нины почитать.
Конечно, возьмите, если вам нужно. Я никогда не читаю книг, а даже если бы и читала, все равно ничего не поняла бы. Это Платон, муж мой покойный, был любителем, и сын потом увлекался. Она оборвала на полуслове свою мысль и не могла уже продолжить разговор, как ни старалась: дышала с трудом и все слова, которые хотела сказать, забыла, только теребила концы платка малинового цвета, красиво завязанного вокруг шеи.
Кронс вышел из дома номер четырнадцать в смешанных чувствах: возмущенный бездействием целого ряда служб, допустивших бедственное существование таких, как Нина Корн, и с сомнениями в свой адрес тоже черные кошки его души скреблись и шипели. Он спрашивал себя, что так задело его за живое в доме матери врага государства, того самого государства, которому он все это время верно служит, и ответа не находил. Его сознание сейчас могло только задавать вопросы, и все они повисали в нем острые, как колючки, и безответные, как неразумные дети.
Кронс нес замотанные в материю книги, нес так бережно, как будто от этого зависела чья-то жизнь. С ними министр сразу отправился на виллу «верховного властителя небес и дна по совместительству», как иронично называли Вэла в узких кругах. Видеть властителя Кронс не хотел. А отдавать ему изъятые книги тем более. Но он никогда не осмелился бы не выполнить распоряжение Вэла.
Приход министра погрузил Нину в задумчивость. Целый час после его ухода она сидела на кушетке, не понимая, что делать. Она сначала обрадовалась, что получила возможность обновить дом, а теперь не понимала, чему радовалась, ведь все эти годы она хорошо жила здесь и никогда не помышляла ни о каких переменах. В последний раз в помещении что-то ремонтировалось ее мужем лет тринадцать назад, вроде бы это была капсула для омовений. Но она и с ванной справляется, и с нагреванием на кухне воды для мытья. Зачем этот человек хочет создать для кого-то дополнительные трудности с ремонтом ее дома, Нина не понимала. Она искренне считала, что живет не хуже остальных и что жаловаться ей не на что: государство ведь дало работу, снабжает продуктами и всем необходимым чего еще желать? Когда другие рассказывали, что в соседних энглах лучше обеспечение и больше субсидии, Нина не могла понять, как это так и на что можно потратить субсидию, если она больше коэффициента 1,1. А в то, что есть энглы, где людям принадлежат собственные средства передвижения, большие дома и даже маленькие участки земли рядом с ограждающим периметром, Нина отказывалась верить совсем. Владеть и распоряжаться чем-либо привилегия небожителей, потому что они сильны духом, а простых людей потребности и излишние возможности только портят. Так считала Нина и многие другие с коэффициентом субсидии не выше 1,5.
Через час Нина забыла о своих сомнениях и продолжила работать, как раньше. Рутина отчетности поглотила ее полностью и восстановила привычную картину жизни. Каково же было ее удивление, когда этим же вечером в ее дом нагрянули люди из комитета по контролю за качеством жизни, забрали давно не работавшую капсулу и в течение часа установили новую сверкающую большую кабину с гидромассажным душем и сауной. Одна из сотрудниц комитета настояла на том, чтобы задержаться и помочь Нине разобраться с кабиной немедленно, использовав ее по назначению.
В эту ночь Нина спала, как младенец, безмятежно улыбаясь во сне. Кабина ей очень понравилась, особенно тем, что теперь не нужно было греть воду, чтобы помыться, и носить тяжелые ведра из кухни в гигиенический блок: систему водоснабжения тоже исправили горячая вода была во всех кранах.
Своим комфортом Нина была обязана Вэлу, который собственноручно отдал указания на этот счет сразу после отчета Кронса о визите в дом номер четырнадцать. Набравшись решимости, министр озвучил властителю свое желание отремонтировать жилище Нины и показал ему голографический вид интерьера. Вэл притворился, что видит такое безобразие впервые, и сразу распорядился выделить средства из бюджета на приведение дома в надлежащий вид.
К отделочным работам было решено приступить немедленно, сразу по окончании праздничных дней, а Нину на время ремонта переселить в гостиницу. Кронс был несколько удивлен воодушевлением, с которым властитель взялся за дело, ничего для него не значащее. Но объяснил это тем, что властитель ревностно охраняет соблюдение стандартов жизни жителей поднебесной, руководствуясь текущим положением дел, а не поступками иных лиц в прошлом: Нина имела высшую степень лояльности существующей власти и не должна была отвечать лишением элементарных бытовых удобств за то, что когда-то ее муж и сын были казнены за государственные преступления. Как бы то ни было, министр почувствовал облегчение, и его неприязнь к властителю, возникшая странным образом, исчезла так же внезапно, как и появилась.
Душевное состояние Вэла тоже несколько улучшилось после того, как Кронс оперативно выполнил его поручение, привез вожделенные книги, которые помимо удовлетворения прямого интереса украсили личную библиотеку властителя. К тому же министр взял на себя инициативу помощи Нине, освободив Вэла от тяжелых мыслей на этот счет и бесплодных поисков путей решения деликатного для него вопроса.
В то время, как Кронс общался с Вэлом, с трудом сдерживая недовольство тем, что Кир беспечно хватал ветхие книги, Зиги встретился с Петром, отправив тому извещение, что ждет его в кофейне «Мокко» на Липовом бульваре.
Лидера профсоюза не переставало удивлять пристальное внимание статусного лица к своей скромной персоне. И в то же время Петру было интересно узнать, что советнику нужно, и он появился в кофейне в назначенный срок, в одиннадцать утра, когда там практически никого не было.
Зиги выглядел скромнее обычного: коричневый плащ, не пропускающий тепло тела, словно термос, и высокие темно-зеленые кожаные сапоги на небольшом каблуке. Он сидел за столиком у окна, не привлекая к себе ничье внимание, и пил кофе с молоком. Увидев Петра, Зиги слегка приподнял руку, обозначая себя.
Приветствую вас, советник, подойдя к столику, произнес Петр немного громче, чем ожидал Зиги, и тот, едва опуская ладонь с плотно сжатыми пальцами, показал, что нужно говорить тише. Что вам угодно? спросил Петр, понизив голос.
Присаживайтесь для начала, улыбнулся советник. Я просто хочу поговорить.
Мне трудно представить тему нашего разговора, если честно, хорохорился Петр, пытаясь скрыть свою неуверенность.
Не будем воду в ступе толочь! резко прервал его Зиги. Я человек очень занятой, а потому говорю сразу: я пришел сделать вам предложение. Скажу больше дважды я ничего никому никогда не предлагаю, так что подумайте очень хорошо, прежде чем дать ответ.
И что же вы хотите мне предложить? все еще не будучи в состоянии воспринимать слова советника всерьез, несколько вызывающе спросил Петр.
Зиги смерил его суровым взглядом, потом тем же оком обвел пространство кафе и вдруг посмотрел Петру прямо в глаза.
Сотрудничество, произнес он тихо, но решительно и твердо.
Да за кого вы меня принимаете?! тут же возмутился Петр, ничуть не пытаясь сдержать эмоции.
До этого момента принимал за разумного человека, которому небезразлична судьбы жителей поднебесной, но теперь вижу, что сильно ошибался на ваш счет, разочарованно произнес Зиги, после чего сразу поднялся и, отправив на счет заведения мелочь за кофе, направился к выходу.
Петр, обескураженный поведением советника, открыл было рот, но так и не нашелся, что сказать. Он чувствовал себя очень глупо и досадовал на свою горячность, из-за которой даже деталей предложения статусного лица не услышал, а сразу полез в бутылку. Он смотрел в окно, наблюдая, как советник садится в машину и уезжает, и в этот момент Петр подумал о том, что, возможно, прямо сейчас от него уезжает самая большая возможность его жизни. И о том, что он вряд ли когда-нибудь узнает, какая именно.
«Какой же я дурак! сокрушался главный декабрист. А еще называл себя лидером оппозиции! Да мне в пожарной бригаде работать, кнопку нажимать для слива воды и спуска порошка!»
Петр украдкой осмотрелся, словно хотел удостовериться, что свидетелей их странного разговора нет, потом торопливым шагом покинул заведение и отправился на работу, где его уже ждали Алекс и другие члены профсоюза. Петр почти бежал по Липовому бульвару, надеясь, что вместе с другом они что-то придумают, найдут способ разгадать маневры советника и каким-то образом выведают то, что он замыслил относительно тайного общества декабристов и всего поднебесного мира.
Утром Алекс выглядел намного лучше, но все равно не так, как обычно, хотя, не узнай Петр вчера о его недомогании, возможно, и не заметил бы, что в приятеле произошла какая-то перемена.
Как самочувствие? спросил Петр, пожимая другу руку.
Сейчас все нормально, спасибо. А ты вчера что хотел рассказать? поинтересовался Алекс.
Петр наморщил лоб.
Да, похоже, рассказывать уже нечего, с досадой ответил он, но все же передал подробности обоих визитов советника.
Алекс слушал его, широко раскрыв глаза, и молчал.
Что ты обо всем этом думаешь? нетерпеливо поинтересовался Петр.
Не знаю искренне протянул Алекс. А он зачем приходил сегодня? Чего хотел? Я что-то не понял.
Петр недоумевающе смотрел на друга, едва не плача. Ситуация была патовой дальнейший разговор не имел никакого смысла, и он отмахнулся от Алекса и отошел «решать срочные вопросы», недостатка в которых, слава богу, никогда не было
Утром 25 января на площади Мира собралось множество народа, чтобы отпраздновать окончание вольной жизни и начало Строгого периода. Это был субботний день, когда никто не работал, поэтому все вышли из дома, преисполненные намерений развлекаться до позднего вечера. Погода вполне располагала к гуляниям: мороз был совсем слабый, ветра не ощущалось, солнце иногда проглядывало сквозь тучи, но чаще оставалось за ними, низкими и тяжелыми, грозившими просыпаться снегом.
На площади двумя полукружьями выстроились торговые павильоны. Одни предлагали сладости и шалости для детей, другие праздничный, но все равно безалкогольный глинтвейн и разные штучки для взрослых, призванные помочь мужчинам пережить Строгий период. Мальчишки постарше с любопытством заглядывались на витрины таких магазинчиков, а продавцы отгоняли их суровыми взглядами, а иной раз и крепкими словами.
Тебе что здесь нужно? одернул мужчина за плечо мальчика лет двенадцати.
Пап, я только хотел посмотреть, пропищал отпрыск, пойманный за разглядыванием коробки с надписью «Медсестричка» над нарисованной в коротком белом халатике с красными крестиками девушкой. Это аптечка?
Аптечка, рассмеялись отец и еще несколько человек, случайно оказавшиеся рядом и все слышавшие. Иди купи себе леденец, и пришли мне чек, я оплачу, все еще смеясь, предложил он, чтобы отвлечь сына от злополучной витрины. Надо же, какой любопытный! заметил он приятелям, когда мальчик, опустив голову, побрел к другому павильону.
Весь в отца, с некоторой обидой в голосе сказала подошедшая женщина в черном плаще из непродуваемого материала, делавшем ее похожей на пластиковую бочку, перетянутую блестящим обручем.
Несколько жидких смешков послышалось у нее за спиной, но стоило ей обернуться, весельчаки сразу смолкли и отвернулись.
Барт, жена у тебя сегодня очень напряженная, серьезно произнес один из них. Ты что, ввел дома Строгий режим раньше назначенного срока?
Тот, кого назвали Бартом, метнул говорящему грозный взгляд.
Она всегда такая, раздраженно буркнул он и начал пятиться к соседнему павильону с галантереей.
Куда это ты лыжи навострил? Медсестрички ждут на процедурки? язвила жена под общий, уже громкий хохот.
Барт махнул рукой и быстрым шагом пошел прочь. Двое других устремились за ним, сочувствуя приятелю и негромко поругивая его жену за несдержанность и публичное неуважение к мужу. От осуждения женщины, похожей на бочку, мужчины перешли к обобщениям, находя множество общих отвратительных качеств у каждой представительницы женского пола, и к тому моменту, когда они догнали Барта, на земле предположительно не осталось на одной, имеющей право надеяться на их уважительное к себе отношение.
Чертово отродье! выругался Барт, оправдываясь перед приятелями. Сколько ни говори ей, как надо вести себя на людях, все без толку. А ведь когда-то казалась такой милой, такой нежной, тихой, как ручеек.
Ручеек? давясь смехом, переспросил один из подошедших товарищей.
Да, Заг, представь себе, как ручеек! рассердился Барт.
А теперь ни с того ни с сего этот журчащий ручеек превратился в бешеное цунами, каждый день смывающее волной твои самые нежные к ней чувства, не унимался Заг, делая вид, что не замечает раздражения Барта.
Если ты не заткнешься сейчас, угрожающе произнес Барт, я тебя сам заткну, мало не покажется!
Заг отступил, поняв, что не заметил, как перешел черту между дружеским смехом и обидными насмешками. Он вовсе не собирался обижать приятеля, ему и правда было весело.
Ладно, ладно, не закипай, попытался успокоить Барта другой. Пойдемте лучше в «Дино», сегодня там пиво по праздничным ценам в два раза дороже, рассмеялся он громко и махнул рукой в сторону небольшой забегаловки в конце площади Мира.
Да, Марк, пойдем, согласился Барт. Надо выпить, пожалуй.
Я вот что подумал, отхлебнув сладкого пива, начал Заг. Бабы особый вид жизни на земле: они останутся, даже когда все человечество вымрет.
А с чего бы ему вымереть? удивился Барт.
Разве не слышал, что многие уже вымерли? удивился Заг. Говорят, раньше людей было в тысячу раз больше.
Хватит врать! осадил его Барт.
Это правда, подтвердил Марк. Только не в тысячу, в четыре с половиной тысячи раз больше. И всего каких-то лет двести назад.
Да ладно! изумился Барт. И где жила такая прорва народа? И сейчас-то не протолкнуться на площади
Конечно, не здесь, улыбнулся Марк. По всей земле жили люди. Всем места хватало, и никаких экранов не было, и неба тоже не было, все вместе жили.
Чудеса! выдохнул Барт. И небожителей не было?
Таких нет. Но похожие были всегда.
А бабы? не успокаивался Заг.
Что бабы? удивился Марк.
Они тоже были такие, как сейчас?
Не знаю, рассмеялся Марк. Скорее всего, такие же были. Что им сделается?
Вот и я о том же! Народ повымирал, а им все нипочем! воодушевился Заг. На них даже облучение не действует! Оно и понятно: когда мозгов нет нечему облучаться.
Заг, ты так странно говоришь, будто соображаешь, поддел его Барт. Уж не выродок ли ты замаскированный?
Заг от удивления широко раскрыл глаза и приблизился к лицу Барта.
На, смотри: карие!
Все трое засмеялись и чокнулись большими металлическими кубками.
Почему ты на них так взъелся? спросил Марк у Зага. Ты даже не женат
Именно поэтому я и не женат, и никогда не женюсь, с готовностью заверил Заг. Зачем мне это? Еще дети пойдут, не дай бог, а потом вот так выйдешь с приличными людьми прогуляться, а тебя какая-то ведьма опускать начнет.
Барт поставил кубок на стол и приподнялся на локтях, нависая над Загом.