Из Лондона с любовью - Бараш Ольга Яковлевна 7 стр.

Я киваю.

 Нам, наверное, лучше уйти.

 Нет,  шепчет она.  Сейчас она придет в чувство.

Вслед за Лайзой я подхожу к прилавку, где Милли изучает высокую стопку книг, опасно накренившуюся вправо.

 Ага,  говорит она, указывая на синий томик в твердом переплете из самой середины стопки. Она выдергивает его, каким-то образом сохранив книжную башню нерушимой. Прямо олимпийская чемпионка по «Дженге»[10].

 Наконец-то,  говорит она, улыбаясь про себя.  Весь день ищу это издание «Ребекки»[11]. Эвелин Джонсон будет счастлива.

Дверные колокольчики звякают, и в магазин неторопливо входят несколько посетителей. Мужчина средних лет направляется прямиком к Милли и просит помочь ему найти для сына одну из книг о Гарри Поттере. Она кивает и ведет его к полке в другом конце комнаты.

 Эти мальчишки со своим «Гарри Поттером»,  говорит она, вернувшись, и пожимает плечами.  Как бы мне хотелось, чтобы их интерес к литературе распространился за пределы Хогвартса.  Она протяжно вздыхает.  Но все равно это лучше, чем ужасные книжки типа «Дневник плаксивой крошки».

Тут срабатывает мой инстинкт библиотекаря.

 Ну, если его сын хоть что-то читает, это уже о чем-то говорит,  заявляю я.

Милли поднимает взгляд от прилавка, по-видимому, удивленная моим замечанием.

 Имею в виду,  я замолкаю, подыскивая слова,  что чтение ведет только к дальнейшему чтению. В детстве я читала все, что под руку попадет,  от классики до «Клуба нянек»[12]. Если ребенок найдет книгу, которая ему понравится, он будет стремиться снова испытать это чувство, читая другие, самые разные истории.

Милли опускает очки на кончик носа и с любопытством смотрит на меня сверху вниз.

 Прекрасная теория,  язвит она, снова поворачиваясь к стопке книг.  Жаль, что это только домысел.

 Это как посмотреть,  говорю я.  Многие исследования грамотности в последние годы доказали, что эта «теория» верна, и я лично убедилась в этом на практике.  Я улыбаюсь.  Я библиотекарь.

 Ну что ж,  говорит она с некоторым удивлением.  Наверное, вам, как специалисту, не очень понравится мой метод управления этим магазином с тех пор, как пошатнулось здоровье вашей матери. А теперь давай рассказывай, что у тебя на уме. Не ходи вокруг да около. Новые компьютерные каталоги?  Она театральным жестом хватается за голову.  Онлайн-заказы? Какая-нибудь чушь в социальных сетях? Книжный блог? Господи, воля твоя.

Очевидно, она никогда не видела моего аккаунта @booksbyval. Я улыбаюсь и включаю чувство юмора.

 А вы никогда не рассматривали возможность доставки книг с помощью дрона?

Я хотела только разрядить обстановку, но у Лайзы такой вид, будто она вот-вот разразится истерическим смехом либо покроется крапивницей.

 Я просто пошутила,  объясняю я.  Про дроны.

Но Милли не смеется.

Лайза чувствует нарастающее напряжение и вмешивается:

 Ладно тебе, Милли. Не беспокойся. Валентина пришла, чтобы помочь. В конце концов, она дочь Элоизы.

 Ну, твоя мать была самой отважной женщиной из всех, кого я знала,  задумчиво говорит Милли.  Она рисковала всем, чтобы следовать зову сердца.

Я слушаю Милли с горящими щеками и открываю рот прежде, чем могу себя остановить:

 Довольно необычное определение слова «отважная».

Взгляд Милли сверлит меня, как лазер.

 Валентина,  начинает она.  Я не знаю, что тебе сказали или что ты себе напридумывала, но я хочу, чтобы ты поняла: то, что произошло пойми, совсем не этого она хотела и не это замышляла.

Ее слова только разожгли огонь, тлеющий у меня внутри.

 А чего же она хотела?  спрашиваю я резким и визгливым голосом, хотя мне грустно, и ничего более.  Объясни мне, пожалуйста. Потому что все эти годы я умирала от желания узнать, почему мама моя мама ушла так внезапно и пропала навсегда. Почему у нее ни разу не нашлось свободной минутки, чтобы позвонить мне в мой день рождения или не знаю навестить меня в Рождество? Да что угодно!  Все давние чувства прорвались на поверхность, и я знаю, что уже не сумею их подавить.  Почему? Почему она так и не вернулась домой? Ко мне. К семье.

Милли серьезно качает головой, яркий свет люстры подчеркивает морщинки вокруг ее глаз.

 Ты правда ничего не понимаешь, да? Ты действительно не имеешь представления

Прежде чем я успеваю понять, что она имеет в виду, не говоря уже о том, чтобы рискнуть ответить, колокольчики на двери снова звякают, и в магазин врывается всклокоченная женщина лет пятидесяти пяти. Она ставит на прилавок большую коробку.

 Вы ведь принимаете подержанные книги?

 Конечно,  говорит Милли, заглядывая в коробку.  Ну-ка, что у нас тут?

 Ох, не знаю Это книжки мужа. Я прибираюсь в его кабинете, пока он в командировке. Всюду навалены книжки. На самом деле я спасаю его от самого себя. Ему недолго осталось, чтобы сделаться  Она замолкает.  Знаете, одним из психов, которых показывают по телевизору,  тех, что живут в кучах хлама.

 Старьевщиком?  подсказывает Лайза.

 Вот именно!  говорит женщина, ослабляя удавку шарфа на шее.  Именно старьевщиком. У него слишком много книжек.

Мы с Милли обмениваемся понимающими взглядами, и впервые между нами наступает миг согласия. Как бы ни осуждала эта женщина «дурную привычку» мужа, мы твердо знаем одну и ту же истину: в том, чтобы иметь слишком много книг, нет совершенно ничего плохого.

Однако Милли подыгрывает ей:

 Так, значит, у него некоторые проблемы?

Женщина раздраженно кивает.

 На днях он вообще предложил превратить гостевую спальню в библиотеку. Библиотеку!

 О-о,  говорит Милли, с деланым сочувствием качая головой.  Это ужасно.  Она открывает коробку, берет сверху книгу в кожаном переплете и открывает ее.  Первое американское издание «Грозового перевала» Эмилии Бронте.  Она показывает нам титул.  Эмилию перепутали с ее сестрой Шарлоттой. Видите, в выходных данных сказано: «написавшая также Джейн Эйр». Это особенные книги. Вы уверены, что ваш муж готов продать их?

Она пожимает плечами.

 Он преподает английскую литературу. Если бы мы хранили каждую книгу, которая попадает к нам дом, я бы не могла войти в собственную кухню.

 Ну, если вы уверены, что хотите расстаться с ними

 Уверена,  мгновенно отвечает женщина.  И дома еще коробок десять.

 Тогда ладно,  продолжает Милли.  Мне может потребоваться немного времени, чтобы разобраться.

Женщина поворачивает в сторону улицы, где у входа в магазин припаркован внедорожник с мигающими аварийными огнями.

 Послушайте, вообще-то я спешу. Может быть, просто дадите мне двадцать фунтов, и будем в расчете?

Глаза Милли округляются.

 Должна сказать вам правду,  говорит она.  Эти книги стоят больше двадцати фунтов.

 Хорошо, давайте пятьдесят. Я уже полчаса назад должна была забрать дочь с соревнований, и при таких скоростях непременно снова опоздаю на занятия пилатесом.

 Ну ладно,  говорит Милли, записывая покупку в гроссбух и вручая женщине товарный чек на подпись.  Пятьдесят так пятьдесят.

 Вот так,  говорит Милли после того, как женщина убегает.  В конце концов, не все любят книги.

 Кто-то теряет, кто-то находит,  пожимает плечами Лайза.

Мы все вместе рассматриваем книги. Милли изучает в одной из них страницу с выходными данными, а я беру одно из ранних изданий К. С. Льюиса.

 Можете ли вы хотя бы представить, чтобы ваш супруг делал что-то подобное за вашей спиной?  говорю я, и мои мысли внезапно обращаются к Нику.  Вообще-то я могу.

Лайза кивает.

 Хотела бы я обернуться мухой на стене в этом доме, чтобы посмотреть, какой ад ей устроит муж, когда вернется домой. Так и вижу заголовок: «Последняя новость: мужчина убил жену за продажу коллекции редких книг».

Милли в своей стихии: она перебирает сокровища в коробке.

 Один из моих любимых литературных триллеров,  говорит она, потрясая неизвестным мне романом.

Она подходит к ближайшему книжному шкафу и ставит книгу на среднюю полку; мы с Лайзой следуем за ней. Я внимательно осматриваю множество изданий, и хотя очевидный беспорядок в расстановке причиняет боль моей библиотекарской душе, я знаю, что пока лучше промолчать. Я переключаюсь на сами книги, и одна из них привлекает мое внимание.

 Ну-ка, что это,  говорю я, доставая с полки знакомый том. Конечно, я сразу узнаю его. «Последняя зима». Вскоре после того, как ушла мама, библиотекарь предложила мне прочитать ее. Мне всегда казалось, что у нее есть шестое чувство. Как еще ей могло прийти в голову откопать на верхней полке этот пыльный старый экземпляр? Забытый роман для забытой девочки. И я перечитывала его снова и снова. Он стал музыкой моего больного сердца, барабанной дробью, под которую я прорывала оцепление и в подростковом возрасте, и позже. Я, должно быть, прочитала его не меньше десятка раз.

Милли заглядывает мне через плечо.

 Старый друг?

 Да,  говорю, ничего не объясняя, и провожу рукой по краю обложки. В суматохе развода и продажи дома я потеряла свой любимый экземпляр и очень расстроилась.

Но Милли просто пожимает плечами.

 Так возьми ее себе.

 Спасибо,  говорю я, еще раз заглядывая ей в глаза и ища в них хотя бы малейший признак желания заключить мир.

 Давай без глупостей,  говорит Милли с равнодушным видом.  Ведь это теперь твой магазин.

Она, конечно, права. Этот, как там его, из «Бевинс и партнеры», объяснил, что Милли отдала свой пакет акций много лет назад. Она просто констатировала факт, и все же от ее слов волосы у меня на затылке встают дыбом.

 Не позволяй ей наезжать на тебя,  говорит Лайза, когда мы проходим следующий квартал по направлению к рынку.  Под этой суровой внешностью Милли на самом деле просто душка-старушка. Вот увидишь.

Я неохотно киваю, благодарю ее за экскурсию по Примроуз-Хилл, и мы расстаемся. Оставшись наедине со своими мыслями, я хватаю тележку и бесцельно брожу по проходам рынка. Мне всегда нравилось покупать продукты, особенно вместе с Ником. Когда мы только поженились, я с нетерпением ждала, что мы после работы поедем в «Здоровую пищу». Он толкал тележку, а я ее загружала. Мы были командой, а потом она распалась.

Я вздыхаю, разглядывая иностранные этикетки на банках и коробках. Йогурт выглядит по-другому. Все не такое. Через полчаса я кладу на товарную ленту то, что выбрала: буханку хлеба, коробку мюсли, пакет того, что показалось мне сливками, клубнику, три бутылки дешевого французского бургундского, кусочек бри и одинокое яблоко. Этот случайный, несогласованный и бессмысленный набор кажется мне сейчас метафорой моей жизни. Я и есть все эти продукты.

С пакетом я возвращаюсь в квартиру, плюхаюсь на диван и наконец прослушиваю голосовое сообщение от Бевинса и партнеров. Новости не очень хорошие. Огромный налог на наследство (гораздо больше, чем я могу позволить себе заплатить) должен быть выплачен в течение шести месяцев, то есть как раз перед Рождеством или сразу после него.

Счастливого Рождества.

Конечно, теперь у меня есть книжный магазин и дом, но из-за бракоразводного процесса наличных денег мало, а ликвидных активов, чтобы покрыть налоги, у меня нет. Если бы только Ник не был так одержим идеей продать дом так быстро и себе в убыток. Но «Бевинс и партнеры» предложили быстрое решение: «К счастью для вас, к нам обратился потенциальный покупатель-застройщик, который готов заплатить достойную цену».

Я выпускаю из рук телефон и откидываю голову на спинку дивана, пытаясь логически оценить ситуацию: я не могу заплатить налог на наследство, а другого разумного решения нет. Можно все продать, как предлагают адвокаты, и остаться, в лучшем случае, с небольшой прибылью или, возможно, просто без убытков. Это был бы печальный конец двадцатилетней работы магазина, но почему я должна переживать о заведении, на которое моя мать променяла собственную дочь, то есть меня?

Я вспоминаю причудливый маленький магазин, мурлыкающего Перси в витрине, даже сварливую Милли за прилавком что ни говори, я уже успела во все это влюбиться.

 Теперь это твой магазин,  проницательно сказала Милли. Как же она права вплоть до последнего счета, который нужно оплатить.

Я оглядываю мамину комнату, ища напоминаний о ее жизни, начиная с подушек на диване и заканчивая ее любимыми книгами, выстроенными в ряд на полке. Каждая мелочь, которую она привезла домой с блошиного рынка или из букинистического магазина, пропитана ее существом, и глядя на все это, я не могу не дать воли нахлынувшим чувствам. Как изношенная плотина, в которую бьет волна, я готова прорваться, и это в конце концов происходит. Слезы нарастают медленно, а потом превращаются в стойкую и сильную волну.

Выплакаться дело хорошее, но теперь я чувствую также потребность в общении. После развода я публиковала в Инстаграме все меньше и меньше постов все из-за суеты с продажей дома и с подготовкой к отъезду в Лондон, говорила я себе. Но теперь отговоркам конец. Я просто пряталась от подписчиков, от мира, от людей. Хотя в постах я редко рассказывала о своей личной жизни, мое счастье было настоящим. Просто потому, что оно было. По крайней мере, раньше. Что бы сказали сорок тысяч подписчиков, которые с нетерпением ждали моих книжных рекомендаций и размышлений, если бы узнали правду? Почувствовали бы они, что те, кого я любила, бросили меня, а я стою на грани финансового краха?

Ни одна книга в мире не может этого изменить.

Я делаю энергичный выдох и берусь за телефон. Быстро просматриваю свою ленту, читаю новые комменты и личные сообщения. «У тебя все в порядке?  вопрошает один из подписчиков.  Ты в этот раз не опубликовала #Пятничные сообщения. Собираюсь в отпуск на следующей неделе, и мне нужно знать, что положить в чемодан!»

Какая мне разница, скучает ли по моим постам Лия из Нью-Джерси, или Валери из Оклахомы, или Мэй из Торонто? И все же приятно, когда кому-то тебя не хватает. Этого достаточно, чтобы дать мне силы поделиться чем-то более личным.

Я фотографирую обложку «Последней зимы», немного регулирую яркость, выбираю свой любимый фильтр и начинаю печатать:

Тут я задумываюсь, не удалить ли эту последнюю строку, но мне нравится быть откровенной, и я оставляю ее на экране.

Я оправляюсь в постель с «Последней зимой», горя желанием вновь погрузиться в знакомую историю, а особенно встретиться с ее персонажами, моими старыми друзьями. Перед этим я в последний раз проверяю свой аккаунт. Лайки и смайлики сыплются потоком. Читатели делятся историями о давно потерянных книгах, о своем горе. Я присоединяюсь к разговору, добавляя новый пост.