А рассказы начали печатать.
Вышел первый роман. Потом второй.
Он все-таки женился. Родился сын.
Воспитание сына, книги, преподавание он успел стать профессором занимали все время, забирали все силы.
Казалось, что он должен был быть счастливым, но ему ужасно хотелось, чтобы она хоть раз на него посмотрела, хоть что-то ему сказала
И однажды сын, потный и распатланный, вбежал в па-пин кабинет с криком: « Папа, я только что видел такую замечательную девчонку с красным зонтиком, но я не знаю, как с ними знакомиться! Научи!»
«О, да!» воскликнул он, «Вот тут у меня огромный опыт!»
Они долго смеялись.
Профессор был счастлив.
Абсолютно счастлив!
2015
ХУДЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА С ОСТРЫМИ ЛОКОТКАМИ
Они сидели в парке. На скамейке.
Точнее, на скамейке сидел он, а она уютно пристроилась на его коленях.
Идти было особенно некуда, да, наверно, и незачем секса она явно не хотела.
Так он думал.
Так ему было хорошо думать.
Обычно Яков страдал от запахов. От его закадычного друга, Шуры, всегда дурно пахло. Частое мытье ног и сме-на носков почти не помогали. И что самое смешное Шу-ра пользовался отменным успехом у женского пола.
Какой-то мазохизм!
Больше всего Яков не терпел запах молодых блондинок.
Резкий, дикий.
Старых блондинок он еще не нюхал.
В его родной Одессе повсюду дурно пахло.
Почти везде.
Иногда просто жутко воняло.
В этом смысле замечательным местом впоследствие, оказался Нью-Йорк; ну никаких тебе запахов! Правда, цветы и фрукты тоже не пахли, но что ж тут поделаешь.
Зато входишь в метро, полный вагон черных, испанцев и китайцев и прочего добра и ни от кого не воняет!
Разве что повезет нарваться на взмыленного русского ту-риста.
Иногда, правда, в вагон заносило местного бомжа и тог-да вагончик быстро освобождается
Но все это было у Якова в далеком будущем, а в настоя-щем был неспешно догнивающий Союз, командировка в Харьков и девичья грудь, легко и доверчиво, как птичка, лежащая в его в правой руке.
Мягкая и упругая.
И сладкий запах ребенка.
Якову хотелось продлить эти мгновения на годы.
Ему даже в голову не могло прийти, что это волшебное существо, этот ангел, способен хотеть еще чего-нибудь
А начиналось все так обыкновенно командировка в Харьков.
Дыра.
Большая дыра.
Якову двадцать семь.
Инженер.
Холост.
Еврей.
Полдень в чужом городе.
Яков идет вниз по Сумской, в билетную кассу.
За билетом в Одессу.
По ходу вальяжной ходьбы так ходили только одесси-ты он пытается думать о своей жизни.
Получается плохо.
Все достало.
Серые улицы, блеклые витрины, спитые рабоче-кре-стьянские физиономии. Весь этот нормальный ландшафт брежневского «реального коммунизма».
Союзу было быть еще лет двадцать, но Яков об этом не знал.
Даже не догадывался.
Даже и не мечтал.
Союз возвышался гранитной скалой!
Очередь за билетами была небольшая, человек на двад-цать.
Перед Яковом стояла довольно высокая худенькая де-вочка с острыми локотками, беззащитно торчащими из ко-ротких рукавов откровенно отечественного платья.
Толстая темная коса не скрывала нежный девичий заты-лок.
«Из молодых да ранних!» с неожиданной злостью поду-мал Яков.
Должен отметить, что хотя некоторые мужчины таки помнят какие-то свои достижения, ну там, решенную зада-чу, написанную книгу, доказанную теорему, построенный телескоп, нормальные мужчины помнят баб.
Иногда даже не своих.
Оказалось, что они взяли билеты на тот же поезд, в тот же вагон.
Как потом оказалось, в то же купе.
Яков догнал ее на Сумской.
Так мы едем в Одессу вместе?
Он никогда не боялся начать разговор с любой глупости.
Важен был тембр.
И текст.
И улыбка.
Нет, билеты для мамы и сестры. Проведывали студент-ку.
То есть, уже не совсем девочка.
И где вы учитесь?
В университете. На мехмате.
То есть, совсем не девочка.
Они зашли в первый по дороге сквер.
Сели.
Закурили.
Яков, по-привычке, пытался быть интересным. Он зада-вал вопросы из своего любимого теста на идиотизм.
Яков сам, в свое время, пролетел в пяти ответах из двад-цати пяти, что было не так уж плохо. Зато он лично знал хлопца, который пролетел все двадцать пять вопросов!
Некоторые вопросы были внешне сложные, типа: рассто-яние между пунктами А и Б такое-то, из пункта А в пункт Б вышла машина с такой-то скоростью, одновременно на-встречу ей из пункиа Б вышла машина с другой какой-то скоростью; в момент выезда от первой машины ко второй полетела муха с такой-то скоростью и, долетев, повернула обратно, и опять, и так летала до тех пор, пока машины не встретились. Какое расстояние пролетела муха?
Были вопросы и совсем простые, типа: ночной сторож умер днем дома, будут ли ему платить пенсию? Или: мо-жет ли мужчина жениться на сестре своей вдовы?
Девочка быстро и правильно ответила на все вопросы.
Вы, наверно, это уже все слышали?
Нет, а зачем?
Яков курил на углу Сумской, лениво рассматривая про-ходящих мимо девушек. Он абсолютно не понимал зачем ему это свидание с молдавской, как оказалось, девочкой с острыми локотками из маленького молдавского местечка с трудно запоминаемым названием, заканчивающимся на «ы».
А место было отличное. За какие-то пятнадцать минут мимо Якова прошло не менее десяти дам, вызывающих массу добрых чувств. Наверное где-то совсем близко были студенческие общежития. Очередная дама была просто звездой, глаз не оторвать, и только тогда, когда эта звезда оказалась в шаге от Якова, он понял, что это к нему.
В кафе, автоматически поедая мороженное, Яков поймал себя на том, что уже минут сорок не может оторвать взгляд от ее лица, от ее губ в бесцветной помаде. От ее сияющих серых глаз. При этом он продолжал чего-то ум-ное нести, наслаждаясь ее мгновенной адекватной реакци-ей. Казалось, что она заранее знала, что он скажет в каж-дый данный момент и при этом ухитрялась получать удо-вольствие от услышанного.
Вначале у Якова еще были мысли о ее шмутках и укра-шениях, наверняка собранных со всего общежития, о ее пальцах, невероятного благородства и изящества. О фено-мене неожиданного наполнения декольте, но потом все это пропало и Яков взлетел. Такого чувства полета, такой лег-кости бытия у него никогда еще не было. Якова перепол-нял восторг и покой, щемящее ощушение прибытия в пункт назначения.
Без сомнения с ней происходило нечто подобное ибо, ко-гда в сквере он поднял ее со скамейки, чтобы пересадить себе на колени, она ничего не весила. Он мог бы ее под-нять одним пальцем.
Вечер был наверняка прохладным, но он ничего не чув-ствовал, кроме тепла ее кожи и нежного детского запаха.
На следующий день, с букетом наперевес он больше часа простоял на том же углу. Все проходящие девицы каза-лись удивительно грубыми и несимпатичными. Вчерашнее чувство полета потихоньку улетучивалось. Как оказалось, навсегда
Она так и не пришла.
А еще на следующий день Яков обнаружил себя в одном купе с ее мамой и сестрой. Мамаша была обыкновенной гойкой, типа сельской учительницы, сестричка, когда вы-растит, будет явно круче своей старшей сестры.
Мамаша оказалась разноворчивой и беседа в купе легко перешла на предмет старшенькой, студентки. Младшень-кая при этом нагло смотрела ему прямо в глаза.
В те годы Яков абсолютно не замечал двенадцатилетних девочек и из последних сил стараясь себя не выдать сочув-ственно слушал подробный мамашин расклад о легкомыс-лии дочки, не одевшей, идя на свидание позавчера вече-ром ничего теплого ни сверху, ни снизу и слегшую в ре-зультате такого легкомыслия с тяжелой простудой.
Тщетно пытаясь вздохнуть, Яков выскочил из купе и вернулся уже поздно ночью когда соседки уже спали. Ни-когда до того он не совершал такой тяжелый выбор. По-взрослев за ночь, он осознал, что навсегда понесет на себе вес этого выбора.
И принял это как данность.
С годами Яков забыл ее лицо, помнил только огромные блестящие глаза и покрытые бесцветной помадой губы. Но ощущение ее кожи навсегда осталось на кончиках его пальцев.
И детский запах.
В старости он обожал гладить детей.
1984
СКАЗКА ПРО ДВОИХ
В городе Нью-Йорке, а, может и не в Нью-Йорке, жили два человека: Хороший человек и Плохой человек. Они были ровестниками и учились в одной школе. В одном классе. Даже сидели рядом, но потом жизнь их развела в разные стороны.
Дело в том, что Плохой человек хотел всего и сразу и зашагал по чужим ногам и головам. За всю свою жизнь он так и не познакомился с восьмичасовым рабочим днем, по-часовой оплатой и гарантированным отпуском. В резуль-тате не сразу, конечно же, не сразу, но он таки получил много, очень много. Главное он обрел уверенность в том, что если человек действительно хочет много, то он и полу-чит много, а если он не получил много, то он этого «мно-го» никогда и не хотел.
Хороший человек считал, что скромность украшает че-ловека, что надо уметь радоваться тому, что у тебя есть.
Что не нужно вынимать душу не из себя, не из других.
Плохой человек обожал менять дома и автомобили. Все соседи постоянно сбегались любоваться новым чудом тех-ники, небрежно припаркованном на его драйвее.
Хороший человек пользовался общественным транспор-том, уверяя себя и других, что это приносит меньше забот и обеспечивает здоровый образ жизни.
Для Плохого человека женщина всегда была призом и при каждом новом достижении, после каждой значитель-ной победы требовалась новая женщина лучше, красивее, моложе предыдущей. Этих предыдущих он достойно обес-печивал. Бывшие жены и любовницы на Плохого человека не обижались, им, на самом деле, было приятно хоть ка-кое-то время чувствовать себя призовыми.
Для Хорошего человека жена была данностью. Судьбой. Как, впрочем, и все остальное. Он любил свою жену и сво-их детей так, как любят закат солнца в море или зелень ли-ствы, как любят жизнь такую, какая она есть.
Плохой человек тоже любил своих детей ведь это были его дети! В отличии от Хорошего человека, детей у него, от разных жен, было много. Он заботился о каждом ребен-ке, каждого баловал отдельно.
Иногда, в приступе альтруизма, Плохой человек пытался познакомить кого-то из своих отпрысков с кем-то из детей Хорошего человека, но из этого никогда ничего не получа-лось.
Хороший человек никогда не приглашал Плохого чело-века к себе в гости, он не хотел стыдиться относительной убогости своего быта. Он также не хотел давать повод Плохому человеку на жалость. Естественно, он никогда не приходил в гости к Плохому человеку, хотя тот приглашал постоянно, чтобы не давать себе повода для зависти.
С какого-то времени Плохой человек начал охотно ока-зывать благотворительность, ему стало нравиться давать интервью и сидеть в президиумах. Кроме того, его детям помогала репутация отца-мецената. Иногда он оказывал помощь, деньгами или связями, частным лицам, вынимая при этом душу выяснением мельчайших деталей.
Хороший человек всегда пытался помочь людям, правда, ни денег, ни связей у него не было. Он помогал сочувстви-ем, советом, иногда даже физически.
Так они рядом и жили, Хороший человек и Плохой чело-век.
И умерли в один день.
2016
БАБУШКА И ХУЛИГАН
Бен Уимльямс любил грабить русских бабушек. Денег с них много не взять, но фана было море. В своей уличной кампании Бен особенно не котировался. Детина огромный, но рыхлый и амедленный. Однако местные русские ба-бушки, завидев его черную тушу и налитые кровью глаза, исправно шарахались в страхе. Бен обожал этот страх и устроил на русских бабушек настоящее сафари.
В этот судьбоносный день была очередь бабушки Люси дежурить у еврейского доходяги в одной из серых высоток в районе Кони Айленд. Работа более чем противная, но стабильная. Все три сменяющие друг друга хоуматендант-ши обожали данного клиента он почти не двигался, мол-чал и ел все подряд.
При внимательном уходе доходяги могло хватить надол-го.
В свое время, протрубив тридцать лет в погонах со щи-том и мечями, Людмила Ивановна, или как ее знали на зо-нах, Люська Кошмар, оказалась на гражданке в заштатном российском городишке.
С вонючей пенсией.
Плюнув на неблагодарную Родину, Люська уехала к доч-ке в Америку и если когда-то самые тертые урки опускали головы при ее появлении, то сегодня подмывание старого еврея хоуматендант Людмила Ивановна должна была иметь за счастье.
Со всеми этими радостными мыслями бабушка Люся во-шла в кабину обшарпанного, советского типа лифта, в ко-торую на втором этаже ввалился наш Бен Уимльямс и тут же, не успев толком п оздороваться, своей на удивление изящной лапой с ухоженными ногтями взял бабушку Лю-сю за горло.
Так встретилось наше темное прошлое с нашим черным будущим.
Бен даже не успел потребовать денег как Люська Кош-мар отработанным жестом взяля черного хулигана за яйца.
Яйца были больше, ухватистые.
Такой боли Бен никогда не испытывал. Он даже не знал, что такая бывает. К сожалению, Бен был садистом, а не са-домазохистом, иначе он получил бы много удовольствия.
А так, дико визжа, он схватил необычную русскую ба-бушку за крашенные кудри и принялся рехтовать ее затыл-ком о железную дверь лифта. Люська, даже теряя созна-ние, продолжала увеличивать усилие своей все еще желез-ной руки, вкладывая в это сжатие всю ненависть, накопив-шуюся за ее горькую жизнь.
Врачи так и не смогли спасти бабушку Люсю.
В случае Бена спасать было некого и на следующий день огромная толпа местных цветных вышла с плакатами типа «КГБ убивает наших детей!» и «Черная жизнь чего-то стоит».
Семья Уимлямсов подала в суд на город пускаете, мол, черте кого.
И выиграла иск.
2020
ЯКОВУ СНЯТСЯ ДЕВУШКИ
Яков любит смотреть на девушек.
Любят ли девушки, когда Яков на них смотрит, его абсолютно не интересует. Тут он строго придер-живается правила: «Window shopping free».
Понятия не имею кто это замечательное правило придумал.
В мыслях он с девушками разговаривает, водит их по ресторанам, приглашает в гости. В этих своих мечтаниях Яков очень разговорчив и мил. Его скромная съемная бруклинская квартира как-то пре-ображается увеличивается и светлеет. Да и он сам становится очень интересным и мужественным.
И все девушки на нем балдеют!
В мечтах.
В реальности Яков небольшой красавец, хоть и не совсем урод. С работой справляется. Работает он в Манхэттене. Деньги, правда, небольшие, но Яков любит Манхэттен. Там самые красивые девушки!
Вот только сильно они деловые и спортивные.
Но думать о них приятно!
В Бруклине же все как-то по-домашнему, хотя в последнее время интернационализм заел.
Мусульманки, вообще, чистая потеря для Якова. Черные же девушки в его мечты как-то не вписыва-ются.
Красивых китаянок не видно, их где-то скрывают.
На евреек Яков не смотрит, сам не знает почему.
Остаются школьницы.
И метро.
Но школьницы гуляют днем, когда Яков работает, а метро с каждым днем становится все гнуснее и гнуснее.
А так все хорошо.
Где-то Яков нашел симпатичное стихотворение:
«Ты стареешь,
А новые девичьи лица
Каждый день возникают
На бруклинских улицах.
Прищурившись
От яркого солнца,
Ты глядишь в чужие глаза,
И холодный осенний воздух
Похрустывает при дыхании.
И ты идешь по знакомой улице,
Старый уже молодой человек,
И тебе хорошо
Как никогда.»
Ну очень мило.
Якову, конечно же, давно не за двадцать и даже не за тридцать.
Говорят, что если мужчина старше сорока, прос-нувшись утром, совсем нигде не чувствует боли значит он уже умер.
С болями у Якова все в порядке: они постоянны и разнообразны.