Генка опять начал выпучивать глаза, но я остановил друга.
Ладно, согласен. Пошли.
Мы следовали за Яшей через вестибюль, а Генка возмущенно шипел мне в ухо:
Хрена ли ты согласился? Этот козел за три сотни их загонит, я тебе отвечаю! И чо в этом шалмане переплачивать, давай лучше пойдем в гастроном и в два раза дешевле все купим
Я молча усмехался, не объяснять же другу, что проданный набор китайских шестеренок я взял за три тысячи, что по здешнему курсу будет меньше десяти рублей.
Насколько я помню, «Лесная сказка» считалась самым шикарным кабаком в Обнорске. Был он небольшим, и попасть сюда особенно в выходные, обычному человеку удавалось не часто вечно «закрыт на спецобслуживание» да «мест нет». Вот и сейчас на всех столиках таблички «стол заказан», а народу от силы треть зала.
Яша указал нам на столик в самом дальнем углу и величественно удалился. На столике, покрытом кремовой скатертью, стояли солонка с крупной солью, да стакан с салфетками, нарезанными так экономно, словно здесь столовались лилипуты.
Я огляделся. Ничего так, миленько. Уютненько. Напротив нас была зеркальная стена, визуально расширяющая небольшой зал ресторана. Остальные стены были облицованы темным деревом, с блестками золотистой смолы. С красочными панно в центральной части, на которых доморощенные умельцы как могли, изобразили копии всесоюзно-известных художественных произведений. На одной стене была намазана картина «Утро в сосновом лесу» где резвящиеся медведи напоминали бесхвостых котов-переростков. С другой придурковато таращились Васнецовские богатыри, а похожий на прапорщика Илья Муромец держал ладонь почему-то не над глазами, а у виска, словно отдавал честь посетителям ресторана. Васнецовская Аленушка с третьей стены навела меня на мысль, что неведомому живописцу позировал, опередивший свое время трансгендер. С потолка свисали массивные деревянные люстры, стилизованные под коряги с лампочками в виде свечей. Впечатление посконной старины усиливали стрельчатые узкие окошки с наличниками. По вечерам здесь выступал, аутентичный обстановке, вокальноинструментальный ансамбль «Русь».
Приблизилась официантка. Молоденькая, хорошенькая, еще не успевшая нацепить рабочую маску стервозности. Подала меню в фирменной обложке и молча удалилась. У нее было много дел, а будет еще больше вечер только начинался. Я проводил взглядом ее ладную фигурку, скользящую между столиков, и почувствовал приятное возбуждение. В голову закралась шальная мыслишка: а не подснять ли кого-нибудь на вечерок? Впрочем, урезонил я себя, сердечными делами займемся позже, а сперва как следует выпьем и закусим. Душа просит праздника, я так долго его ждал!
Открыл меню.
«Обнорский городской трест ресторанов»
Ишь ты, сколько в том Обнорске ресторанов, а поди ж ты трест!
«Меню порционных блюд на 6 июня 1972 г.»
Прейскурант не поражал особым изобилием, зато удивил ценами: из блюд почти ничего не стоило дороже двух рублей, лишь «севрюга по-московски» да икра из той же севрюги гордо стояли особняком с ценами в три шестьдесят и три тридцать.
Генка по-босяцки желал портвейна, но я вразумил друга: сегодня наш выбор коньяк. По крайней мере для начала. А к коньяку ух и развернусь же я сейчас! Шаркну, наконец, по душе!
Вернулась официантка, вынула из передника блокнот и приготовила карандаш. Безошибочно угадав, кто здесь заказывает музыку, вопросительно уперлась в меня своими карими вишнями.
Тэ-экс ответил я взглядом на взгляд, коньячку нам
Коньяк отпускается только бутылкой.
А нам меньше и не надо! Какой у вас самый дорогой?
Самым дорогим оказался Реми Мартин за двадцать рублей.
Нет уж, Реми этого я напился в девяностые, когда был миллионером. Мне чего-нибудь аутентичного, советского. Вот «Апшерон» пять звездочек за одиннадцать тридцать подойдет!
По мере того, как я делал заказ, выщипанные бровки официантки ползли вверх, ибо это выглядело как простое перечисление пунктов меню.
Издеваетесь? наконец, не выдержала она, столько и взвод солдат не съест!
Девушка, а как вас зовут? внезапно переменил я тему.
А какое это имеет отношение?.. Ну, Светлана.
Светлана! с восхищением покатал я на языке это светлое имя. Знаете что, Светочка, на вашем месте я бы снял этот кружевной передничек, купил билет в Москву на первый же рейс и мчался бы на Мосфильм сниматься в главной роли, потому что вы девушка редкой красоты!
Моя грубая лесть произвела впечатление. Все-таки в нашей провинции люди простые им, что не наплети слушают, развесив уши. Эти самые ушки у девушки слегка покраснели, она разулыбалась, взгляд потеплел.
Скажете тоже
Может Светик, вы нам сами что-нибудь подберете, на свой вкус, а? В выборе не стесняйтесь, потому что деньги жгут мне ляжку.
Она не стала спорить, очевидно усекла, что пахнет хорошими чаевыми.
Кто-то скажет: вот, мол, идиот на последние деньги кутить собрался Возможно, я идиот, возможно. Но я так понимаю деньги не последние и все только начинается. О причинах такой уверенности сейчас рассуждать не хочется, а хочется кутить!
Не подумайте, на самом деле я не гурман и не делаю из еды культа. Мне обычно все равно что жрать, главное, чтобы обстановка была душевная. А она была таковой. В зале играла тихая музыка, царила приятная прохлада и легкий полумрак, рядом сидел старый друг, и нам было что вспомнить.
Посетителей потихоньку прибавлялось. Швейцар то и дело распахивал дверь перед дядями с волосами и без волос, под ручку с празднично украшенными тетями. Самых солидных встречал Яша, выскальзывая из-за своего администраторского столика и провожая до места.
Генка от приятных предвкушений был возбужденно-говорлив и беспрерывно что-то рассказывал про наших бывших одноклассников. Я доброжелательно пропускал его болтовню мимо ушей, потому что давно забыл их, случайных спутников моего детства. И тут что-то пробилось сквозь расслабленную негу.
Повесился? Кто повесился? Какая сорока?
Да не сорока, а Сорока! Витька Сорокин.
Ах, Сорокин
Вспомнил я этого Витьку, лопоухого и круглолицего пацаненка, который зачем-то все время хотел стать мои другом, но я не ценил его порывов, и обидевшийся Витька начинал устраивать мне всякие пакости. Кончалось это дракой и периодом взаимного равнодушия, после чего все начиналось сначала.
Год назад, рассказывал Генка, причем, отслужил срочную, вернулся, что-то там со своей девкой не поделил, пошел в туалет и вздернулся на бачке!
Придурок, резюмировал я.
Придурок, согласился Генка.
И тут Света принесла «Апшерон» с холодными закусками. Мы тут же разлили.
За встречу!
Немедленно выпили и набили рты салатами.
Слушай, вдруг вспомнил я, а про Настю Князеву знаешь что-нибудь?
Про невесту-то твою? лукаво усмехнулся Генка, Да как у всех: после школы сразу замуж выскочила, родила. Недавно видел ее, опять беременная.
А муж кто?
Да обычный работяга. Шоферит вроде.
Я помолчал, что тут скажешь. Дразнили нас женихом и невестой. Таскал я ее портфель и провожал до подъезда. В кино иногда ходили. Все что у нас было, пара неумелых поцелуев на танцплощадке. Их и поцелуями-то назвать сложно ткнулись торопливо губами, но вот поди ж ты, губы эти холодные и твердые я запомнил на всю жизнь.
А Дрозда помнишь? услышал я голос Генки и понял, что отвлекся.
Колька Дроздов, второгодник которого перевели к нам в шестом классе, ко мне отличнику испытывал классовую неприязнь и не упускал случая нагадить, причем не сам, а через своих шестерок. Дошло до того, что я стал таскать в портфеле отцовский охотничий нож и как-то раз, когда свора уродов, очередной раз попыталась зажать меня в углу, достал и немного им помахал. К счастью, обошлось без крови, но вся эта гоп-компания сразу потеряла ко мне интерес. А Кольку потом посадили за кражу.
Иду как-то вечерком поддатый, рассказывал Генка, дожевывая салат, тут какой-то хмырь навстречу чешет, весь синий от партаков, дай говорит, прикурить. Я смотрю, а это Дрозд откинулся. Гляжу на него, шибзд шибздом. Идолище поганое. И эту гниду мы боялись? Дать тебе, прикурить? Генка зло хехекнул, и изобразил. Ну, на, лови! Все кулаки об клыки его железные разбил.
Подоспела официантка с солеными груздями, заливным из осетрины и мясным ассорти. Склонилась над столиком.
Светочка, а вы замужем? поинтересовался я, заглядывая в декольте.
А почему вам это интересно?
При вашей ангельской внешности разве найдется мужчина, которому это будет неинтересно, особенно если он умен и чертовски привлекателен?
Она снисходительно улыбнулась.
Особенно, если он чертовски скромен! и добавила ехидным тоном, Не светит вам от Светы, молодой человек, я замужем.
Очень жаль! вполне искренне сказал я. Светочка, вы только что разбили мне сердце!
Светлана хмыкнула и убежала, а мы выпили и набили рты груздями и заливным.
Ресторан наполнился под завязку. Сдвинув столики, веселилось несколько больших компаний. Над ними в несколько слоев плавали облака табачного дыма. Здравницы сливались в протяжный гул и безостановочно звенели бокалы. Распутная жизнь лучших советских людей била ключом.
Явились музыканты и начали пробовать свои инструменты.
К тому моменту, как Света принесла горячее, мы уже прикончили полкило. Я было хотел добавки, но Генка взвыл, что душа его больше не принимает этот клоповник и потребовал вина. Я внял просьбам друга, и заказал семьсот пятьдесят «крымского» портвейна. Мы ведь в те годы действительно крепким не баловались, все больше на сладенькое налегали портвешки, плодово-выгодные и прочую вермуть. Правда на последних курсах универа, я облагородился и стал употреблять всякие рислинги да каберне, в народе небрежно называемые «сухарем» и «кисляком».
Беседуя с Генкой, понял, что рассказывать мне особо нечего. Ну, учусь, езжу в стройотряды, влюбляюсь в сокурсниц, претендую на красный дипломом. Все это было мелким и ничтожным по сравнению с Генкиными рассказами о флотской жизни.
Служил мой приятель в «рулях», так называлась штурманская боевая часть или БЧ-1, по специальности штурманский электрик. Оказывается, все боевые части имели смешные, непонятные сухопутному уху названия: «маслы» электро-механическая; «рогатые» ракетно-артиллеристская; «румыны» минно-торпедная и так далее.
«Раз решили мы бухнуть от скуки, рассказывал он, дело зимой было, а зима там жуткое дело, сплошная ночь к обеду солнце выползет на полшишки и опять за горизонт. Скинулись, ну и пошли два наших моремана в самоволку. У штурмано́в, в отличие от других БЧ, есть такая привилегия: скажешь вахтенному на трапе, мол, на флагман надо за картами, или за метеопрогнозом, или еще какой хренью и тебя без разговоров пропускают на берег, а дальше через гору и в город. Правда в Североморске с этим делом строго, не дай бог на глаза патрулю попадешь, проблем не оберешься.
Короче, страшно, но жажда сильнее страха. Дошли они до магазина, уговорили какого-то сердобольного мужика взять вина, (матросам там спиртное ни хера не отпускают) тот и купил им семь огнетушителей. Они их в сумку и скачками до корабля, и уже на горе сообразили: а заносить-то как бухло? На трапе стопудово сумку обшмонают, и вместо праздника на губу угодишь. Спрятали они бутылки в снег и на корабль, совет держать. Недолго думая, взяли мы два рулона карт. Один большой, другой маленький. Внутрь большого вставили пятилитровую банку, а внутри маленького просто оставили пустоту. Сошли вдвоем с корабля, нашли бутылки и слили винище в банку, а последнюю бутылку сунули в маленький рулон. Так и пошли впереди я с большим рулоном, сзади Мелкий с маленьким. А винище-то в снегу охладилось чуть ли не до минусовой температуры, а я, когда собирался варежки забыл, а у банки крышки не было. Иду, банку за донышко поддерживаю, чтоб не выпала, а вино, сука, плещется и на руки проливается. Пока до корабля дошли, пальцы окоченели до полной бесчувственности. Надо по трапу подниматься, а он скользкий и обе руки заняты за леера не придержаться. Сейчас, думаю, или выроню или наебнусь и что-то будет. Но дошел как-то. Зато вахтенный в нашу сторону даже не глянул».
Таких историй у Генки имелся непочатый край. Из них складывался образ величайшего распиздяя всех времен и народов.
Жемчужиной коллекции, была легенда о том, как он ездил в город Баку поступать в военно-морское училище.
«В Союзе штурманские факультеты есть только в двух училищах, рассказывал Генка, Ленинградском имени Фрунзе и Каспийском имени Кирова. Ленинградское наш старлей заканчивал и от него мы знали, что порядки там строгие уставщина и муштра. Терпеть это еще пять лет мне совсем не улыбалось, и я выбрал Бакинское училище. У нас стажировались два его выпускника полные раздолбаи, толстые и веселые юг есть юг».
Наступило лето и ему оформили документы на поступление.
До Баку он добрался без приключений. Описывал Генка столицу солнечной республики в самых восторженных тонах. Такой свободы не было даже на гражданке. «А воздух, какой там воздух! А море! Правда, это там где нефти нет». Днем абитуриенты готовились к экзаменам, а вечерами и по выходным шлялись по городу, сидели в кафешках, ходили в кино и на пляж, бухали дешевое вино, знакомились с девушками (русских там много). Местные абреки офицеров недолюбливали, зато к рядовому составу относились вполне дружелюбно. Экзамены Генка сдавал без проблем, но перед последним, по физике, ухитрился заболеть дизентерией. «Жарко там очень, пить все время хочется. Вот и попил водички из-под крана».
Слег он в госпиталь на две недели, а экзамены тем временем закончились. Настало время возвращаться на север. Скворцову оформили проездные документы, и он решил съездить в город, напоследок кутнуть.
Кутнуть кутнул, но при этом подтвердил свою славу раздолбая и умудрился где-то потерять военный билет, в котором, к тому же лежало командировочное предписание и билет на поезд. «Парадка-то ушитая и карманы мы зашивали, чтоб не топорщились, а военник за ремень засовывали. Вот он где-то и выпал, а я по пьяни не заметил».
Таким образом, всех документов у Генки остался один комсомольский билет, который он не брал с собой. С этим багажом он и поплелся в отдел кадров училища, где его послали подальше, заявив, что не знают кто он такой и знать не хотят. На следующий день старший матрос Скворцов явился в Бакинскую комендатуру и пожаловался на жизнь.
Помощник коменданта позвонил в приемную начальника училища, тот устроил разнос своим подчиненным и Генке выписали дубликат командировочного предписания. Толку с этого предписания было ноль, потому что, во-первых, билет теперь надо было покупать за свои деньги (которых не было), а во-вторых не было в продаже самих билетов. Юг, разгар лета, какие билеты, вы, о чем?
Генка попытался сесть в поезд зайцем, но его каждый раз вытуривали бдительные проводники. И тут ему повезло прямо на перроне он встретил того самого сердобольного майора-помощника коменданта. В поезде Баку-Ленинград должна была ехать группа детей поступать в Нахимовское училище, майор пришел их проводить и заодно пристроил Генку на место одного заболевшего парнишки.
Однако доехал Скворцов только до Минеральных вод, где ночью сошел с поезда. Нет, нет, не из дезертирских побуждений. Просто он очень долго был, на севере, оставался еще год с лишним и поэтому парень решил сперва заехать домой в Обнорск, немного отдохнуть. Неделька другая ведь ничего не решает, правда? Успеет еще наслужится.