Сумеешь достичь, щеголяя в лохмотьях и устраивая себе спальню на крыше?
Иногда намного удобнее выглядеть опустившимся неудачником, Брис. Таким не завидуют и козней против них не строят.
И тем не менее Герут Эберикт догадывается, что все это лишь видимость. Он оказался прозорливее меня. Я-то принимал твой балаган за чистую монету.
До сегодняшнего визита ко мне?
Да, пожалуй.
Иди домой, Брис, и не волнуйся. Серена Педак убережет Халла. Эта женщина может ненавидеть его взгляды, спорить с ним, но не отступит. Она сделает это вопреки всем логическим доводам. Даже у самых умных людей есть свои изъяны.
И к тебе, Техол, это тоже относится?
Я обобщаю, чтобы тебе было легче понять. Но при этом всегда остаюсь вне собственных обобщений. Я исключение из правил.
И как же это тебе удается?
Я сам устанавливаю правила. Это моя любимая игра.
Клянусь Скитальцем, временами я тебя просто ненавижу. Но послушай меня, Техол. Ты недооцениваешь Геруна Эберикта.
Хорошо, я послежу за Геруном. Не удивлюсь, если за тобой увязался хвост. Тебе так не показалось?
Я как-то об этом и не подумал. Не исключено, что и увязался. Думаешь, нас подслушивали?
Это невозможно. Прежде чем улечься спать, Багг окружает дом магической защитой.
Багг? Твой слуга?
Техол слегка похлопал брата по плечу и подвел его к люку.
Почти во всем остальном от него нет никакого проку. Мы вечно ищем в себе скрытые таланты, и это упражнение забавляет нас. По крайней мере, меня.
Багг? Знакомое имя, не унимался Брис. Не он ли готовил тела наших родителей к погребению?
Он. Тогда-то я впервые встретил Багга и сразу же распознал в нем полное отсутствие устремлений Есть только одно место, откуда можно увидеть вход, не привлекая ничьего внимания. Только одно, Брис. Во всех остальных случаях подойти незамеченным невозможно. А дальше кто знает. Может, начнется погоня, возникнет неразбериха. Все оборачивается против тебя. Тебе придется убить этого человека, который, вполне вероятно, подослан Геруном. И не на поединке, а просто убить. Ты готов?
Естественно. Но ты говорил, что все подходы к дому хорошо просматриваются.
Да. Но я совсем забыл про подземный ход.
Брис взялся за ручку люка:
Здесь есть подземный ход?
Надо же занимать Багга работой, а то он совсем обленится.
Часть складской стены отбрасывала достаточную тень. Вот оно, единственное место, где можно затаиться и наблюдать за входной дверью в жилище Техола. Брис Беддикт остановился. Его глаза хорошо видели в темноте. Там было пусто. Однако ноздри Бриса чувствовали вязкий, отдающий железом запах крови.
Выхватив меч, он подошел поближе.
Громадная лужа крови так и застыла среди булыжников, словно земля не желала ее принимать. Скорее всего, убитого полоснули по горлу и перевернули на живот, дав вытечь всей крови, а потом куда-то поволокли. Двойной след окровавленных подошв тянулся вдоль стены, заворачивал за угол и исчезал.
Королевский защитник двинулся по следу. Пройдя несколько шагов, он увидел в пыльной ямке отпечаток босой детской ноги. Ребенок, утащивший труп взрослого? Ну и ну! И скорее всего, эти же детские руки
Беддикт переменил решение. Летерас, как и любой город, имел свою изнанку. Откуда, из каких нор появлялись его ночные обитатели, Брис не знал и не желал знать. Это был чужой мир, со своими охотниками и жертвами, куда ему незачем соваться. Ночные часы принадлежали Белой Вороне, и только отчаянные глупцы без надобности становились на ее пути.
Брис повернул в другую сторону и зашагал к дворцу. Его мысли были заняты средним братом. Нищета Техола и его равнодушие к жизни оказались всего лишь прикрытием. На самом деле могучий ум продолжал работать. Все это делало Техола весьма опасным человеком.
«Хвала Скитальцу, брат на моей стороне, думал Брис. По крайней мере, очень хочется верить, что он на моей стороне».
Старый дворец постепенно сдавал свои позиции. Еще немного и весь королевский двор с многочисленными службами переберется во Дворец Вечности. Само здание старой резиденции стояло на просевшем холме, в ста шагах от речного берега. В зависимости от времени года река то приближалась к нему, то отступала. Остатки высокой стены говорили о том, что когда-то пространство между дворцом и рекой было отгорожено от остальной части города и что внутри находились какие-то постройки.
Вряд ли стену воздвигли, чтобы закрепить свое владение землей. Все постройки появились здесь еще до основания Первой империи. Наверное, стену сложили совсем по другой причине. Например, это место считалось у аборигенов священным. Однако переселенцы вряд ли питали к нему такие же чувства. Возможно также, что первые летерийцы были более сведущими в тайных знаниях (ныне безвозвратно утраченных) и потому уважительно отнеслись к приземистым яггутским строениям, посреди которых торчала диковинного вида башня.
История тех далеких времен превратилась в прах вместе с камнями стены, и бесполезно было искать ответы, просеивая пыль и роясь в чешуйках сланца. Горожанам появляться в этих местах не запрещалось, однако люди сами привычно обходили их стороной. Шестьсот лет тому назад тогдашний король издал указ, запрещавший снос древних строений и возведение на их месте новых домов. Время от времени предпринимались попытки отменить этот указ и подавались соответствующие прошения. Доводы были весьма убедительными, но королевская канцелярия всегда отвечала отказом.
Люди, далекие от магии, недоуменно чесали в затылке: и это в Летерасе, где все можно продать и купить?! Зато опытные гадатели на черепках отлично знали, каково назначение накренившейся квадратной башни, стоявшей в обрамлении узловатых корней. Яггутские строения имели самое прямое отношение к Обители Льда. Чародеи верили, что эта башня была самой первой из всех Башен Азатов.
При жизни Шарука Элаль не особо прислушивалась к рассказам местных жителей и даже посмеивалась над ними, считая досужими вымыслами. Однако, когда женщина оказалась между жизнью и смертью, недоверчивости у нее сразу поубавилось. Теперь окрестности серых щербатых стен таили для Шаруки немалую опасность. Она чувствовала родню, но не по крови. Здесь обитало целое семейство неупокоенных; тех, кто не мог или же не хотел перейти в небытие. В глинистой земле находились не могилы, а темницы. Азаты не отпускали своих детей.
Шарука ощущала: под землей есть также и живые. Точнее, заживо погребенные. За века заточения несчастные успели лишиться рассудка. Некоторые буйствовали, силясь вырваться из цепких объятий корней. Другие зловеще молчали, будто ждали конца вечности.
Воровка приближалась к яггутским развалинам. Над их кривыми стенами был виден третий, последний этаж квадратной башни. Ни одно строение здесь не стояло прямо. Своим чудовищным весом они словно бы выдавливали из-под себя пласты глины и песка. Стены густо поросли плющом. Его побеги тянулись также и к Башне Азатов, но, не достигнув ее, засыхали. Вокруг камней фундамента росла лишь желтоватая трава.
Шаруке не требовалось видеть кровавый след. Ее вели потоки запахов, разливавшиеся в душном ночном воздухе. Ориентируясь на них, женщина достигла развалин стены, окружавшей Башню Азатов.
С другой стороны, возле ствола скрюченного дерева, сидела девочка со странным именем Плошка. На вид ей было лет девять или десять: точный возраст ребенка никто не знал. Проклятие обрекло несчастную на вечное детство. Одежды на малышке не было. Ее бледную кожу покрывала корка грязи, а длинные волосы слиплись от засохшей крови. Труп, что лежал перед нею, наполовину погрузился в землю, увлекаемый туда тьмой.
Кому он достанется на прокорм? Азатам или их подземным узникам? Неизвестно. Впрочем, судьба трупов не волновала Шаруку. Земля поглощает их, и то хорошо.
Плошка подняла голову. Ее черные глаза тускло отражали звездный свет. Мешал густой слой плесени. Если его не счистить, мертвая девочка перестанет видеть.
Почему ты отказываешься стать моей мамой? спросила Плошка.
Я уже говорила тебе: я не хочу быть ничьей матерью.
А я сегодня шла за тобой, сказала девочка.
Ты всегда ходишь за мной, вздохнула Шарука.
Как только ты слезла с крыши, в тот дом пришел какой-то военный. За ним следили.
И кого из двоих ты убила?
Само собой, того, который следил. Я же хорошая девочка, забочусь о тебе. И ты обо мне заботишься.
Ни о ком я не забочусь, Плошка. Ты ходишь в неупокоенных гораздо дольше моего. Ты давно живешь здесь, в подвале. Я приношу тебе тела.
И всегда мало.
Я не люблю убивать и делаю это, только когда у меня не остается выбора. И потом, не я ведь одна тебе помогаю.
Нет, только ты одна.
Ты правду говоришь, Плошка?
Да. Остальные бегали от меня, как теперь бегают от тебя. Все, кроме того человека с крыши. Он что, тоже не похож на других?
Не знаю, Плошка. Теперь я буду на него работать.
Я рада. Взрослые должны трудиться. Тогда у них ум занят работой. А если думать не о чем, это плохо. И опасно. В голову сразу дурные мысли налетают. И от них всем становится плохо.
Кому это «всем»? удивилась Шарука.
Грязная рука девочки обвела двор.
Им. Беспокойные они. Все беспокойные. Почему не знаю. От этого башня теперь вся потная бывает.
Я принесу тебе соленой воды для глаз, пообещала воровка. Их надо промывать, иначе ослепнешь.
Я и так хорошо вижу. Но не только глазами. У меня кожа видит. И язык. И мечты света.
Какие еще мечты света?
Плошка откинула с лица окровавленные пряди волос.
А те пятеро все стараются выбраться. Ох и не люблю я их. Я там почти всех не люблю, но этих особенно. Корни умирают. Не знаю, что делать. А эти шепчут, как разорвут меня на кусочки. Совсем скоро. Я не хочу, чтобы меня рвали на кусочки. Шарука, как мне быть?
Воровка некоторое время помолчала, а потом уточнила:
Ты их всех чувствуешь? Всех погребенных?
Многие не хотят со мной говорить. Они давно уже ума лишились. Есть такие, кто ненавидит меня за то, что я им не помогаю. Некоторые просят и умоляют. Они говорят через корни.
А есть такие, кто ничего от тебя не хочет?
Некоторые всегда молчат.
Поговори с ними, Плошка. Или найди кого-то, кто умеет с ними общаться, кто сможет тебе помочь.
«Кто согласится быть тебе матерью или отцом», мысленно добавила Шарука.
И что потом? спросила девочка.
Узнай, что они думают про разные вещи. Если найдется хоть один, кто не будет тебя задабривать, путать тебе мысли и не состоит в сговоре с остальными, расскажешь мне о нем. Все, что знаешь. А я постараюсь дать тебе хороший совет. Не как мать. Как подруга. Согласна?
Ага.
Значит, договорились. А сейчас у меня к тебе другой вопрос, Плошка. Как именно ты убила того человека, который следил за военным?
Горло ему прокусила. Так быстрее всего. И кровь я люблю.
Чем же тебе она нравится?
Я кровью волосы мажу, чтобы на лицо не лезли. У нее запах живой. Я люблю, когда так пахнет.
Сколько всего человек ты убила?
Очень много. Они нужны земле.
А почему они нужны земле?
Потому что она умирает.
Умирает? А что случится, если земля умрет?
Тогда все, кто внизу, вылезут.
Ого! присвистнула воровка.
Мне здесь нравится. Не хочу, чтобы земля умирала.
Плошка, давай сделаем так. Теперь я буду говорить тебе, кого надо убивать. Не волнуйся, их будет много.
Хорошо. Ты заботливая.
Из сотен узников подземных темниц Азатов только один слышал этот разговор двух неупокоенных, который они вели на поверхности. Азаты ослабили свою хватку не из жалости к нему, а в силу необходимости. Страж был не готов к такому повороту событий. Совсем не готов. Да и сам выбор был небезупречным еще одно свидетельство угасающей силы Азатов и неумолимости времени, угрожающего одолеть самое древнее каменное строение на континенте.
Башня Азатов умирала. Безысходность заставляла ее искать самые неожиданные пути спасения.
Выбор был сделан. Приготовления, хотя и медленные, шли постоянно. Времени оставалось совсем мало. Положение было таким отчаянным, что это буквально обескровливало Башню Азатов. Пятеро соплеменников, что находились в плену еще со времен кчейн чемаллей, почти прорвались к поверхности.
Они были тоблакаями, что не сулило ничего хорошего.
Глава пятая
Удар ему пришелся между глаз.
Все содрогнулось, как от грома,
И рухнули костей его твердыни.
А душу выдернули прочь,
Чтоб корчилась в тисках
Неискупленного отмщенья
Последняя ночь Скабандария Кровоглазого (стихотворение неизвестного автора, обнаруженное учеными тисте анди в Черном Коралле)
Смех Тени был негромким, но звук этот грозил безумием каждому, кто его слышал. Удинаас разжал пальцы. Сеть, над которой он трудился, упала на песок. Удинаас привалился спиной к разогретому солнцем камню. Сощурив глаза, летериец глядел в светлое небо. Он был на берегу один. Ветер слегка морщил гладь залива. Никого кроме духа, который изводил несчастного раба целые дни напролет и отступал только во сне.
Вместе с волнами к берегу неслись тысячи маленьких солнц, но так и не достигали песчаной полосы. А между крупных валунов даже сейчас темнели черные пятна, недосягаемые для солнечного света.
Оставь меня, в который уже раз потребовал Удинаас и закрыл глаза.
«С какой это стати? Я чувствую твою кровь, раб. Она холодеет. Я помню мир льда. Я оказался в нем уже после того, как был убит. Да, после. Даже тьма имеет бреши. Вот так меня и похитили. Но у меня сохранились видения».
Ты все время говоришь об этом. О своих видениях, мечтаниях, снах. Мне все равно, какие они. Углубись в них и перестань меня терзать.
«У меня есть мечты, которые тебе не понять, раб. Думаешь, мне нравилось служить? Да ничего подобного! Нет, нет и еще много раз нет. Я следую за тобой, раб».
Удинаас снова открыл глаза и поглядел на полоску тени между двумя валунами. Голос исходил оттуда. По камню скакали песчаные блохи. Самого призрака видно не было.
Зачем тебе нужно преследовать меня? устало спросил летериец.
«Вечные вопросы: зачем да почему. Меня притягиваешь не ты, раб, а твоя тень. Ты обещаешь достойное путешествие. Скажи, раб, ты мечтаешь о садах? Запущенных, одичавших, где одни растения чрезмерно разрослись и подавили другие? Я знаю: ты грезишь о них. Я даже улавливаю запахи тех мест. Но тебе не сбежать от реальности. Так и с моими мечтами. Меня устраивает служить. Да, именно устраивает. Разве я не был когда-то тисте анди? Уверен, что был. Меня убили и швырнули на липкую землю. Я там валялся, пока все вокруг не сковало льдом. Не представляю, сколько времени успело пройти. Я избавился от ледяного панциря, чтобы служить моим убийцам. Моим поработителям, познавшим небрежение. Не пора ли нам поговорить о предателях, раб?»
Решил поторговаться со мной?
А я думал, тисте анди отличались суровым характером и презирали болтовню. Очень прошу тебя, Сушняк, больше никаких стихов. Договорились?
«Договорились, если ты отдашь мне свою тень».
Скажи, а другие духи тебя видят? Телохранитель Ханнана Мосага, к примеру?
«Этот урод? Не смеши меня. Я спрячусь в твоей естественной тени, и там меня никто не найдет. Оцени, я сумел обойтись без стихов. Знай, раб, в те дни мы были дерзкими и отчаянно смелыми. Мы были воинами. Завоевателями. Мы насквозь промокли от холодной крови кчейн чемаллей. Мы шли за младшим сыном Матери-Тьмы. Мы были очевидцами».
Очевидцами чего?
«Кровоглазый предал нашего господина. Мы видели это своими собственными глазами. Гнусное убийство кинжалом в спину. Я сам пал от меча тисте эдур. Мы верили, что тисте эдур наши союзники. А они устроили нам бойню. Выстоять было невозможно».