Запинающимся, изломанным голосом Гибсон ответил:
Да, я могу это сделать.
Я обнял старика, который был для меня дороже отца, стараясь погасить согревающую радость в груди:
Спасибо вам! Спасибо, Гибсон.
Живя в мире слуг, властителей и политиков, я не знал настоящей дружбы. Мои отношения с родителями никак нельзя было назвать нежными. Точно так же я сторонился и Криспина. С приближенными отца с сэром Феликсом и сэром Робаном, с Тор Альмой и Тором Алкуином, с приором Эусебией и всеми остальными я поддерживал обычные контакты, какие связывают ученика с учителями или хозяина со слугами. Даже зарождающееся чувство к Кире хотя я не осознавал и не мог оценить все его значение словно бы проходило через защитную мембрану, навязанную мне моим положением. Только Гибсон сумел прорваться сквозь нее. Он был для меня, как я уже сказал, ближе, чем отец.
И это погубило нас обоих.
Глава 11
Какой ценой
Полагаю, старый плут хотел, чтобы я это сделал, что во время нашего разговора на берегу он подталкивал меня к нужному решению, но так, будто бы я сам нашел его. Я тайно приступил к подготовке побега, имея лишь смутные представления о том, как это можно осуществить. Ни разу не путешествовавший за пределы системы, я мечтал взять напрокат или украсть космический корабль и улететь на нем куда угодно, только не в Колледж Лорика на Веспераде. Или подкупить пилота нанятого отцом корабля, ускользнуть на какой-нибудь промежуточной остановке нашего долгого пути и сбежать из этого сектора как можно скорее. Это необходимо было сделать, но моего ограниченного опыта не хватало для технического обеспечения операции.
Насколько я понял ситуацию, у меня были две главные проблемы: как выбраться за пределы системы и чем за это заплатить. По иронии судьбы второй вопрос оказался намного проще первого. В конце концов, я ведь был сыном лорда-палатина и мог воспользоваться такими ресурсами, какие простолюдины даже вообразить не способны. Вы, возможно, представили себе сундуки с драгоценными камнями и золотыми диадемами? Хотя золото сохранило определенную ценность из-за своей редкости и разнообразного практического применения, это все же довольно привычный материал. Имперские монеты золотые хурасамы, серебряные каспумы и прочие имеют хождение главным образом в нижних слоях нашего общества. Самоцветы в большинстве случаев по составу не многим сложней обычного углерода перестали цениться в элитарных кругах еще со времен основания Империи. Бриллианты, сапфиры, рубины и тому подобное легко мог получить каждый, имеющий доступ к алхимику.
Богатство палатинского сословия основано на редких химических элементах. Золото один из таких товаров. Другой уран, и он намного ценнее, отчасти потому что для законной его добычи требуется лицензия непосредственно от Имперской канцелярии. Таким образом, если хурасам может оказаться у каждого, то имперская марка формально стандартная валюта Империи доступна лишь тем, кто извлекает богатства из недр, своего рода смазка для механизма нашей цивилизации.
Марки гораздо дороже, к тому же их проще перемещать, чем нагруженные золотом корабли, потому что они всего лишь цифровой код на электронном счете. Весь фокус в том, чтобы сделать это незаметно. Логофетам и секретарям отца, не говоря уже о его казначействе, и так хватает забот. Но всегда существует вероятность, что какой-нибудь чересчур усердный клерк начнет слишком пристально приглядываться к моим расходам и счетам, открытым на мое имя. Или другая вероятность весьма малая, впрочем, что отец установит за мной особое наблюдение.
Три месяца.
Как это мало на самом деле, хотя делосианский месяц длинней стандартного и каждый его день тоже. Даже для палатина возможно, для палатина в особенности дни проходят слишком быстро. Я тоже должен был действовать быстро и выбрать такой способ, против которого мой отец при всей его хваленой холодности ничего не смог бы возразить.
Благотворительность.
Что вы собираетесь сделать?
Факционарий гильдии выпучила на меня глубоко посаженные глаза, и на ее преждевременно увядшем лице появилось такое выражение, будто я только что дал ей пощечину.
Стоя по другую сторону заваленного бумагами стола, я повторил свое предложение, стараясь не думать о Кире и двух охранниках, оставшихся за дверью, словно бы сама мысль могла привлечь их внимание к моим делам:
Я хочу внести пожертвование. Со своего личного счета.
Простецкое лицо Лены Бейлем удивленно и подозрительно вытянулось.
Почему?
Не решаясь встретиться с ней взглядом, я взирал на трехмерную голограмму на стене за ее спиной, изображающую панораму долины Красного Зубца с высоты птичьего полета. Желтые значки радиоактивности отмечали расположение рудников, местность вокруг была заштрихована с разной интенсивностью, в зависимости от уровня опасности. Я бывал там много раз. Несмотря на все усилия биологов, только самые неприхотливые растения пускали корни на холмах над рекой. Ученые сошлись на том, что мощные тектонические толчки в далеком прошлом погрузили здешние запасы урана глубоко в недра, а потом руда снова появилась на поверхности, благодаря мелким катаклизмам, происходившим при терраформировании.
Наконец я спросил:
Вы слышали, что я покидаю Делос?
Потрясенная Бейлем подалась вперед, опираясь локтями о край своего дешевого стола:
Значит, это правда? Что-то такое передавали в дневных новостях, но я подумала
Да, правда, кивнул я. Улетаю на «Дальноходе» тридцать третьего боэдромиона. Но после всего, что случилось за последние несколько недель, я
В этот момент я все-таки сумел снова посмотреть ей в лицо, прекрасно сознавая, что отец ни за что бы так не сделал.
У меня осталось неприятное чувство от того, как закончился наш разговор. Я так понял, что консорциум удовлетворил ваши просьбы, когда его представители побывали здесь?
Бейлем недовольно фыркнула:
Один обогатительный краулер и две буровые установки. Это возместит какую-то часть наших потерь, но мы по-прежнему посылаем людей в шахту с ручным инструментом.
Она отвлеклась или, наоборот, попыталась сосредоточиться, выискивая какие-то документы в ворохе бумаг на столе.
Я должна спросить, лорд Марло. Откуда вдруг у вас такой интерес к нашей работе?
Просто хочу исправить свою ошибку, развел я руками с видом полной невинности.
Выждав пару секунд, я добавил, словно эта мысль только что пришла мне в голову:
Там, куда я отправляюсь, деньги мне не понадобятся. Отец посылает меня в Капеллу.
И прежде чем она успела вдуматься в подтекст моих слов, я двинулся дальше:
Поэтому я и решил сделать пожертвование. Сто двадцать тысяч марок.
Глаза факционария сделались большими, как обеденные тарелки.
Вы это серьезно?
Если бы у нее отпала челюсть, как у бедного Йорика, и грохнулась об стол, я бы не очень удивился. Превосходно именно та реакция, какую я ожидал.
На эти деньги вы сможете обеспечить десяток рабочих бригад аварийными костюмами. Новыми. С электронной защитой и всем прочим.
Я поддернул рукав своего фрака и проверил время по терминалу. Лена Бейлем достала из ящика стола пачку безникотиновых сигарет. Подождала секунду, как бы спрашивая у меня разрешения, затем прикурила. Кончик сигареты засветился вишневым огоньком, и женщина выдохнула струю дыма прямо в пространство между нами.
Сможем, но вы так и не ответили на мой вопрос.
Что за вопрос, факционарий?
Почему вы это делаете?
Почему? Я же вам объяснил, сказал я с притворным раздражением, приближающимся к подлинному. Не хочу, чтобы смерть этих людей была на моей совести. Если отец не желает платить за новую экипировку, я сделаю это сам.
Я склонил голову к столу, словно указывая на некую юридическую тонкость, и добавил:
Давайте подпишем контракт, если недостаточно моих слов. У вас будет письменный договор. Можно сказать, я настаиваю.
Еще одно облачко дыма поднялось в воздух, я закашлялся и попытался разогнать его рукой. Эта игра была мне понятна она хотела, чтобы я почувствовал неудобство. Я улыбнулся и резко выдохнул. Генетически измененный табак не оставляет осадка в легких, но пахнет отвратительно. Нужно было попросить, чтобы она не курила. Возможно, я проявил излишнюю мягкость.
Бейлем порылась в бумагах на столе, нашла папку из кожзаменителя, раскрыла и достала оттуда кристаллический планшет и стилус с ластиком на конце.
Вот, сказала она, не вынимая сигарету из пожелтевших зубов.
На мгновение в комнате повисла тишина, нарушаемая только шумом транспорта под окнами здания гильдии.
Дальше предстояла самая деликатная часть плана.
Я взял планшет и с легкостью заполнил простую форму договора, прикасаясь к экрану стилусом, который переводил мои завитки в четкий шрифт галстани. Затем повторил операцию на другой странице. Работа была почти закончена, наступил решительный момент. Я положил планшет на стол.
Знаете, мадам Бейлем, так уж вышло, что мы можем помочь друг другу.
Я продемонстрировал ей свою самую лучшую, не имеющую ничего общего с домом Марло улыбку.
Ее плебейское лицо с вялым подбородком потемнело.
Как это понимать?
Я продолжал любезно улыбаться.
Вы согласны, что сто двадцать тысяч это солидная сумма?
Она кивнула с видом простодушного зрителя, ожидающего от эвдорского волшебника каких-то магических манипуляций.
Кивнула один раз. Медленно. Молча.
А что вы скажете насчет ста тридцати?
Глупо, но мое мятежное сердце быстрей застучало в еще не до конца зажившей грудной клетке. Я говорил мягко, уверенный, что мои охранники ничего не услышат из коридора. Только не через крепкую дверь из листовой стали. Почему я вообще должен чего-то бояться? Я обладал здесь полной властью, у меня были деньги, было имя. А факционарий гильдии что имела она? Возможность меня разоблачить? Но если она согласится, то станет соучастницей. А она согласится. Я прекрасно это понимал, делая новое предложение.
Я подпишу контракт на сумму в сто пятьдесят тысяч марок, если я дважды провел ладонью по экрану планшета, и на голографической стене появились два документа, если вы подпишете параллельный контракт на сто тридцать тысяч, который останется у меня. Незарегистрированный.
Увидев смятение на ее лице, я продолжил наступление:
Я хочу, чтобы вы выплатили мне разницу и перевели ее на универсальную карту. Или лучше даже в хурасамах, если они у вас найдутся.
Вы представляете себе, сколько будут весить эти хурасамы? скептически поинтересовалась она. У вас есть при себе погрузчик?
Я сконфуженно махнул рукой:
Значит, тогда на карту.
Вы просите, чтобы я отмыла деньги.
Нет, не так, настаивал я, надеясь, что мне удастся не отступить от плана. Я прошу, чтобы вы почувствовали неловкость за ту огромную сумму, которую вам передают, и вернули мне незначительную ее часть без лишнего шума. Чтобы успокоить свою совесть.
Я снова улыбнулся, но на этот раз кривой ухмылкой истинного Марло. Аккуратно стащил перстень-печать с большого пальца левой руки и поднял его, готовый скрепить оба контракта и переправить терабайты кодированной информации. Я подумал обо всем, что символизирует это кольцо: о моем имени, моей линии крови, генетической истории, личной собственности в двадцать шесть тысяч гектаров земли в горах у Красного Зубца.
Бейлем перевела взгляд с моего лица на голографическое изображение контракта на стене, а затем на дверь. Я заметил, как в тусклых глазах факционария вспыхнула жадность. Забытая сигарета уже догорела до самых ее пальцев.
А если я откажусь?
Неужели это необходимо было объяснять?
Для этого и нужен второй контракт. Я заполню его с официальной регистрацией и скажу, что кто-то из ваших людей, должно быть, взломал контракт и изменил сумму. Как вы думаете, кому из нас поверят? Вы и так встали поперек дороги моему отцу из-за всей этой суматохи с консорциумом.
Ее грубое лицо побледнело.
Разумеется, вы вольны отказаться от моего предложения, произнес я.
Она оскалила зубы, в глазах вспыхнуло презрение.
В этом нет ничего общего с благотворительностью.
Я печально улыбнулся, теперь уже совершенно искренне:
Мадам Бейлем, я действительно хочу вам помочь. Верите вы мне или нет это не имеет значения, но вы можете в ответ помочь мне. Таковы мои условия.
Я поднял перстень, чтобы приложить его к обоим документам.
По рукам?
С двадцатью тысячами марок на номерной универсальной карте во внутреннем кармане камзола и двумя контрактами (один из которых был моей страховкой), занесенными в матрицу перстня, я на заднем сиденье флайера возвращался в Обитель Дьявола. Древний замок нависал над городом грозовой тучей, хмурое небо тоже предвещало летнюю грозу.
Вы поступили великодушно, пожертвовав шахтерам эти деньги, сказала Кира, не оборачиваясь.
Услышав такие слова именно от нее, я испытал жгучее чувство стыда. Разве я сделал это ради шахтеров? Мой язык внезапно стал неповоротливым, и я отвернулся.
Спасибо.
Наверное, я должен поговорить с ней перед отъездом? Сказать, какая она красивая. Сильная. Я сжал кулаки, кости правой руки все еще ужасно болели. Но я подавил боль, чувствуя в душе, что отчасти заслужил это. Где-то я читал, что жрецы разных религий бичевали себя веревками с узлами, чтобы страданиями искупить грехи. Не то чтобы я был с этим согласен, но боль часто воспринимается как справедливое возмездие.
Лейтенант наконец проговорил я сдавленным голосом.
Да, сир?
Не могли бы вы изменить курс? Доставьте нас к городскому пентхаусу.
Один из моих охранников запротестовал:
Сир, вы действительно хотите появиться в городе после того, что случилось в прошлый раз?
Еще на середине фразы я обернулся и сердито посмотрел на него, возможно впервые в жизни радуясь, что у меня такие же глаза, как у отца.
Солдат, не забывай, что я сын твоего архонта, осадил его я с внезапным ядом, вызвавшим новый приступ вины. Я ценю твою заботу, но давай считать, что все плохое уже позади?
После этого я снова переключил внимание на пилота:
Кира, пожалуйста, отвезите меня в пентхаус.
Я не хотел возвращаться домой в такой день.
Теперь мне нужно было обдумать еще одну проблему, более сложную. В каком-то смысле я имел даже меньше прав на путешествия в космосе, чем последний плебей. Любой портовый рабочий или техник с городской фермы, не припланеченный по рождению, мог заработать деньги на полет за пределы системы или вступить в легионы в конце концов, мы ведь вели войну. Но я я постоянно находился под присмотром охранников. По крайней мере, до того случая, когда меня избила до полусмерти банда мотоциклистов на улицах Мейдуа. И все же этот эпизод вселил в меня изрядную долю самоуверенности. Я ведь тогда смог ускользнуть от бдительных стражей, разве не так?
Смогу и опять.
Пожелтев до золотистого оттенка, солнце садилось за западными горами, а подо мной и вокруг оживал город Мейдуа, змеившиеся вереницы грунтомобилей постепенно зажигали фары. На башне прямо передо мной ярко загорелась голографическая панель размером с целый дом. Сначала она рекламировала гладиаторов из «Дьяволов Мейдуа», а затем переключилась на набор в Имперские легионы, показывая женщин с волевыми подбородками, облаченных в броню костяного цвета. Я перегнулся через резной каменный парапет. Чувство вины за шантаж факционария уже затихло во мне, сменившись легким головокружением от успешно проведенной операции. У меня на руках были двадцать тысяч марок, о которых отец ничего не знал, и если даже логофеты или семейные банкиры проверят мои счета, то обнаружат только щедрое пожертвование местному отделению Гильдии шахтеров Делоса.