Дугли Дуглифф слушает, раздался приятный баритон на другом конце провода.
Здравствуйте, господин Дуглифф
Ирвелин запнулась.
Чем могу быть полезен? Только прошу, говорите порасторопнее, у меня репетиция.
Вас беспокоит Ирвелин. Ирвелин Баулин.
Кто?
Дочь Агаты Баулин.
Пару секунд заведующий театром комедии лишь размеренно дышал.
А, Агата! Помню-помню, услышала Ирвелин и немного расслабилась. Как у нее дела? Она танцует или уже отложила практику?
Мама больше не танцует, произнесла Ирвелин, не зная, стоит ли рассказывать подробнее. Решив, что не стоит, она заторопилась перейти к делу: Мама сообщила мне, что в вашем театре есть свободная вакансия младшего пианиста. Господин Дуглифф промолчал, и Ирвелин, теряя к себе последнее уважение, добавила: Я классифицированный пианист, окончила училище по классу фортепиано. Я отражатель. И эм-м не так давно я переехала жить в Граффеорию и сейчас нахожусь в поиске работы.
Неловкость сковала ей голос, делая его писклявым. Никогда раньше Ирвелин не приходилось куда-либо напрашиваться.
Конечно, я готова пройти прослушивание
Дугли Дуглифф перебил ее:
Госпожа Баулин, для меня не подлежит сомнению, что с дочерью столь талантливого граффа, как Агата Баулин, будет приятно иметь дело. Однако в моем театре в нынешнее время весь штат полностью укомплектован.
А когда место может освободиться?
Право, такое сложно предугадать, пропел он. Я ничем не могу вам помочь, госпожа, и вынужден сейчас откланяться. Передавайте мое почтение вашей маме. До свидания! И бросил трубку, не дав Ирвелин попрощаться в ответ.
Что ж, в этом были и определенные плюсы. Во-первых, Ирвелин не будет мучить себя работой в ненавистных оркестрах, а во-вторых, ей представилась отличная возможность сообщить матери о том, что ее обожаемому господину Дуглиффу она звонила, узнавала, выпрашивала и молила, но, к своему глубочайшему сожалению, получила четкий и неопровержимый отказ.
А теперь стоит упомянуть о еще одном полезном деле, которое Ирвелин удалось провернуть в последние три недели, пусть и совершенно случайно. Когда Ирвелин вернулась в Граффеорию, она была рада пополнить ряды любопытных завсегдатаев, повсеместно блуждающих от одного заведения к другому. Придорожные таверны, кондитерские, знаменитые бары набережной ничто не ускользало от ее пытливого аппетита. А все потому, что в число страстей Ирвелин входило оно наблюдение. Ей нравилось занимать столик в дальнем углу заведения и, притаившись за прозрачной броней отражателя (не дай Великий Ол кто-нибудь к ней подсядет!), с упоением наблюдать за рутинной жизнью граффов.
Рабочий день бывалого граффа начинался около девяти, а на завтрак многие жители королевства предпочитали шумную атмосферу ближайшей кофейни, где на их утреннюю газету клали горячие лепешки и скромный по размерам счет. Час с восьми до девяти утра был любимым часом у Ирвелин. Уже к восьми она приходила в выбранную кофейню, занимала место с лучшим видом, заказывала кофе и принималась за ненасытное наблюдение.
Эфемеры предпочитали высокую скорость и в утренней трапезе: буквально на бегу глотали кашу и, с бренчанием оставив тарелку на баре, устремлялись к выходу. Отражатели и материализаторы, напротив, проявляли спокойствие; эти граффы неспешно перелистывали страницы газет, заказывали себе чашку за чашкой, словно им и не нужно было куда-либо торопиться, и вели друг с другом монотонные беседы беседы такого рода, от размеренности которых эфемеры падали в обморок. Штурвалы граффы самостоятельные и самые независимые. Не утруждая официантов, вопрос логистики блюд штурвалы решали легким мановением своих рук: тарелки и приборы плыли к ним по воздуху от самой кухни. Левитанты добряки, смех которых разносился по всему заведению, а иллюзионисты, эти вечно парящие в облаках фантазеры, могли целый час просидеть за остывшим завтраком и завороженно смотреть в одну точку.
Признанных мудрецов Граффеории телепатов увы, вы не встретите ни в одном кафе королевства. Эти обособленные ото всех граффы предпочитают утро в уединении. К привычкам телепатов можно отнестись с пониманием: чтение мыслей других людей, согласитесь, занятие достаточно утомительное. Поэтому-то за телепатами и закрепилась репутация главных затворников Граффеории.
Инициировать в заведении кукловода граффа, способного дарить неживому признаки живого, легче всего. Редкий кукловод не считает своим долгом прихватить на завтрак хотя бы одного из своих многочисленных животных. Бывало даже, кукловод брал в сопровождение сразу всех, как это делала почтенная дама в белой широкополой шляпке, чью фигуру Ирвелин встречала весь сентябрь в кофейне «Вилья-Марципана». В двери кофейни почтенная пожилая дама заходила не одна, а в сопровождении полдюжины гладкошерстных кошек; в это утро две кошки ютились на костлявых плечах хозяйки, остальные же вяло семенили вокруг ее ног. Тетушка Люсия, владелица кофейни, всегда провожала процессию самым строжайшим из своих взглядов, но при этом в обслуживании почтенной даме не отказывала постоянный гость, пусть и такой эксцентричный, был для нее на вес золота.
Во время своих наблюдений Ирвелин иногда приходилось быть свидетелем чужих разговоров. С соседних столиков доносились обрывки фраз, признания, семейные перипетии и даже целые истории будто вся жизнь Граффеории концентрировалась здесь, на шатких стульях, в окружении сытости и горячего чая. Один из таких ненароком подслушанных разговоров случился и этим утром, а объектом подслушивания была та самая почтенная дама в белой шляпке, укутанная шелком и кошками. Звали почтенную даму госпожа Корнелия.
Вместе с Корнелией в кофейню вошла вторая дама, не менее пожилая и не менее важная. Всей дружной мяукающей компанией они присели за соседний от Ирвелин столик у черного рояля. Дамы сделали заказ (вареный лосось, много вареного лосося) и принялись за обсуждение свежайших сплетен.
Будь они неладны, эти эфемеры!
О ком ты говоришь, Корнелия?
О своей невестке, разумеется, с брюзжанием возмутилась дама. Видишь ли, Патришия, вчера мы гостили в доме моего сына. Вечер провели великолепно: кошки насытились деревенским воздухом, а я таки размяла свои немолодые кости. Но утром!
Что же произошло? ахнула Патришия с признаками раболепия, в то время как несколько кошек прыгнули на рояль и принялись вальяжно вышагивать по пыльной крышке, оставляя за собой следы лап.
Невестка моя, крайне неразумное порой создание, эфемер. И сегодня ей, видите ли, нужно было вскочить с постели ровно в пять. В пять утра, Патришия!
Зачем же ей понадобилось вставать с рассветом?
Поверишь ли ты? Чтобы посмотреть на этот самый рассвет! Видите ли, у них там, в Олоправдэле, он какой-то особенный. Корнелия пренебрежительно округлила глаза. К ней на колени запрыгнул пятнистый кот, и дама принялась его гладить усыпанной перстнями рукой. Мало того, в этот раз невестка решила привлечь в свою секту и меня. Она ведь знает о моем распорядке дня, которого я строго придерживаюсь вот уже тридцать лет. Знает! И что же вытворяет? Подходит к моей постели в пять утра и ласково говорит: «Просыпайтесь, Корнелия, светает».
Какое неуважение к свекрови!
Безобразие! она вскрикнула так, что кот тут же спрыгнул с ее колен. В моей жизни расписана каждая минута, и лишних импровизаций я не потерплю. Мой сон должен длиться до восьми, ровно до восьми!
Патришия понимающе закрутила головой.
И только из уважения к любимому сыну мне пришлось подняться на три часа раньше и идти лицезреть проклятый рассвет. Семьдесят пять лет живу, а рассветов будто не видала! Первым же трамваем я сбежала оттуда. Теперь весь день придется носом клевать.
Патришия одобрительно цокала после каждого возмущения своей подруги, но на ее кошек, крутящихся рядом, она поглядывала с плохо скрываемой опаской, что Ирвелин весьма позабавило.
А позавчера! Что со мной произошло позавчера! продолжала Корнелия, подкармливая полосатого кота кусочком лосося. Как ты знаешь, Патришия, по вечерам я гуляю, с шести до семи тридцати пяти. Маршрут мой каждый день неизменен. Никаких импровизаций! Сначала прогуливаюсь через дворцовые сады, сворачиваю на Банковский переулок и шагаю вплоть до Робеспьеровской. Она резко вскинула руками, отчего с ее худых пальцев соскочило несколько крупных перстней. Иногда, честное слово граффа, у меня складывается ощущение, что на этой треклятой улице живут одни смутьяны. Да, знаю, Патришия, что ты скажешь. Робеспьеровская славится своими фасадами, якобы самыми красивыми фасадами во всей Граффеории, но, голубчик, и что с того? На мой вкус, все дома там слишком вычурные
Так что же произошло на Робеспьеровской, Корнелия? перебила подругу Патришия. Ирвелин ее мысленно поблагодарила, ей тоже не терпелось узнать суть претензии.
Настоящее преступление! Морщинистое лицо госпожи Корнелии возымело выражение грозной решимости. Иду я, значит, со своими кошками, никого не трогаю, ведь мы, кукловоды, с уважением относимся к личному пространству каждого граффа. А вот тот сутулый господин, что выскочил прямо на меня и сбил меня с ног, точно не из кукловодов! И кто он по ипостаси и так ясно. Патришия показательно нахмурилась, делая вид, что ушла в глубокие раздумья. Эфемер, Патришия, кто же еще! Будь они неладны, эти эфемеры! Выскочил на меня из лавки и деру дал! А до того, что достопочтенная немолодая женщина по его вине лежит на тротуаре, ему и дела нет. Я повредила колено, к его стыду будет сказано! Плюс ко всему
В этот момент белая шляпка Корнелии съехала со спинки стула и упала на бетонный пол. Ирвелин, искоса заметив падение, инстинктивно наклонилась, схватила шляпку и через проем протянула ее хозяйке:
Вы обронили.
Что? Госпожа Корнелия рассеянно приняла шляпу и остановила свой взгляд на протянутых руках Ирвелин. Милочка, какие у вас грациозные кисти. Патришия, ты только взгляни!
М-м-м? Ее подруга нехотя обернулась, а Ирвелин так и застыла с протянутыми руками.
У этой девушки потрясающей красоты руки! произнесла Корнелия, вынув из своего крохотного розового ридикюля пенсне и приложив его к глазам. А эти пальцы! Уникальная поэтичность! Будь я иллюзионистом, непременно бы изобразила их на бумаге или на небесном склоне
Спасибо, неуклюже сказала Ирвелин и, когда наконец Корнелия перестала изучать ее пальцы, притянула свои руки к груди.
Патришия с пеной у рта выпалила:
Что же случилось потом, на Робеспьеровской? Ты не закончила.
Корнелия зачарованно отвела глаза от Ирвелин.
Верно. Она убрала пенсне обратно в ридикюль, разместила шляпку у себя на коленях, откуда только что спрыгнул серый кот, и глотнула чаю. Тот, с позволения сказать, господин, который выскочил на меня, без устали бранился. Право, как жаль, что я не смогла вовремя заткнуть уши!
Бранился? О чем?
Всех его слов я не разобрала, к своему счастью. Что-то о срыве какой-то важной сделки. И Белый аурум припомнил, и Мартовский дворец. Как ему не совестно было среди бранных слов упоминать эти священные творения!
Покачав головой, Патришия с заботой погладила плечо Корнелии.
Как же ты справилась, моя дорогая?
Не без последствий, разумеется, с почестью приняв сожаление подруги, сказала госпожа Корнелия. Мое колено до сих пор поскрипывает.
Больше из разговора двух подруг Ирвелин ничего не запомнила, с этого момента она всеми мыслями ушла в себя. После сентябрьских событий она впервые встретила упоминание о Белом ауруме, и упоминание это было странным. Невероятное совпадение, что произошло оно снова на Робеспьеровской. Но где именно на Робеспьеровской? Улица раскинулась по обе стороны от реки Фессы, ее протяженность не менее десяти верст. Ирвелин снова обратилась в слух, вот только подруги безвозвратно отошли от темы госпожа Корнелия начала с воодушевлением перечислять имена своих драгоценных кошек, и, судя по надменной улыбке Патришии, та не встретила инициативу подруги с восторгом.
На следующий день настроение Ирвелин не задалось с самого утра. Забежав в одну из лавок на Скользком бульваре, она с грустью осознала, что не может себе позволить большинства пунктов из своего списка. Она прохаживалась по тесному залу, усыпанному всевозможными баночками и бутылями, методично вычеркивала пункт за пунктом и старалась не падать духом. Стиральный порошок вещь, пожалуй, заменимая, в ее арсенале есть несколько кусков отличного душистого мыла; хлопковые полотенца с именной вышивкой от известной швеи материализатора не более чем хвастовство. Вместо нового рюкзака за шестьдесят две реи (с пуговицами из настоящей бирюзы!) Ирвелин взяла моток ниток и пару кусков рогожки и вышла из магазина расстроенной.
По пути домой Ирвелин бренчала скудными покупками и провожала взглядом покачивающиеся на ветру вывески. На углу улицы Левитантов ее взгляд в который раз остановился на кирпиче сливового цвета и стоящем в тени черном рояле. Следуя едва уловимому всплеску интуиции, Ирвелин вошла.
Когда время завтраков подходило к концу, кофейня «Вилья-Марципана» постепенно пустела. Не застав у барной стойки ни одного граффа, Ирвелин приблизилась и застала Тетушку Люсию за ее обычными делами.
Доброе, не поднимая головы от кассы, произнесла Тетушка Люсия. Она скрупулезно перебирала карточки постоянного гостя. Что будете заказывать сегодня?
Ничего не нужно. Я к вам с одним вопросом.
Приостановив подсчет карточек, Тетушка Люсия посмотрела на Ирвелин исподлобья.
По какому вопросу?
Свои последующие слова Ирвелин произнесла быстро и скомкано, повинуясь скорее инстинкту выживания, чем истинному намерению.
Скажите, вам, случайно, не требуются дополнительные руки? Официанты, например, или уборщики.
Услышав ее вопрос, который, к неудовольствию Ирвелин, оказался для Тетушки Люсии малоинтересным, хозяйка поправила свои круглые очки и продолжила перебирать карточки.
Нет, новые работники нам не нужны.
Даже на полставки?
Даже на полставки.
Мимолетный порыв обернулся новым провалом. Огорчившись, Ирвелин уже вознамерилась отойти и более не отвлекать Тетушку, как из-за ее спины раздался знакомый голос, который был преисполнен радости куда больше, чем голос Ирвелин.
Тетушка Люсия! Вы вся сияете!
Женщина снова отложила карточки и посмотрела на Августа Ческоля с претензией, точно летучая мышь, которая только-только притаилась в своем гнезде, а тут он, смелый человек, посмел ей помешать.
Август Ческоль, сказала Тетушка, вздыхая. Напоминаю, пустые комплименты в счет не идут, и бесплатного кофе вы не получите.
Обижаете! Август подошел ближе и по-хозяйски облокотился на стойку. Ни за что на свете не возьму на себя грех не заплатить за лучший черный кофе в Граффеории.
Вам одну чашку? спросила Тетушка Люсия, пропуская комплимент мимо ушей.
Август кивнул и повернулся к Ирвелин:
Привет!
Привет, откликнулась Ирвелин без единой эмоции. Она ощутила легкий укол обиды. Желания говорить с Августом у нее не было, и она приготовилась прощаться, только вот левитант начал говорить вовсе не с ней.
Вынужден признаться, что я стал свидетелем вашего разговора. Совершенно случайно, конечно. Он изобразил виноватую улыбку. Так вот, Тетушка Люсия, прошу, потратьте на меня еще минуту своего драгоценного времени и ответьте не забыли ли вы мой совет? Если забыли, мне несложно будет его напомнить.