Пётр ел и молчал. Потом заговорил о бизнесе. Он сказал, что бизнес его родная стихия. Он не хотел бы тратиться на выстраивание карьеры, не смог бы ждать двадцать лет, когда его назначат министром. Успех должен быть стремительным, работа не в тягость, а доход достаточным. И всегда должно оставаться время, чтобы заниматься саморазвитием, путешествовать и развлекаться.
Лера слушала с отрешённым лицом. Её жизненные приоритеты были совсем другими. Она занималась построением карьеры, не имела времени на саморазвитие, давно не путешествовала и почти никогда не развлекалась. Она хотела стать министром! И будет ждать двадцать лет. Столько, сколько потребуется. В этом она видела риск, смысл и радость своей победы и исполнение желаний.
Пётр не то что ей не подходит, он ей противопоказан!
Она сорвала салфетку с колен и бросила её на стол.
Мне пора!
Пётр поднял глаза: ну что это за манеры? Он ещё не доел, а она уже уходит!
Лера встала. Взяла сумку, покрутила её в руках и посмотрела в окно.
Он её не удерживал.
Она ушла, не дождавшись реванша.
Пётр заказал коньяк и задумался. Ему никогда не удержать эту женщину. Она поперечная. Она всё делала поперёк тому, что установлено нормой, что требует разум или благополучие. В семье её учили быть сдержанной, не обижать людей, не провоцировать ссору, кропотливо и заботливо выстраивать отношения. Лера делала всё по-своему. Она вычеркнула Петра из своей жизни. Она поставила на нём крест.
В течение одного приёма пищи их отношения прошли все стадии деградации: от бурного ликования и проникновенной нежности до леденящей скуки и едкого аскетизма.
Никто не виноват, что не сложились пазлы, не нарисовалась картинка, не устоялась модель их совместного будущего.
Глава 3. Barolo жесткой структуры
Однажды Пётр зашёл в антикварный магазин известного в городе эзотерика. Эйнштейна.
Это было изящное местечко в стиле ар-деко в провинциальном ландшафтном урбанизме, где продавались подержанные вина знаменитых в мире алкоголиков: бутылка водки Ельцина, недопитый коньяк Черчилля, бокал мохито Хемингуэя.
Вежливо поклонившись хозяину, он стал рассматривать грамоту в старинной золочёной рамке.
Оригинальная грамота, поспешил заверить хозяин, Подписана Александром Первым и сопровождается медалью «За усердие на пользу казённую».
Пётр приподнял брови, благодушно улыбнулся и, не поверив ни одному слову, перевёл взгляд на картину, написанную маслом.
В парижском кафе за авторством Бориса Григорьева. Копия картины находится в Третьяковской галерее.
Покрывшись тенью досады, Пётр подумал, что это откровенное враньё, и недовольно отвернулся.
Поймав ноты недоверия, хозяин занервничал и ткнул пальцем в розовое пятно, расположенное в самом центре картины.
Здесь изображена моя бабушка.
С розовым задом?
Хозяин подёрнул усами.
С розовым задом в Париже!
Умм.
На Париж она потратила молодые годы. А на зад ушло столько розовой краски, сколько не ушло на все остальные лица!
Не сомневаюсь.
Смешной старик! подумал Пётр и усмехнулся. Внешне Эйнштейн напоминал того самого Эйнштейна, только взгляд попроще. Не на Вселенную, а в торговую сеть.
Пётр переместился к стеллажам, где в глубоких деревянных ячейках хранились марочные вина. Там было на что посмотреть и что выбрать.
Вот ваше вино!
Эйнштейн выхватил одну из бутылок и погладил крутой бочок.
Docg Barolo из сорта винограда Неббиоло.
Неплохой выбор.
О да! Сложная винА. Необычайной глубины и большого потенциала. Трудна для искупления. Вам потребуются правильные, понимающие люди, чтобы распить винО и раскаяться.
Раскаяться? Не понимаю.
Старик недовольно крякнул.
Вы хотите сделать покупку?
Хочу.
Тогда покупайте! Я продаю винУ!
ВинУ?
Довольствуясь тем, что вскипятил интерес, старик заговорил медленнее, смакуя каждое слово и кайфуя от каждой фразы.
У вас королевская винА! Docg Barolo. Жёсткой структуры и яркой кислотности.
Моя винА находится в бутылке?
Старик принял важный вид и оттопырил нижнюю губу.
Именно так. Ваша винА находится в бутылке. Она произведена в Италии, в регионе Пьемонт.
Взгляд Петра затуманился.
Я бывал в Пьемонте.
Вот видите! Ваша винА оттуда.
Пётр недовольно поморщился: никакой вины у него не было! Он не воровал, не убивал, не насиловал. Он просто бывал в Пьемонте. Да, кстати! Там был один мальчик Впрочем, неважно.
Сколько вам должен? За винО?
Сколько хотите. Заплатите столько, сколько стоит ваша винА!
Пётр заплатил тысячу.
Эйнштейн обиделся.
Это всё? Всего одна тысяча? Люди готовы заплатить миллион, лишь бы избавиться от винЫ.
У меня нет винЫ. Пусть платит тот, кто виноват!
Он взял бутылку и направился к выходу.
Постойте! окликнул его хозяин. Вы помните свою винУ?
Пётр махнул рукой.
Молодой человек! ВинА величина относительная.
Пётр не слушал.
Имеет свойство расширяться.
Намеренно игнорируя, Пётр хотел выйти, но чуть не был сбит с ног перевозбуждённым покупателем, который ворвался в магазин и сразу потребовал хозяина.
Вы Эйнштейн?
Нет. Не я. Эйнштейн за стойкой.
Покупатель подлетел к стойке.
Вы эзотерик?
Да.
Продайте волшебного винА.
Дак, пожалуйста! Сколько угодно!
Эйнштейн добродушно улыбнулся и широко развёл руками. Потом он нырнул под прилавок, пошорготился, но ничего не нашёл. Тогда влез на лестницу и заглянул на верхнюю полку. Подвигал там бутылки, но ничего не нашёл. Слез с лестницы и выскочил в подсобку. Порылся в ящиках и, наконец, вернулся с бутылкой ликёра.
Отличный выбор. Парень! Ликёр Baileys. Сладенький, сливочный, но сногсшибательный. Специально для тебя.
Поможет?
Только в том случае, если сам захочешь.
Я-то хочу Только цена высокая!
Ну, знаешь Товар дорогой. Особенной. Вот, посмотри. В основе ликёра односолодовый виски Dalmore. Бутылка изготовлена вручную, упакована в шкатулку из красного дерева и снабжена замочком.
Покупатель полез в карман за банковской картой. Лицо Эйнштейна замаслилось, губы растянулись в сладчайшей улыбке. Он подпрыгнул на месте, как теннисный мячик, и заворковал, как влюблённый голубок.
Рекомендуй меня друзьям, подругам и родственникам. Пусть все приходят! Не принимаю психопатов и маньяков. А остальным пожалуйста! Двери открыты. Выкупайте винО для искупления винЫ!
Эйнштейн победно глянул на Петра: видал, как! А ты денег пожалел!
Петр недовольно скривился и вышел из магазина.
Кем вообразил себя этот старикашка? Генеральным прокурором? Провидцем? Или тем самым Эйнштейном, который создал теорию относительности.
Ворочая крупным бизнесом, Пётр был сдержан в эмоциях, но тут не удержался. Психанул. Из-за чего? Из-за бредней сумасшедшего.
Устыдившись самого себя, он крутанул пакет и хотел забросить в авто, но передумал. Сунул телохранителю, который не отходил, стоял за его плечами. И двинулся по улице.
Падал снег. Редкие пухлые снежинки, гонимые ветром, летели по косой и собирались в огромные сугробы. Снег зависал на деревьях, укутывал шапки прохожих и ложился на тротуар.
Из магазина выскочил Эйнштейн и закричал ему вслед.
Молодой человек!
Ветер оборвал фразу, и Пётр услышал только обрывки: Моодойвек!.
Старик сложил руки рупором и закричал ещё громче с таким большим напряжением, какое позволяло его стариковское здоровье:
Не теряйте времени! Молодой человек! Скорее распивайте винУ!
Пётр оглянулся и увидел фигуру, изогнутую ветром.
Да пошёл ты! Шарлатан!
Он выругался, а ветер подхватил его слова, скомкал, зажевал и проглотил. Однако старик услышал. Свернул плечи в толстом вязаном свитере и перестал походить на Эйнштейна. Стал выглядеть как простой неряшливый еврей.
Но это Петра не касалось!
Он засунул руки в карманы и двинул походкой кота, чуть развинченной и неторопливой. Телохранитель последовал за ним.
Ввинтившись в толпу, Пётр поднажал, продираясь через поток, чувствуя себя таким же, как все: озабоченным и усталым, закончившим рабочий день и торопящимся на маршрутку, чтобы успеть к ужину, к заботливой жене и любимым детям.
Однако всё было не так!
У Петра не было работы. Он был сам работодатель. У него не было жены и детей, но был личный водитель, автомобиль Maserati, дом в Швейцарии и квартира в Лондоне.
Пётр был одинок.
И у него была винА.
Наверное, была. Если верить Эйнштейну.
Защемило в груди. Сдавил стенически-удушающий стыд. ВинА вцепилась в сердце, как гребнистый крокодил, и стала рвать сердечную мышцу.
Он оглянулся на телохранителя. Тот растолкал толпу и подъехал Maserati. Пётр сел на заднее сиденье и закрыл глаза.
В последний раз он бывал в Пьемонте четыре года назад. Выстраивал отношения с концерном «FIAT». После завершения сделки решил отдохнуть, ознакомиться с регионом. Название Пьемонт происходило от итальянского словосочетания Ai piedi dei monti, что означает У подножья гор. Петр взял такси и выехал в Бароло.
Стояло прохладное октябрьское утро. Долины окутывал туман. Пахло перегноем, орехами и печным дымом.
Отель, где он остановился, располагался в старинном замке, застрявшем на высоком холме среди обширных виноградников Ланге.
Замок был выстроен в двенадцатом веке. С того времени он много раз перестраивался, менял конструкцию и внешний облик. Узкие проёмы окон напоминали бойницы в средневековом бурге. Огромные залы, винтовые лестницы и слепые коридоры хранили мрачную таинственность.
Из окон открывался прекрасный вид на виноградники, черепичные крыши и деревенскую благодать. Стены замка украшали фрески с неброским растительным орнаментом. Над массивными кроватями висели тюлевые балдахины с кистями из золотых нитей. На деревянных креслах лежали расшитые золотом бархатные подушки. Всё было старым, пыльным и обшарпанным, и только издали напоминало о былой роскоши и принадлежности к королевским вельможам.
Отель был ценен своими погребами, где хранилось лучшее итальянское вино. Barolo. Вино королей и король среди вин.
Вечером Пётр расположился в парадном зале с угловым камином и готической обстановкой: холодным каменным полом, витражными окнами, низкими деревянными сводами и загадочными бликами на отсыревших стенах.
Хозяйка замка, костлявая итальянка без определённого возраста, включила электричество, и венецианская люстра вспыхнула канделябрами.
Мрак растворился, и комната повеселела. Обнажился овальный стол, тяжёлые стулья, почерневший буфет и кожаные кресла с деревянными подлокотниками в виде львиных голов в позолоченной гриве.
Наступило время ужина. К столу подали тушеное мясо с овощами, горячую кукурузную кашу и местное красное вино.
Простая деревенская пища приятно утешила молодой здоровый организм. Пётр расслабился и уселся у камина в ожидании загадочных происшествий, призраков королей и кровавых мальчиков.
В каминную вошёл хозяйский сын и тоже присел у огня. На вид ему было лет одиннадцать. Непослушные волосы сползали ему на глаза. Он откидывал голову назад, волосы взлетали и падали каскадом, лесенкой ложились набок, а потом опять сползали на глаза. Белая кожа и припухлость губ придавали ему сходство с херувимом. Он был нежен и улыбчив, и чрезвычайно простодушен.
Мальчика звали Антонио.
Пётр вступил с ним в беседу и, нащупав интерес к музыке, высказал свою музыкальную привязанность к британской рок-группой Queen.
Антонио охотно кивал и приветливо улыбался.
Рок полезен для ума, внушал ему Пётр. Хочешь стать рокером? У рокеров высокий IQ.
Si1! отвечал мальчик и смешно морщил лобик, пытаясь осмыслить сказанное. Но осмыслить не мог. Его английский был плох, а природной сообразительности ему часто не хватало.
Хочешь стать рокером, как Дэвид Боуи?
Вот это он понял! Вскочил и ударил себя в грудь кулаком.
I am also a Black Star2!
Пётр покорил сердце маленького итальянца. А поздним вечером, когда он готовился ко сну, в номер проскользнул Антонио и юркнул в его постель.
Ты ничего не попутал? Приятель!
Ошарашенный Пётр возвысился над кроватью. Мальчик испугался и натянул одеяло на голову.
I'm scared. Can I stay with you3?
Пётр откинул одеяло.
Вставай. Иди к родителям и объясни, что тебе страшно, что ты боишься оставаться один.
No, no. Mi lasciano sempre solo. Sono sempre costretto a sopportare la paura4.
Мальчик свернулся калачиком и затих. Сердце мужчины дрогнуло. Он вспомнил, как в детстве боялся темноты. Родители были строгими, они оставляли его одного и выключали в комнате свет.
Ему стало жаль пацана.
Что с тобой делать?
Мальчишка вытаращил глаза.
Спеть тебе колыбельную?
Si.
В помещении было холодно. Отопительный сезон ещё не наступил. Пётр присел на краешек кровати, поправил сползшее одеяло и тихонько запел.
Спокойной ночи. Спать спокойно
Он спел так, как бы спел своему сыну Джон Леннон. В этом было что-то трогательное и очень человеческое: русский бизнесмен, уставший от одиночества, спел колыбельную песнь обиженному итальянскому мальчику.
Незаметно подкрался сон, ввёл мальчишку в состояние невесомости и, расслабленно улыбаясь, он крепко уснул.
Пётр уселся в кресле и открыл ноутбук. Проверил электронную почту, отправил пару мессенджеров, ознакомился с экономическими новостями, сделал пометки в дневнике, позвонил управляющему и спланировал будущий день. Заснул тут же. В кресле. Таком же старом и огромном кресле, как сам средневековый замок.
Проснулся в семь. Антонио уже не было. Принял душ, побрился, оделся и спустился на завтрак. Болела голова. Хромало настроение. Он выругал себя за то, что не выспался. А впереди был день, от которого намеревался получить удовольствие.
Выпив крепкий кофе и закусив омлетом, он поднялся в номер.
Каково же было его удивление, когда у дверей своего номера он обнаружил Антонио! Это показалось ему невежливым, навязчивым и крайне нежелательным. Но он всё же уступил, впустил мальчика в комнату. Ребёнок не виноват. Он не понимал, что у взрослого поменялось настроение, что он не хочет играть в доброго сентиментального дядю, который укладывает спать и поёт колыбельную.
Мальчик вошёл в номер, расположил на столе ноутбук и включил запись «Linkin Park». Энергия рока захватила его, и он стал ритмично двигаться, всё больше и больше поддаваясь кайфу, дёргал и мотал головой и трясся всем телом. Потеряв связь с реальностью, он стал срывать с себя одежду и разбрасывать её по комнате, как это делают закоренелые рокеры, соревнуясь в экстраординарных поступках.
Эй! Пацан! Остановись!
Антонио не слышал. Он бился в ритме, желая понравиться дяденьке, и делал это так искренне и так простодушно, как обычно делают дети, недополучившие родительской любви. Они добиваются внимания взрослых, приклеиваются к ним душой, обожают и боготворят их. А если что-то пойдёт не так, они ненавидят лютой ненавистью.
Пётр легонько толкнул Антонио. Тот не ощутил толчка, продолжал танцевать и дёргаться согласно ритму альтернативного рока.
Пётр толкнул сильнее. Антонио упал, ударился головой о мраморный столик и забился в эпилептическом припадке.
Всё случилось внезапно. Судороги скрутили конечности, дыхание сделалось учащённым, появилось подёргивание лицевых мышц и крупное дрожание век. Ротовое отверстие заполнила пена. Антонио вытошнило. Он обмочился.