Приступ длился около трёх минут. Всё это время он находился без сознания, не помнил, что с ним произошло. Когда очнулся, обнаружил под собой лужу, испугался и убежал.
Пётр остался один. Одежда была загажена рвотой и мочой. Это было омерзительно. Омерзительно было всё: одежда, комната, отель и сам мальчик.
Особенно омерзителен мальчик!
Быстро переодевшись, он вызвал хозяина и в двух словах объяснил, что произошло. Не дождавшись вопросов, объяснений или извинений, он покинул отель.
О мальчике постарался забыть. Вычеркнуть его из памяти, как гадкий ненужный эпизод. Хотя У него произошла травма. Повреждены нейроны головного мозга, что привело к дегенеративному его изменению. Запустился разрушающий механизм. Характер мальчика испортился. Антонио сделался эгоистичным, агрессивным и неуравновешенным. Часто впадал в депрессию и мучился неутолимой тоской.
Так получилось, что Пётр повлиял на его судьбу. Антонио сделался НЕТАКИМ, припадочным, эмоционально глухим.
Впрочем, Пётр этого не знал. Не хотел этого знать!
Всё изменилось, когда в антикварном магазине он приобрёл винО с логотипом Моя вина. Он вспомнил.
Вспомнил и понял, что смалодушничал. Побрезговал состоянием ребёнка. Нужно было вызвать врача, провести медицинское обследование и выяснить причину эпилептического припадка.
Пётр этого не сделал.
Он вдруг поймал себя на том, что чувствует эзотерическое влияние Эйнштейна. Понимает и принимает свою винУ и жаждет от неё избавиться. Для этого нужно слетать в Пьемонт и встретиться с Антонио.
ВинОй следует заниматься, и не менее ответственно, чем заниматься бизнесом. Чтобы добиваться стабильно высоких результатов, лучше не отягощаться винОй, не рисковать удачей, не быть уязвимым для конкурентов, а находиться в спокойном душевном равновесии.
Лучше слетать в Пьемонт и всё прояснить.
Глава 4. Старый замок, вино и вендетта
В Турин он прилетел в канун Нового года. Взял такси и через час был в Бароло. Решил остановиться в старом замке, чтобы повидать Антонио и поговорить с ним. Мальчику исполнилось пятнадцать лет. Он подарит ему спортбайк Suzuki или KTM.
Пётр вышел из такси, взобрался на холм и остановился у ворот.
Ну здравствуй, дружище!
Хмурый обшарпанный бург встретил его молчанием. За четыреста лет он видел немало чудаков. Пётр был одним из них, а может, даже самым чудаковатым.
Вот он, в кашемировом пальто, с саквояжем от «Prada» и пакетом Моя вина. Непонятный русский. Чего он ждал от встречи с обитателями замка? Разве смогут они возместить его боль и одиночество! Или уберечь от ошибок в бизнесе? И вообще, разве они поймут и оценят его совестливую душу, отяготившуюся винОй?
Дверь отворил хозяин и проводил в номер.
Из окон виднелись крыши домов, вершины холмов и спящая долина. Всё было покрыто тонким снежным кружевом. До наступления Нового года (Capodanno) оставалось пять часов.
Пётр принял душ, поменял сорочку и направился в гостиную, по-новогоднему украшенную в красное. Стол застелен красной скатертью, в канделябрах зажжены красные свечи, на стенах развешены красные гирлянды, а гости одеты в красную одежду.
Итальянцы любят красное. Считается, что красное приносит благополучие и удачу.
В гостиной оживлённо беседовали, бурно жестикулировали и безудержно смеялись. Всё было так, как обычно бывает в Италии. Сиеста подошла к концу, и все расселись за столом. Подали мясо, рыбу, овощи, кокето и, конечно же, панеттоне (куда же без него!).
Пиршество возглавлял хозяин.
Старая мать, седая мадонна в красном расшитом кокошнике расположилась по правую руку от хозяина. Она была глуховата и вносила диссонанс в праздничное новогоднее застолье. Однако никого это не раздражало. Наоборот. Все относились к ней уважительно, подавали на пробу блюда, терпеливо ухаживали и разъясняли слова, которые она не расслышала или не поняла.
Усталая супруга, безликая донна в красной кружевной накидке, сидела по левую руку от хозяина. Супруга ничего не ела, следила за порядком и пополняла тарелки. Худая и некрасивая, она была из обедневшего дворянского рода. Истощённость её запястий украшали старинные фамильные драгоценности. Костлявые ключицы прикрывало громоздкое колье.
Рядом с ней сидел сынок, несовершеннолетний отпрыск, единственное утешение престарелых родителей. Он много ел и мало говорил, и весь словно был намерен взлететь и исчезнуть за стенами замка. И всю новогоднюю ночь провести в обществе друзей и подружек.
Пётр бросил быстрый пытливый взгляд. Антонио покраснел.
Он вырос и повзрослел за то время, пока они не виделись. Носил крутую одежду рокеров: кожаные брюки, кожаную косуху, высокие гриндерсы и мощные наушники, подключённые к тяжёлому испепеляющему року. Длинные русые волосы были собраны в узел. Виски идеально подбриты. Руки татуированы. Над верхней губой темнел несмелый пушок. Взгляд его сделался глубоким и настороженным. Казалось, весь внутренний мир был закован в комплексы, озлоблен мрачными образами и измучен неудовлетворённой плотью.
Переговорить с Антонио не удавалось. Неловко развернувшись, Пётр опрокинул бокал, и багровая жидкость залила жаккардовую скатерть.
Извинившись, он удивился ответной реакции со стороны гостей и хозяев. Вскочив с мест, они захлопали в ладоши, и лица итальянцев озарили веселье и радость.
Allegria5! Allegria!
Хозяева согласились: allegria. Разлить вино считалось хорошей приметой, сулило урожайный год, успешный сбор урожая и большую выручку.
Allegria!
Итальянцы пустились в пляс. Хозяева остались довольны. Праздник удался. Только хозяйский сынок был не весел.
Пётр прикоснулся к его холодным пальцам.
Антонио
Мальчик отдёрнул руку, встал и переместился к камину. Пётр увидел, как он сутул, длинноног и несуразен, и в то же время пронзительно красив. Сердце сжалось от тихого восторга. Как-то он не ожидал, что в нём проснутся тёплые нотки отеческих чувств.
Зато Антонио это почувствовал и ссутулился ещё больше. Так они и сидели, словно связанные невидимыми нитями: один за столом, другой у камина. Их разделяли пять шагов, и в то же время их разделяла пропасть, какая существовала между зрелым мужчиной и пятнадцатилетним подростком.
Шум застолья приостановился, и хозяин распахнул окно. Морозная ночь вздохнула. На сельской башне оживились часы, и бой курантов возвестил, что наступила полночь.
Бон!
И так двенадцать раз: бон, бон И с каждым «бон» гости проглатывали по одной виноградинке. Всего двенадцать. Двенадцать желаний по числу месяцев в году. С последним ударом курантов послышался мощный взрыв, и множество фейерверков осветили тёмное итальянское небо.
Наступил Новый год.
Пётр посмотрел на Антонио. Тот спрятался за спину отца, а потом и вовсе исчез. Ушёл из дома, чтобы провести время со своими сверстниками. Возможно, поедет в Бароло. Зажмёт девчонку в тёмном углу и будет целовать всю ночь.
А Пётр останется один. Совсем один. В старом промозглом замке, полного приведений и безудержного итальянского веселья.
Прошёл час. Скрипнула дверь. Лёгкой тенью в комнату проскользнул Антонио. Он покрутился у окна, постоял у стола и вывалил груду маленьких целлофановых пачечек с белым кристаллическим порошком.
È roba buona6.
Ты толкаешь дурь?
Антонио пожал плечами.
Droga ricreativa7.
Пётр нахмурился.
А не боишься, что я вызову полицию?
Perche8? недоумевал юноша.
Пётр побагровел: дрянной мальчишка! Не затем он приехал, чтобы вляпаться в наркоту. Готовил подарок, хотел поговорить по душам а что получил взамен?
Адренохром?
Антонио улыбнулся: нет! Если бы он имел доступ к адренохрому, был бы самым богатым драгдиллером!
Закипающий гнев неожиданно схлынул, а на смену ему пришло брезгливое недоумение. Адренохром кровь из мозжечка истерзанных младенцев. Первосортный наркотик для осатанелого Голливуда. Неужели Антонио настолько бесчеловечен и жесток?
Пётр постоял. Подумал. Посмотрел на себя в зеркало. Вот идиот! Рассчитывал на дружбу и взаимопонимание. С кем? С подростком, шибанутым на всю голову!
Давай! Вымётывайся!
Perche?
Пётр сделал круговое движение рукой.
Давай! Давай! Вымётывайся!
Антонио не уходил. Он прошёлся по комнате, вернулся к столу и заглянул в пакет Моя вина.
Beviamo del vino9.
Пётр отрицательно покачал головой: нет!
Ah, ecco come10!
Антонио подхватил пакет, распахнул створки окна и выбросил винО на улицу. Послышался звон разбитого стекла и весёлый смех итальянцев.
Allegria!
Пакет взмок, разорвался на части, и бордовая жидкость вытекла на мостовую.
Что ты наделал! вскричал мужчина и ощутил суеверный страх из-за того, что разлито винО от Эйнштейна, что разрушена эзотерическая сущность и теперь не избавится от винЫ.
Увидев, как Пётр огорчился, Антонио сам перепугался. Попятился, сгрёб пакетики и быстренько выскочил в коридор.
О, горький итальянский ребёнок! О, мстительный отпрыск мачо!
Через пару минут он завёл Бум! Бум! и через стенку соседней комнаты в музыкальные уши Петра полился вопиющий глэм. Издевается! подумал Пётр и натянул одеяло на голову.
Бум! Бум! доставал под одеялом. Давил, раздражал и царапал барабанные перепонки.
Это длилось минут пятнадцать. Отыгравшись на нервах, Антонио запустил "чистый" рок. Включил группу «Queen». Специально для русского дяденьки, любителя классического рока. Пётр принял музыку с молчаливой благодарностью. Он расслабился, глаза его смежились, и вскоре он уснул, растворившись в быстрых беспокойных сновидениях.
Проснулся от постороннего звука. Лязгнул ключ в замке, скрипнула дверь и сдвинулся стул. В комнату вошли трое.
Не включая свет, они набросились на Петра, перевернули лицом к подушке и придавили сверху. Один сел на плечи, другой на ноги. А третий стоял у кровати и ни в чём не участвовал, только подрыгивал ногами, обутыми в знакомые гриндерсы.
Сидевшие сверху всей своей тяжестью вдавливали его в кровать. Не хватало воздуха. Было трудно дышать. Больно прогибался позвоночник.
С него стянули трусы и оголили ягодицы. Что за чертовщина! В анальное отверстие вогнали палку. О-о-о! Как больно! Совершили несколько поступательных движений и крутанули. Пётр сжал зубы и зажмурился. Палку выдернули. Молча соскочили. И, не проронив ни слова, вышли из комнаты.
Пётр остался один.
Он лежал, уткнувшись в подушку, и скрежетал зубами. Потом высморкался прямо в простынь, встал, но не сделал и двух шагов, как его вытошнило. Вывернуло все, что съел за новогодним столом.
Рвотные массы лежали перед ним на полу и отвратительно воняли.
Оставив неубранной блевотину, он направился в душ. Вода смыла пот, смягчила боль, уравновесила энергию. Вышел освежённым, но по-прежнему оскорблённым.
Убрал за собой блевотину. Долго стоял у окна. Хотел вернуться в постель, но увидел кровь и воздержался.
Заметив на стуле куртку, оставленную Антонио, он сорвал её и, размахнувшись, швырнул об пол. И растоптал ногами.
Каков подлец! Каков гадёныш! Убить его мало! Хотя можно и убить!
Он схватил пистолет, который всегда был при нём, и выскочил в коридор. Где этот мерзавец? Ударом ноги вышиб соседнюю дверь, ворвался в комнату, в которой проживал Антонио, но никого там не нашёл.
Выстрелил в люстру, вышел в коридор и расстрелял все плафоны.
Замок погрузился во тьму. Послышалась ругань, плачь и торопливый топот. Взвыл тонкий женский голосок. Послышались причитания.
Кто-то зажёг свечи. Кто-то вызвал полицию.
Минуя остолбеневшего хозяина, Пётр стремительно покинул отель.
Добравшись до Турина, засел в ресторане. Сидел, пил коньяк и осторожно двигал задницей. Болело внутри, в самой сердцевине. Ворочались тяжёлые мысли: возможно, это была вендетта?
Вендетта обычное дело для итальянской семьи. Хотя нет! Семья здесь не причём. Это была хулиганская выходка. Дерзкая подростковая хулиганская выходка.
Что же с этим делать?
От употребления коньяка эмоции упростились. Он решил, что помнить об этом глупо. Простить великодушно. Не настолько он глуп, чтобы быть великодушным.
Что же остаётся делать?
Плюнуть! Не жевать, как жвачку, не обсасывать, как кость, а просто выплюнуть.
Только придётся заплатить. Чтобы не выложил фотографии в СМИ. Придётся заплатить. А как же без этого? Спокойствие стоит денег.
Он позвонил Антонио. Угрожал. Требовал, чтобы тот держал язык за зубами. Не проронил ни слова. Ни фото, ни намёка о том, что произошло этой ночью. Если Антонио проболтается, приедут русские дяди и разберутся с ним. Мало не покажется!
Перепуганный Антонио пообещал молчать. Всё ли он понял? Ведь Пётр говорил по-английски. Понял, если не дурак.
Пётр отключил телефон и вспомнил, с каким настроением он приехал в Бароло, как хотел поговорить по душам, как хотел сделать подарок Антонио. А что вышло? Лучше не вспоминать. Лучше заплатить. И всё выбросить из головы.
Он взял телефон в руки и провел несколько банковских операций, в результате чего Антонио стал владельцем банковского счёта с двумястами тысячами евро.
Забросив телефон в саквояж, он облегчённо выдохнул: теперь можно расслабиться и насладиться солнечной атмосферой. Какие же здесь приятные люди! Какой хороший кофе!
Он наблюдал, как пожилая итальянка посадила на стул собачонку и потребовала от официанта, чтобы тот обслужил псину.
Чудаки и чокнутые встречаются везде.
Вот и он. Тоже чокнутый. Зачем он сюда прилетел? Зачем встретился с Антонио? Чего он ожидал? И что получил в ответ? Жутко вспомнить.
Настроение опять испортилось: ведь зарекался не вспоминать!
Он расплатился с официантом, вызвал такси и через час был в самолёте. Занял место у окна. Смотрел, как огромная реактивная машина мягко выруливала и стремительно взлетала в небо. Разорвав облака, она быстро набрала высоту и взяла курс на северо-восток.
Может, всё же это была вендетта? Семейная месть за эпилепсию?.
Не успел он додумать, как провалился в сон.
Проснулся от испуга. Где он? Что он?
Увидев себя в самолёте, успокоился и опять погрузился в вязкую тревожную тягомотину. Самолёт приземлился во Внуково. Его встретил телохранитель и проводил до автомобиля. Водитель принял саквояж и поставил его в багажник. Пётр устроился на заднем сиденье и открыл ноутбук.
Не работалось. Болели душа и задница.
Почему так случилось?
Поначалу винА не казалась винОй. Не ощущалась тяжестью, не проявлялась ответственностью. Её как будто не было. Лёгонькая такая была винА. Незаметная. Но Пётр усилил её значимость, обратившись к эзотерике. Он выкупил винО у Эйнштейна и сразу вспомнил про Антонио. ВинА гиперболизировалось, утяжелилась и проявилась токсикозом. Стала постыдной, полновесной и невыносимой. Теперь он мучился винОй и не знал, как от неё избавиться.
В Пьемонте ситуация осложнилась. Разбилась бутылка, обнаружилась вендетта, появилась месть итальянской семьи.
Возможно, Пётр что-то не понимал. Возможно, требовалось ещё раз купить Dolg Barolo и ещё раз съездить в Пьемонт. Тут нужен был совет.
Глава 5. Невыносимая лёгкость вины
В магазине Эйнштейна Пётр встретился с Раисой Ивановной. Они стояли у картины Пикассо, в подлинности которой не сомневались, как не сомневались ни в одном другом антиквариате, принадлежавшем Эйнштейну.