На методические пособия у Джона была аллергия, от которой он мгновенно начинал задыхаться, как от поллиноза тяжёлой степени.
Но тот статный ветеран даже после вашего преображения оставил боевые шрамы, за которыми скрывается чуть ли не вся его прежняя жизнь, неожиданно для себя без сарказма произнёс Джон.
Мы же не забываем прошлое, оно просто перестаёт нас определять и волновать, попыталась парировать девушка.
Джон еле сдерживался, чтобы его мимика не выдавала реакцию на очередную, с его точки зрения, высокопарную чушь. Он считал, что просто не нашлась ещё женщина, которая сказала бы ветерану убрать это со своего лица, а скорее всего, есть женщина, которую эти следы былого величия заводят больше остального. В любом случае, свет Сына здесь ни при чём, хотя, чем больше Джон здесь находился, тем больше он начинал сомневаться в своих изначальных предположениях.
Тогда я перестану быть собой, продолжил беседу Джон.
Это так кажется с вашей стороны, но как только вы погрузитесь в свет Сына, то поймёте, насколько все ваши страхи были надуманными, сказала она и кивнула в сторону надписи «Красота, Любовь, Жизнь!», на фоне которой Сын с распростёртыми руками встречал всех потерянных и обременённых.
Как я оказался в церковно-приходской школе, хотя собирался в бордель? улыбка Джона выглядела как оскал загнанного волка. Хотя уж лучше так, чем наоборот.
Он очень надеялся, что такое граничащее с кощунством замечание сойдёт ему с рук. Ему действительно повезло, потому что Сьюзен отвлеклась на то, чтобы достать из кармана жакета бело-золотистый буклет с процитированными ею ранее словами, который она вложила в руку Джону. Буклет был потрясающе мягким на ощупь, хотя отлично держал форму. Джон тщетно мял его пальцами, пытаясь понять природу этой потрясающей шелковистости. Тактильность была для него так же важна, как и остальные органы чувств, благодаря чему он лучше чувствовал атмосферу охоты. Кристиан смеялся над ним, когда он мог потратить неделю на подбор нужного материала для накладок для рукояти револьвера. Это особенно возмущало Кристиана после того, как они уже поднялись в рейтинге и могли позволить себе лучшее оружие и снаряжение. «У нас и так самые крутые пушки, пули практически сами летят в цель!» ворчал Кристиан. «Да, они-то крутые, только вот я нет!» отвечал на это Джон. Всё это позволяло ему стрелять, полагаясь на интуицию, и уже лет восемь не промахиваться. Когда Сьюзен попыталась забрать буклет, он не сразу отдал его.
Сейчас это будет вам только мешать, напряжение в её голосе показывало, насколько тяжело ей было вырвать буклет, но при этом, стоит отдать ей должное, она широко улыбалась.
Он не верил её словам о том, что все всё забыли: про себя, про секс, про смерть и прочее. Он посмотрел на себя: обычный жилистый наёмник со шрамами не было ни капли желания открыться «красоте, любви и всему остальному» и забыть про времяпровождение с представительницами прекрасного пола. Но он согласился с одним: что-то здесь его постепенно меняло: Сын ли это или атмосфера заведения уже другой вопрос. Может быть, расслабиться и попытаться получить удовольствие, а то Кристиан замучает его своими незатейливыми подколами: «О, а Джон Айрон уже не тот. Не смог совладать с девушками сверху!». Его передернуло от мысли, что ему придется выслушивать это до конца своих дней.
Он зашёл в просторную комнату, где было более слабое освещение, что уже радовало. Второе не было матового стекла и никакой возможности для посторонних глаз наблюдать за ним. Только после сорокасекундного изучения комнаты Джон наконец-то обратил внимание на обнажённую девушку лет двадцати двух двадцати трех.
Гвендолин, представилась она и поправила длинные каштановые волосы.
Он кивнул в ответ. Ну, вроде здесь уже привычнее, без всяких там нравоучительных лозунгов. Он сразу лёг на кровать, а девушка сразу поняла, что он хочет сеанс массажа, который должен был помочь ему расслабиться. Она явно работала здесь уже давно, так как техника массажа у неё была просто безупречна: без лишних усилий она быстро разминала нужные точки. Джон сначала думал молча получать удовольствие, как он обычно это делал. Но атмосфера «Дома Любви» пока не очаровала его, и к тому же ему до сих пор было интересно, что здесь всё-таки происходит.
Почему так давно работаешь здесь? спросил Джон. С нами бывает нелегко.
Мне нравится, ответила она.
Давай попробуем честно, Джон развернулся и лёг на спину.
Здесь хорошо платят, а у меня есть мечтано тебе не скажу, иначе не сбудется, хихикнула Гвендолин.
Давай вопрос на вопрос, предложил он.
Девушка кивнула, так как решила, что игриво-позитивное настроение со стороны клиента это хорошо. И это было бы справедливо, если бы речь шла не о Джоне Айроне.
Как ты давно занимаешься нейтрализацией? она взглядом указала на катетер для боевых стимуляторов на левом предплечье.
Охотой за головами? После смерти отца, спокойно ответил Джон. И это ответ сразу на три вопроса: «как давно?», «из-за чего?» и «зачем?»
Ты действительно охотник, немного завелась Гвендолин. «Стреляй» теперь ты.
Что ж, перейдём к основному действию, Джон провёл внешней стороной ладони по щеке Гвендолин. Я всё-таки прилично заплатил за это.
Здесь не продается секс, только любовь и красота, ответила она, мягко обхватив его кисть, но не убирая её от своего лица.
Потому я и здесь, Джон, не моргая. смотрел в её карие глаза. Только любви здесь не больше, чем в борделе мадам Питерсон.
Он вновь лёг на живот.
Ты просто не позволяешь ей охватить тебя, девушка продолжала гладить плечи Джона.
За такие деньги это не моя проблема, Джон, как лев, довольно заурчал.
Не всё измеряется деньгами, попыталась уколоть его Гвендолин.
А твоя мечта?
По её дыханию Джон понял, что она нисколько не обиделась. И не таких угрюмых, видимо, обслуживала, но и он не таких доводил. В какой-то момент ему стало нравиться здесь гораздо больше, потому что в заведении мадам Питерсон все его притязания на психологическое доминирование могли бы закончиться жалобой. Это привело бы к немедленной «моральной» кастрации, что, в свою очередь, вызвало бы несказанную радость у Кристиана, а такого исхода Джон не мог допустить ни при каких раскладах. Здесь и сейчас ему пока ещё позволяли вести себя как непоседливому ребёнку, который своими вопросами ставит взрослых в неудобное положение.
Ты здесь близко общаешься с другими девочками? спросил Джон.
Хочешь, чтобы я посоветовала другую? Гвендолин пальцами сыграла по точкам релаксации. Они все идеальные и особенные, как и я.
В идеальном нет особенности, Джон снова повернулся, чтобы ещё раз оценить Гвендолин. Особенность это история наших недостатков.
Ты так говоришь, потому что свет Сына не озарил и не изменил тебя, ответила она.
Тут Джон понял, что так напрягало его в посетителях. Их взгляд был одинаковый, а соответственно, и они были каким-то одинаковыми. Потому его внимание и привлёк ветеран, ведь его взгляд ещё сохранил индивидуальность.
Его свет не меняет, а заменяет тебя, произнес Джон. Но смотрю, тебя это ещё не коснулось.
Гвендолин немного отодвинулась от него, как будто его еретические рассуждения могли быть заразными.
Прости. Я просто невежда из Нижнего города. Не более того, он рассчитывал, что искренние извинения вернут Гвендолин хорошее расположение духа, но всё равно не удержался. Ты очень милая, но помни, в борделе, как бы он ни назывался, погоня за мечтой легко превращается в жизнь.
Несмотря на извинения Джона, Гвендолин стало неуютно. Такой клиент, который не хотел открываться и расслабляться, не попадался ей с тех времен, о которых она предпочитала не вспоминать. Даже если он сам не оставит отрицательный отзыв, его неудовлетворённость могут заметить менеджеры, и ей понизят класс принимаемых клиентов. А уже там придётся работать по старинке, пока те не дорастут до высших проявлений любви, потому что главное в политике заведений такого толка клиент должен возвращаться снова и снова, пока не изменится. Она не хотела вновь возвращаться на прежний уровень и посчитала, что лесть, как универсальное оружие против мужчин, должна всё исправить.
Ты очень остроумный, нащупывала слабые места Гвендолин. Идеальнее фигуры у мужчин из Нижнего города я не встречала.
Джон оставил это без внимания, хотя последнее было правдой, и он знал это, так как не раз уже слышал подобное. Ни грамма лишнего веса, но при этом не худой. Плечи не слишком широкие, из-за чего общий силуэт не потерял некой неуловимой грации. Изящные, но сильные руки. Что ещё нужно, чтобы покорить женское сердце. И это всё было «натуральным», доставшимся ему от родителей. Отсутствие эмоционального участия ввело Гвендолин в замешательство. Ничего не помогало. Отточенные движения стали путаться, как и мысли в голове. Всё же она взяла себя в руки и решила просто насладиться общением в надежде, что и гостю эта непосредственность понравится, хоть это было и не по регламенту заведения.
Шрамы? Усердный наёмник на службе нашего Бога, она провела по одному из них пальцем.
Умеешь читать мужские шрамы? Джон сел на кровать перед ней.
Видела многих ваших, ответила она, поправив волосы и вспомнив уже что-то приятное из прошлого. Ты много раз видел, как умирают? Когда тускнеют глаза?
Ей явно не хватало острых ощущений из прошлой жизни, как и многим, кто перебрался наверх из Нижнего города.
Я не остаюсь с ними до конца, умирают уже без меня, Джон не хотел говорить о работе, потому что не гордился тем, чем занимается.
А если выстрелят в спину? удивилась она.
У них нет шанса, улыбнулся Джон, видя, как в Гвендолин проснулось то, что местные старательно прячут.
Как ты это определяешь? искорки в её глазах загорелись ещё ярче.
У меня было так же много клиентов, как и у тебя, Джон и не собирался переубеждать её. Как по мне, убийцы и шлюхи лучшие эксперты в человеческой анатомии.
От этих слов Гвендолин еле заметно вздрогнула, но, вздохнув, улыбнулась, а потом звонко и одновременно тихо засмеялась, уткнувшись в его плечо. Несмотря на его простоту и грубость, с ним она вновь почувствовала себя настоящей.
Глава 2
Вывеску «Питерсон» обрамляла галерея из женских прелестей различного размера, которые ритмично меняли неоновые цвета. В этом сиянии не было никакого нейро-спектрального программирования. Репутация заведения вот что ведёт мужчин и женщин в дом утех мадам Питерсон, в котором можно было воплотить любые фантазии, не запрещённые законом для жителей Нижнего города. Бордель находился в центре многомиллионного третьего внешнего кольца города Утренней Зари. И именно это кольцо меньше всего походило на мегаполис. Постоянный туман, возникающий из-за плохой фильтрации воздуха весьма посредственным световым барьером; перебои в работе генераторов защитного поля, блокирующих лучи взбесившегося в последние десятилетия Солнца всё это делало Нижний город суровым местом, которое всё же продолжало обладать каким-то забытым шармом. Как говорили здесь: «Всё зависит от людей», намекая, что настоящими людьми остались только те, кто живёт внизу, хотя при этом каждый мечтал перебраться наверх. Несмотря на это, до сих пор они не спешили то ли из-за недоверия к Сыну, то ли из-за недоверия к себе. Хотя синее небо и светлый урбанистический пейзаж Среднего города даже через голубоватое защитное поле кричали о том, насколько наверху лучше.
Бордель располагался в одном из домов фешенебельного района, что означало, что в радиусе десяти кварталов не было заброшенных домов и перебоев с электроэнергией, хотя туман сохранял общий и круглосуточный для Нижнего города серый сумрак.
Ко входу подъехала машина, которая пыталась слиться с местным пейзажем, демонстрируя свои потёртости и отсутствие блестящих деталей. Из машины вышла стройная девушка небольшого роста, которая тоже хотела казаться местной: темно-коричневая куртка с чёрными полосками на рукавах, сине-серая толстовка с капюшоном, опущенным на глаза, голубые обтягивающие джинсы и темно-коричневые броуги. Но всё это было не просто новым, а несло в себе уникальные черты флёра авторской работы лучших мастеров Верхнего города, которые для создания уникального наряда для дочери советника Адама Доора приложили немало усилий. Вряд ли она повстречает здесь внизу настоящих адептов моды, которые такие вещи определяют по запаху. Но хотя бы за старание не выпендриваться можно было заслужить некоторое уважение и не быть поднятой на смех. Машина должна была ждать её у выхода на заднем дворе, через который покидали заведение, чтобы не было видно недовольных или слишком довольных лиц клиентов. В первом случае, это плохо для заведения, а во втором случае плохо для клиента, мало ли кто из первой категории позавидует ему.
Завсегдатаи борделя, не замечая маленькой гостьи, заходили внутрь. Посмотрев по сторонам, она вошла уверенно, даже слишком, потому что это сильно диссонировало с её внешним видом. Перед ней открылась уже привычная, но продолжающая вызывать у неё восторг винтажная приёмная: большая, но невычурная люстра в центре, паркетный пол, покрашенные под текстуру зеленого сукна стены с деревянными молдингами, джентльмены (они же вышибалы) в строгих костюмах тёмных тонов, похожие больше на големов, чем на людей уют, как он есть. За стойкой сидели две девушки; симпатичные, но не настолько, чтобы ублажать клиентов. Гостья подошла к ним, явно игнорируя саму мадам, что-то читающую в записной книжке и облокотившуюся на стену. Она сняла капюшон: густые чёрные волосы, собранные в небрежный пучок, чтобы больше походить на местных; большие глаза цвета серого льда, в глубине которых искрилось голубое сияние; идеальная молочного цвета кожа; изящные брови и маленький нос все было на своем месте и смотрелось слишком идеально, а потому неестественно для этой части города.
Вайлет. У меня забронирована встреча с госпожой Наоми для массажа, прощебетала она, привычно проглатывая буку «о» в своём имени. Эту милую артикуляционную особенность она увековечила и в своих документах.
Она даже перестала дышать в тщетной надежде быть незамеченной мадам Питерсон. Этот неуверенный голос заставил сорокапятилетнюю мадам оторваться от подсчетов и, несмотря на свой относительно невысокий рост, нависнуть глыбой над изрядно испугавшейся клиенткой. Мадам была весьма колоритной: рыжие волосы, собранные в высокий хвост, зеленая водолазка, потёртая жилетка цвета крови и неизменная сигарета в зубах. Дилетанту могло показаться, что такая мадам (не на каблуках и не в вечернем платье, с торчащим отовсюду кружевным бельём) отпугнёт от заведения даже обколовшихся виагрой моряков дальнего плавания. Жизнь же показывала, что у неё самые ухоженные, внимательные и опытные девушки Нижнего города, и только пусть бы попробовали быть не таковыми. С другой стороны, и девушки чувствовали себя в безопасности, потому что этих принцесс охранял настоящий огнедышащий дракон.
Снова ты. Хм, как по часам, сигарета переместилась в другой уголок рта. Наличными!
У меня закончился лимит использования наличных. Сегодня только кредитный чип, Вайлет захлопала своими длинными ресницами.
Мадам Питерсон небрежно указала на точку доступа.
Наоми уже давно объяснила Вайлет, что если та покажет свой безлимитный кэш (доступ к которому выдавал её происхождение), то могут возникнуть проблемы из-за некоторых недалёких местных, не понимающих, что их порвёт спецназ, который сто процентов зацепит и невиновных.
Вайлет так нравилось это место: его мягкий свет, неброские тона, которые обволакивали тебя своей теплотой. Конечно, это не сравнится со светом Верхнего города, но и здесь было что-то родное для сердца. От взгляда мадам Питерсон было не по себе, как будто она знала, что Вайлет здесь не для сексуальных утех. Мадам не любила мутных клиентов, которых чувствовала за версту и которые к тому же так много платят. После сигнала оплаты Вайлет пошла к решётке лифта, постоянно ощущая сверлящий её затылок взгляд мадам. Когда же лифт наконец-то поехал на третий этаж, она громко выдохнула.