Мой научный руководитель связал меня с Odin, компанией-разработчиком в Монреале, которая могла бы помочь сделать прототип более совершенным. «Готовым к продаже», кажется, именно так они об этом говорили. Когда представители Odin приехали в Торонто, чтобы встретиться со мной, они рассказали о том, как Wheat Bump можно использовать для содействия социальным реформам и распределению продовольствия и помощи в преддверии стихийных бедствий.
Все, что должно было волновать такую прогрессивно мыслящую студентку, как я.
Я, должно быть, сказала какую-то глупость, что-то вроде того, что хочу делать что-то хорошее во времена, когда данные так легко подтасовать. Они улыбнулись на это и небрежно упомянули, что планируют открыть штаб-квартиру в Торонто в недавно отремонтированном здании фабрики по производству столов для пинг-понга. А еще, что я должна приходить к ним по пятницам на встречи с бесплатными закусками и конечно же настольным теннисом. Через месяц они позвонили, чтобы еще раз пригласить на встречу. Они наняли небольшой штат, чтобы якобы управлять несколькими достойными проектами, которые у них были. Забавно, но я ни разу не слышала ни о каком другом их проекте, кроме Wheat Bump.
Когда Odin начали обхаживать меня, стоило понимать, что я была для них чем-то большим, чем типичный проект по развитию студентов. Стоило понимать, что Odin не заботился о перераспределении излишков пшеницы в страны третьего мира. И самое главное мне следовало трижды подумать, прежде чем продавать им прототип Wheat Bump за двести тысяч долларов.
Но, к сожалению, так я и сделала. Половину денег отдала отцу, чтобы он внес первоначальный взнос за дом, а потом уехала в Европу. Когда шесть месяцев спустя я потратила большую часть, мне написал научный руководитель. Odin был в новостях. Они разработали многообещающий инструмент для ставок на фондовом рынке под названием Wheat Bump. Проприетарное программное обеспечение помогало трейдерам оценить реальные риски например, правильно ли будет отказаться от посевов евразийской манной крупы или вложить значительные средства в корейскую сою. И Odin только что продали его Microsoft за сорок два миллиона долларов.
Глава двенадцатая
Сабин
Когда звонок гостиничного телефона пронзил сознание, я понятия не имела, где нахожусь. Он долго и мучительно трезвонил, прежде чем я доползла до края кровати и заставила его замолчать.
Только не говори мне, что ты все еще дрыхнешь. Что ты за пекарь такой? В голосе zio Данте не прозвучало ни радости, ни доброжелательности. Он всегда был очень занят, всегда готов к атаке и всегда в отвратительном настроении. То, что нужно в восемь утра, когда из-за наркотиков и алкоголя кружилась голова и болел желудок.
Здравствуй, zio. Я, должно быть, не разговаривала с ним с тех пор, как они с тетей расстались.
И тебе не хворать, заорал он. Слышал, ты заявилась на похороны отца со съемочной группой.
Это должна была быть вечеринка по случаю годовщины. Я свесила ноги с кровати и встала, проверяя, как поведет себя кишечник.
И не говори. У меня тут сотня арендованных стульев и шатер, все нужно сложить и убрать. Я верну фейерверки, но итальянская группа доберется до Упсалы, прежде чем я им позвоню. Теперь нужно будет заплатить по крайней мере за один день.
Я услышала, как он запнулся и втянул жидкость обратно в носовые пазухи. Я была так занята, оценивая, смогу ли дойти до ванной или нет, что едва заметила, что Данте начал плакать.
Ты в порядке, zio?
Gesù Cristo, поверить не могу. Сорок лет мы работали вместе, бок о бок. Как братья. А теперь его нет. Дядя трубно подул в нос. Знаешь, что последнее он сказал мне в четверг? «Проследи, чтобы заказ на Криксайд был отправлен к пяти часам».
Я проковыляла в ванную, включила телефон на громкую связь и поставила его рядом с раковиной. Выглядела я невероятно плохо. Волосы были липкими с одной стороны и спутанными с другой: скорее всего, меня вырвало на подушку, а потом я перевернулась на ней во сне. Кожа опухшая и серая, глаза высохли как две черносливины в суфле.
И тогда я вспомнила кое-что действительно плохое, что натворила прошлой ночью.
В любом случае, сегодня утром у меня есть пятнадцать минут свободного времени. Дядя откашлялся. Встретимся в пекарне через полчаса.
О нет. Прошлая ночь. Что случилось прошлой ночью? Я схватила телефон, но не разобравшись, как отключить громкую связь, просто начала говорить в него.
Zio, ты знаешь, как там Джулия?
Что значит, как она?
Что значит? Она жива? Или свисает с решетки радиатора моей арендованной машины? Дыхание стало настолько тяжелым, что я практически чувствовала, как оно расходится по ноздрям, оставляя в воздухе два инверсионных следа.
Твой отец умер. Конечно, она не в порядке.
А когда ты ее видел? В смысле, в последний раз. Я вслепую сползла по шкафчику в ванной. На полу прижалась одной стороной лица к прохладной плитке.
Не трать время на вопросы. У тебя двадцать минут, чтобы добраться до пекарни. Хрупкость яичной скорлупы в его голосе исчезла, на ее место вернулись скользящие друг по другу металлические пластины.
Я не могу, у меня нет машины, соврала я.
Твой кузен приедет через пятнадцать минут. Он повесил трубку.
Я еще не распаковывала чемодан, что значительно облегчило сборы. Как раз этим я и занималась, когда в комнате появилась Ванда. Она стояла в дверном проеме в джинсовом комбинезоне и возбужденно перекатывалась с пятки на носок. По одному этому детскому жесту, перенесенному во взрослую жизнь, можно было судить о том, какая она была: о ее неспособности сдерживать или маскировать чувства и о том, как она все принимала близко к сердцу.
Когда она заметила мое лицо, ее собственное скривилось, будто она отразила им мое уродство.
Думала, ты собиралась лечь пораньше, сказала она, обводя взглядом кровать, на которой царил беспорядок, и открытый чемодан на полу. Здесь сильно воняет, Сабин.
Тогда особо не устраивайся тут, бросила я ей и чуть не упала, влезая в штаны. Поменяй наши билеты на утренний рейс.
Ванда бросилась вперед, чтобы помочь мне, но я отмахнулась от нее.
Мне казалось, ты решила остаться.
Ну а теперь решила уехать. Я сбросила халат и начала искать рубашку в чемодане. Мне еще нужно сходить в пекарню, но я вернусь через час.
Ты хоть читала вчерашние комментарии? Положительные отзывы зашкаливают.
Я смотрела в зеркало над комодом, пытаясь натянуть рубашку. Клянусь, в правой части головы как будто засел топор.
Встретимся в вестибюле. Через час, максимум через полтора. Арендованную машину можно вернуть прямо в аэропорту.
Я быстро все смонтировала, видео с твоей тетей уже набрало более тридцати двух тысяч просмотров!
Какое еще видео с моей тетей?
Не волнуйся там не весь разговор. Только та часть про неожиданную смерть твоего отца и про то, что он значил для других. Широкие брови Ванды ободряюще поднялись домиком. Это правда было так трогательно, Сабин.
Какого черта, Ванда! Я никак не могла найти отверстие для головы в блузке и на мгновение оказалась в ее ловушке, паника внутри только продолжила нарастать. Ты не можешь выкладывать видео без ее разрешения.
В обычной ситуации я бы и не стала, отозвалась она, складывая руки на груди с таким самодовольством, что мне захотелось дать ей пощечину. Но она твоя тетя и не подаст на тебя в суд. Мне кажется, что даже будет польщена.
Наконец и левая рука нашла опору, просунувшись сквозь рукав. Я подняла ее в знак того, чтобы она наконец-то заткнулась и загнула все пальцы, кроме трех.
Купи три билета домой. Встретимся в вестибюле. Больше ничего не делай.
Глава тринадцатая
Сабин
Выглядишь дерьмово, заявил Энцо, подъехав на внедорожнике. Он слушал лучшие хиты Journey на большой громкости.
Я бросила сумочку на пассажирское сиденье перед собой.
Правда, что ли? Даже не заметила.
Я звонил в твой номер прошлой ночью, но ты не ответила.
Я решила не пристегивать ремень безопасности. Хотела было уменьшить громкость музыки, но руки слишком дрожали.
Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Видишь тот серый «Ниссан» у фонарного столба? Подъезжай к нему. Он пожал плечами и отпустил педаль газа.
Так где ты была прошлой ночью?
Я покусывала растрескавшиеся губы.
Кажется, я убила Джулию.
Энцо кивнул, будто я не сказала ничего необычного.
Понятно. Она в багажнике? Он подъехал к накренившемуся «Ниссану», который теперь занимал два парковочных места.
Нет, объедь вокруг. Впереди мне нужно видеть, что там впереди.
Сабин, что происходит? Ты же не делаешь из меня соучастника? Я распахнула дверь еще до того, как внедорожник остановился, и спрыгнула, ноги заскользили по тротуару. Я опустилась на четвереньки перед арендованной машиной. Решетка из металла и полимера выглядела неповрежденной. Ни крови, ни волос, ни вмятины, ни даже клочка ночной рубашки. Кажется, все в порядке. Энцо вышел из машины и встал рядом со мной, расчесывая пальцами усы. Ты же шутишь, да?
Я помнила, как прошлой ночью парковалась возле дома, помнила, как Джулия протащила мусор по подъездной дорожке и поставила его на бордюр, все еще чувствовала педаль газа под дешевым сланцем. А потом внезапно снова оказалась на парковке отеля, обмотанная полотенцем.
Я подняла на него глаза и кивнула.
Конечно шучу.
Он протянул руку и помог мне подняться на ноги.
Тогда поехали. Ты уже опаздываешь.
Сабин! Подожди!
Мы с Энцо оба повернулись ко входу в отель, где стояли Ванда и Пол, первая отчаянно махала рукой.
Возьми Пола с собой! крикнула она, толкнув его вперед. Нельзя же проделать такой путь и не показать людям «Персидскую».
Энцо как маньяк гнал по деловому району в центре города, устраивая мне ускоренную экскурсию по причудливым малоэтажным зданиям моего детства. Некоторые из них были оживлены интерьерами кондитерских и бистро, другие же стояли напротив табачных лавок и тату-салонов. Оригинальное здание универмага Eaton в стиле ар-деко теперь стало центром телемаркетинга. За ним маячило казино.
Ты не помогаешь моему похмелью. Я схватилась за ручку над окном.
Энцо прикусил губу и вместе с ней усы.
Я же говорил, мы опаздываем.
И тут до меня дошло. Он все еще боялся отца.
Что ж, Маркус кажется клевым. Я бросила взгляд на Пола на заднем сиденье, но вместо того, чтобы снимать, он держался за ручку двери, чтобы не упасть.
Маркус классный друг.
Но?
Но он устал от всего этого. Энцо не проверил зеркала, прежде чем перестроиться. Ему надоело притворяться. Он хочет сменить свой статус холостого человека, разговаривает с рекрутинговой фирмой в Ванкувере.
Какое отношение женитьба имеет к Ванкуверу?
Он выдвинул ультиматум. Надо меняться, менять жизнь, двигаться дальше.
С этим не поспоришь.
Не похоже, что твой отец не в курсе, что ты гей.
Ну знаешь, он не то что знает, он знает. Энцо уставился на желтый сигнал светофора впереди, нажал на педаль газа, и мы проскочили. В прошлом году Маркус зашел кое-что занести в пекарню. Он попридержал дверь для меня, и это было прямо на глазах у ребят.
О боже, твой отец, наверное, с ума сошел.
Мягко говоря. Энцо убрал руки с руля, закатал правый рукав и показал мне шрам, пересекающий его бицепс. Мы со стариком немного увлеклись. Он держал мою голову над лопастями стационарного миксера.
Господи Иисусе, Энцо! Я схватилась за руль, чтобы мы не врезались в почтовый ящик. Почему ты все еще там работаешь?
А где еще мне работать? Он смотрел на меня так, будто я задала самый безумный вопрос, который только можно вообразить. Ты же знаешь, что я околачивался здесь, чтобы поучиться у твоего отца. Энцо вновь взялся за руль и замедлил ход. И вообще, не Данте управляет этим местом. Я точно знаю.
Нет, он просто владел им. Но я не стала об этом говорить. Я была не в том положении, чтобы вставать между Энцо и его отцом. К тому же мы приехали.
Если честно, я испытала легкий приступ ностальгии, когда мы въехали на парковку. Пекарня по-прежнему занимала целый городской квартал. Высоко над входом медленно вращалась вывеска пекарни, как и всегда. Ее распухшие очертания наводили на мысль о потрепанном дирижабле, который мог бы опуститься на проезжую часть Мемориал-авеню в особенно ветреный день. Обращенная к нам сторона вывески гласила: Bennetts bakery. Когда доска повернулась другой стороной, мы прочитали:
НЕТ НИЧЕГО ВОЛШЕБНЕЕ,
ЧЕМ «ПЕРСИДСКАЯ»!
Над надписью была изображена восьмилетняя я в образе джинна, скрестившего ноги и левитирующего, держа в руках розовую булочку.
Но вывеска не удержала мое внимание надолго. Само здание, некогда простое строение из красного кирпича, сделанное по меркам обувной коробки, претерпело кардинальные изменения. Фасад был срезан и заменен стеклянными стенами и потолком, достойными магазина Apple.
Вау. Это было первое слово, сказанное Полом с тех пор, как он сел в машину.
Круто, правда? Энцо повернулся, чтобы посмотреть на меня. Мы немного поменяли все тут.
Внутри стеклянной коробки, вдоль здания, на виду у всех находилась конвейерная лента по производству «Персидской». Каждая деталь хромированного оборудования была извлечена из задней комнаты, отполирована до блеска и выставлена на всеобщее обозрение.
Пол опустил окно и поднял камеру.
Утром за «Персидской» всегда стояла очередь, но сегодня она тянулась от главного входа, пересекала фасад и огибала заднюю парковку.
У вас такая очередь каждую субботу? спросила я, впечатленная.
Усы Энцо дернулись.
Они здесь из уважения. К твоему отцу. Или ты забыла, что он умер?
Я посмотрела на него в ответ.
Как я могла забыть? Но его слова были ударом под дых. Напоминанием о том, что теперь я, как и всегда, была аутсайдером. Нежеланной, ненужной.
Глава четырнадцатая
Сабин, 1990
Я была немного оглушена тем, что происходило вокруг. Грохот и свист машин казались зловещими, а люди, сидящие в них, громкими обезьянами. Они не были очарованы мной, как женщины в кондитерской напротив. Отец усадил меня в конце длинного рабочего стола.
Закатай рукава, Саби. Он указал на горку муки на столе.
Я не понимала, какое отношение мои рукава имели к выпечке, но подчинилась. Моя лучшая версия заключалась в том, что магия способность превращать влажное тесто в горячий пористый хлеб должна находиться где-то в рукавах моего маленького синего вельветового джемпера.
Это была идея бабушки сводить меня в пекарню, чтобы вытащить из дома Джулии. С момента нашего приезда я стала меньше есть, что, как сообщит вам любая итальянская бабушка, является симптомом неизлечимой болезни. Но чего еще они ждали? Я сменила шумный общий стол девочек и юных послушниц в аббатстве на столовую, отделанную деревянными панелями, где обедали на фарфоре Royal Crown Derby и где отец начинал трапезу с того, что объяснял нам, почему Джулия на этот раз не присоединится. Бабушка никогда ничего не комментировала, просто склонялась над моей тарелкой, нарезая мясо, которое поджарила. Она редко говорила хоть слово в пользу Джулии или против нее.
И вот сейчас, в мастерской пекарни, он сделал неглубокое отверстие в центре кучи муки и медленно влил туда молоко. Facciamo un pozzo сделаем колодец. Способ приготовления хлеба из старой страны, до того, как миксеры взяли на себя эту роль. Я перегнулась через стол, наблюдая, как он опускает немного муки с краев в колодец, чтобы отверстие стало шире.