Погодьте, товарищи! Вот придёт Фёдор Кузьмич, он и решит
Что именно решит отец, Иван не уточнял, но казаки заглядывать в нутро повозки не решались, а топтались возле кто курил, кто чистил клинок от незасохшей крови, а кто-то с деланым вниманием рассматривал пустынную дорогу: не показались бы нежеланные свидетели.
Ну и чё тут у вас? с нескрываемым интересом подошёл Фёдор к сыну, а подхорунжий, не дожидаясь ответа, откинул брезентовый полог.
Откинул и аж присвистнул: прямо в лицо ему глянули две тупые морды иноземных военных зверюг пулемётов «максим». Редкостные аппараты! Фёдору довелось увидеть один такой вживую на военной выставке в Хабаровске, а с подхорунжим оба рассматривали их на рисунках в «Новостях военной техники», присланных в войско. Там же говорилось про их сумасшедшую убойность. Где только их боксёры раздобыли, и кому они понадобились на российской границе? Уж не замышляется ли нападение с целью захвата Приамурья?
Вона чё-о протянул Фёдор. А я всё не мог в голову взять: для чего хунхузам обоз спонадобился? Небось и патроны к ним имеются?
Да всего полно! Почитай, в каждом возу! заторопился Илька. Ему очень нравилось быть на виду. Тута ящики с патронами и гранатами, тама бонбы для пушек
Он говорил правду: все пять повозок были загружены боеприпасами и оружием вперемешку старым и новым. Пулемётов больше не было, но нашёлся мешок с револьверами десяток кольтов и три маузера; патроны имелись и для них.
И чё нам с имя делать? обратился Фёдор не столько к подхорунжему, сколько к самому себе. Однако Трофимов принял вопрос впрямик.
Возьмём один пулемёт, револьверы, гранаты, патроны сколь сможем унести и сколь нам сгодится, а остатнее схоронить надобно.
Схорони-ить Закопать, чё ли? Так у нас и лопат нету шашками пушки не закопашь.
Я с гольца озерцо видал, за кривуном подал голос Иван.
Он ещё не закончил, а казаки подхватились, забазлали:
Дело говорит Утопить и вся недолга А коняшек и волов на волю пустить к кому-нито прибьются
Коняшки и нам сгодятся. А трупы с дороги убрать, завершил галдёж Саяпин. И товарищей наших, жизнь отдавших службе государевой, похоронить со всеми почестями.
Да, денёк выпал, не дай бог ещё такой!
С одной стороны, Фёдор был очень недоволен случившимся, в первую очередь собой: поддался вспыхнувшей ярости и раскрыл раньше времени появление русского отряда на вражеской территории. Теперь вот заметай следы не заметай опытный дознаватель вмиг раскроет картину резни, а власти, само собой, не оставят её без внимания. Тем более, когда с юга, от Пекина, к границе движутся армады повстанцев, а цицикарский цзянь-цзюнь Шоу Шань, то бишь ихний губернатор, люто ненавидит русских и наверняка будет боксёрам всячески помогать. Кстати, не он ли задумал напасть на Россию? Если так, надобно готовиться к защите русского берега. Только вот как сообщить генералу столь важную информацию? Надо бы поскорее добраться до телеграфа, а он имеется на КВЖД. Если ещё имеется.
Единственное, на что есть надёжа, при этаком замесе, что творится в Китае, откуда тут взяться опытному дознавателю?
С другой стороны, Фёдор был очень рад, что атака получилась без потерь да с завидной военной добычей. Волов, конечно, надо отпустить на радость окрестным крестьянам, а лошадей загрузить, приторочить на них добытое снаряжение. И на следующем привале с оружием разобраться по всей кондиции, чтобы в случае нужды пустить его в ход.
9
В жаркий четверг 21 июня отряд Саяпина вышел к посёлку строителей железной дороги неподалёку от городка Хурхура.
Позади были три дня пути по отрогам Малого Хингана, по таёжным тропам и каменным осыпям, через ручьи, речки и зыби-трясины. Были беспокойные привалы у костров и тревожные сны вполглаза на лапнике. Навьюченные оружием и боеприпасами лошади, оставшиеся от погибших казаков и благоприобретённые у боксёров, двигались тяжело и не позволяли идти рысью даже там, где возможно.
Накапливалась усталость, но никто не жалобился, да и как иначе? Казаки служилый народ, обязаны переносить все невзгоды и напасти, а Фёдор к тому же отбирал самых крепких и надёжных и был уверен в них, как в самом себе. Даже в Ильке Паршине, казачке мелком и суматошном, но жилистом и преданном службе до последнего вздоха.
Небольшие городки Мэрген и Бутха остались далеко в стороне, а мелкие поселения, вроде того же Сахаляна, казаков не интересовали. Их население, конечно, могло присоединиться к боксёрам, потому как именно у него железная дорога отнимала землю и работу и маньчжуры, и китайцы в этих краях были носильщиками и занимались извозом, но малое число обездоленных, как думал Фёдор, опасности не представляло.
Однако то, что произошло в этот июньский день, резко переменило его отношение ко всему, что творилось в Китае.
На последнем перед посёлком привале сотник объявил, что отряду больше не надо таиться, поскольку на железке хозяйствуют русские люди, и они будут только рады приветить казаков. Полусотня взбодрилась, привела в порядок снаряжение, почистила оружие, а на подходе к посёлку Илька Паршин вдруг затянул:
Полусотня дружно подхватила, на разные голоса да с присвистом:
Казаки приосанились, подкрутили усы и тут перед ними открылась улица с потемневшими от погоды одинаковыми деревянными бараками по обе стороны и множеством бестолково бегающих и что-то кричащих людей.
Ехавший впереди Саяпин поднял руку колонна остановилась, песня смолкла. Казаки всмотрелись в уличную кутерьму и как-то сразу все и всё поняли: это бесчинствуют боксёры.
В посёлке свирепствовал настоящий погром. Несколько сотен китайцев, вооружённых чем попало от палок, вил и копий до кремнёвых ружей и таких же пистолетов, подвалили откуда-то с юга и начали уничтожать всё подряд. Разворотили уже готовое полотно дороги, сбросили с рельсов несколько пустых вагонов на гружённые стройматериалами платформы и на два паровоза, видимо, сил не хватило; перебили стёкла и разломали мебель в станционных постройках, изрубили телеграфные аппараты и вот добрались до жилого посёлка. Полтора десятка рядовых Охранной стражи во главе со старшим вахмистром все в синих шароварах и, несмотря на жару, в чёрных куртках и человек двадцать служащих КВЖД противостоять им не могли сил хватало лишь на то, чтобы прикрывать семьи инженеров и техников, изгнанных из домов возле станции.
Повстанцы поначалу давили на отступающих криками и угрозами (стража не имела разрешения применять оружие, она лишь выставляла штыки), но в какой-то момент ярость боксёров выплеснулась выстрелом в стражника тот упал, обливаясь кровью, обе противостоявшие толпы сразу рассыпались кто куда, и выстрелы загремели вразнобой, но часто.
Отряд Саяпина появился неожиданно для обеих сторон. Казаки, помня о погибших товарищах и мстительной резне на колесухе, не стали дожидаться команды они пришпорили коней, схватились кто за карабин, кто за шашку и врезались в беспорядочные скопления повстанцев. Стволы винтовок выплеснули огонь, клинки уподобились молниям пошла веселуха!
Стража, в атаку! Ура-а! закричал моментально оценивший обстановку вахмистр, и его крик подхватили не только подчинённые, но и гражданские служащие.
Многие повстанцы бросились наутёк, но нашлись и такие, которые, истратив заряд кремнёвого ружья, превращали его в дубину, отбивая удары шашек и стараясь попасть прикладом в лошадиную голову. Кони всхрапывали, вставали на дыбы, но казаков, с малолетства приученных к седлу, сбить на землю было невозможно, и сверкающие клинки то там, то тут врезались в руки, плечи, спины боксёров, высекая ярко-красные струи. Получивший удар спотыкался, падал и уже был не опасен, даже если и шевелился.
Иван шашку из ножен не вынимал не мог себя заставить рубить живое и беззащитное перед беспощадным лезвием существо. Стрелять совсем другое дело. Он ходил с отцом на охоту и стрелял по лосям, изюбрям, кабанам, однажды и тигра положил. И сейчас выпускал пулю за пулей по тем, кто сам поднимал ружьё или копьё, с какой-то невероятной скоростью перезаряжая карабин. Злобы к ним он не чувствовал, не то что к хунхузам, просто пришёл на помощь попавшим в беду соотечественникам, однако и жалости к падавшим под выстрелами не испытывал помнил, что они тоже не божьи овечки.
Скоро всё было кончено. При том невообразимом избиении с выстрелами, криками и свистом не столь уж и много оказалось убитых раненых гораздо больше. Остальные повстанцы разбежались.
Среди казаков пострадавших не было, погибли несколько строителей и служащих дороги. Их прибрали оставшиеся в живых.
Трофимов, займись боксёрами, убитыми и ранеными, приказал сотник.
А чё имя заниматься? Чё заслужили, то и получили, попытался отмахнуться подхорунжий.
Ты это, Прохор, брось. Всё ж таки люди, а не крысы.
Дак они хужее крыс, Фёдор.
Да, ведут они себя не по-человечески, подошёл к ним путеец в куртке инженера, загорелый до смуглости, высокий и широкоплечий. Возраста примерно равного с Фёдором, но в чёрных волосах полно седины. Начальник станции Вагранов Василий Иванович, представился он и продолжил, обращаясь к Трофимову: Но мы не должны им уподобляться. Я дал своим указание собрать и захоронить убитых. Жара, понимаете, оставлять непогребённые трупы опасно для живых.
Слыхал, Прохор? Давайте подмогните.
Подхорунжий козырнул и ушёл.
Помощник мой, Трофимов Прохор Степанович. Подхорунжий, пояснил Фёдор. Я Саяпин Фёдор Кузьмич. Сотник. Направляемся в Сунгари, к генералу Гернгроссу. У вас по пути оказались.
Очень вовремя по пути оказались, сказал Вагранов, протягивая руку. Уж и не знаю, что бы мы делали без вас. Позвольте от лица всех спасённых выразить вам и вашему отряду нашу горячую признательность.
Да ладно, чё там. Али мы не русские? Фёдор пожал крепкую сухую ладонь. Вагранов, говорите? Фамилия мне ваша знакомая. Непривычная фамилия. Отец, помнится, сказывал про офицера при графе Амурском с такой фамилией. Родителям моим помог с венчанием.
Да, мой отец служил у генерал-губернатора порученцем. А ваш, тоже припоминаю, один из первых амурских казаков. Отец говаривал про двух друзей-казаков
Вася! Василий Иванович! подходя, прервал Вагранова молодой мужиковатый человек в куртке с петлицами строителя. С тобой всё в порядке?
В порядке, в порядке. Познакомьтесь, Фёдор Кузьмич: мой младший брат Дмитрий. А это, Митя, наш спаситель сотник Саяпин.
Фёдор и Дмитрий обменялись рукопожатием.
Вы так появились, что невольно поверишь в Божью помощь, с чувством сказал младший Вагранов. Хотя Богу вряд ли было дело до нас.
Братья, а совсем непохожие, подумал Саяпин. На усмешливые слова Дмитрия о Боге не обратил внимания: мало ли кто и как относится к Всевышнему, был бы человек хороший
Что будем делать, Василий? Медлить нам никак нельзя! не дал ему додумать Дмитрий. Боксёры обязательно вернутся.
Да, конечно, заторопился начальник станции. Фёдор Кузьмич, есть срочные новости из Сунгари. Надо нам собраться и обсудить.
Нам это кроме Фёдора и братьев командир охраны старший вахмистр Николай Бояркин, подхорунжий Трофимов и глава китайской строительной артели Лю Чжэнь. Ихэтуани избивали, а то и убивали китайцев, которые пошли работать к русским на строительстве железной дороги, они считали их подлыми предателями Поднебесной империи. Рабочие, в свою очередь, ненавидели повстанцев. Поэтому участие Лю Чжэня в совещании было отнюдь не лишним.
Посылали ещё за электротелеграфистом тоже не рядовой служащий, но тот был убит, защищая телеграфную аппаратуру.
Собрались в разгромленном кабинете начальника за уцелевшим столом. Сидели на том, что удалось подобрать по комнатам, кто на стуле без спинки, кто на скамье, кто на табуретке с обломком доски вместо сиденья.
Василий Вагранов коротко и чётко рассказал о сложившейся на утро 21 июня ситуации в Китае и вокруг КВЖД.
Ихэтуани обложили почти всю Порт-Артурскую линию железной дороги и теперь надвигаются всей массой на Западную. Однако руководство КВЖД и министерство иностранных дел России почему-то считают, что боксёры не посмеют развязать настоящую войну с русскими.
Но вот последняя новость, криво усмехнувшись, сказал начальник станции. Телеграфист успел принять свежайшую. Сегодня утром цинское правительство объявило войну всем государствам, чьи войска в том или ином виде находятся на китайской территории. Получается, что и России. Императрица Цыси подписала «Декларацию о войне», в которой напрямую поддержала повстанцев. Вагранов вынул из внутреннего кармана сюртука сложенный вчетверо лист бумаги с иероглифами, развернул и прочитал:
«Иностранцы ведут себя агрессивно по отношению к нам, нарушают нашу территориальную целостность, топчут наш народ и забирают силой нашу собственность К тому же они богохульствуют над нашими богами. Поэтому отважные последователи-ихэтуани сжигают церкви и убивают христиан».
Фёдор Саяпин крякнул от неожиданности, подхорунжий шёпотом выругался, а Дмитрий Вагранов громко сказал:
Нашим миролюбцам наука. А боксёры идиоты, с кем связались! С кровавой императрицей! Коготок увяз всей птичке пропасть.
Я вообще-то крайне удивлён «Декларацией», сказал Василий Вагранов. Я проследил весь путь Цыси, она все сорок лет своего правления стремилась приобщать древний Китай к европейской культуре, и вдруг такой поворот.
Александр Первый, Благословенный, слыл либералом, окружил себя прогрессивными людьми, а батюшку, то бишь императора Павла Первого, убил, усмехнулся Дмитрий. Какой, однако, поворот! Не-е, не зря Цыси слывёт кровавой.
Вахмистр вскинулся было против явного вольномыслия, но под суровым взглядом Василия стушевался, развёл руками и снова аккуратно примостился на стуле без спинки.
Вернёмся к нашим баранам, продолжил начальник станции. Главный инженер КВЖД господин Югович ещё два дня назад призывал соблюдать порядок и не поддаваться панике. Но опять же сегодня утром, до нашествия, мы получили телеграмму о подготовке эвакуации. Все участки дороги к западу от Цицикара должны сняться и двигаться к Забайкалью, к Цурухайтую. Нам тоже полагалось следовать туда, но есть сведения, что соседняя станция Турчиха захвачена боксёрами и китайскими войсками, а это значит, что путь на запад нам закрыт, остаётся идти к Сунгари. Поскольку Россия формально теперь находится в состоянии войны, не исключено, что маньчжурские цзянь-цзюни двинут подчинённые им вооружённые силы на захват имущества и самих служащих КВЖД. Не скажу за всю дорогу, но мы надеемся лишь на Охранную стражу, то есть на вас, старший вахмистр Бояркин, и теперь на казаков сотника Саяпина.
Называя фамилии, Вагранов уважительно наклонял голову в их сторону. Старший вахмистр Бояркин вскочил и щёлкнул каблуками, а Фёдор кивнул и сказал:
Гимизить некогда. Боксёры очухаются и вернутся. И тогда нам несдобровать.
А я о чём говорю? вмешался Дмитрий. Несдобровать! И ухмыльнулся.
Фёдор сурово глянул на него:
Чё тут смешного?
Я не смеюсь, а печалюсь, Дмитрий посмотрел в упор глаза в глаза: Боксёры рушат свою империю, а русские рабы такой же империи им пытаются противостоять. Правильно, что нам несдобровать. Надо уходить как можно быстрее!
Фёдор покачал головой:
Непростой, однако, вы парень. И закончил: Объявляйте срочно сборы.