Эх, время-времечко, куды ж ты торопишься?!
7
Таёжная тропа в обход Большого Сахаляна вывела к мелкосопочным отрогам Малого Хингана. Скорость скрытного передвижения была невелика не больше семи-восьми вёрст в час, зато никаких нежелательных встреч до первого привала не случилось. Редкие поселения по пути осторожно осматривались дозорными опасности для отряда они не представляли. Это были цзунцзу крестьянские хозяйства, похожие на казачьи хутора: обычно несколько жилых фанз в окружении заво́дней-сараюшек и хлевов для домашних птиц и животных, главным образом свиней, овец и коз. Тягловые волы и лошади имелись далеко не у всех: небольшие поля гаоляна, сои и пшеницы обрабатывались вручную, как и огороды.
Совсем как у нас, подумал Иван, услышав очередной доклад дозорных о китайских хуторах. Отец с Трофимовым поменялся местами, и Иван перебрался к нему поближе. В Китае он был впервые, поэтому всё было внове. Он ехал, чуть приотстав, за отцом и внимательно вникал во все тонкости командования полусотней не сомневался, что пройдёт какое-то время, и он тоже пойдёт по пути казачьего офицера. Да, впрочем, уже пошёл! Как дед Кузьма, закончивший службу подъесаулом, как сотник отец, как второй дед Григорий Шлык, маманин тятя, подхорунжий, погибший десять лет назад от пули хунхуза.
Иван вспомнил, как убивалась бабушка Татьяна над телом мужа, с которым прожила душа в душу аж тридцать лет, и поёжился: это ж надо любить целых тридцать лет! И тут же усмехнулся: а чему ты удивляешься? Вон дед Кузьма бабушку Любу тоже любил-жалел, правда, помене годков, но дед не стал вдругорядь жениться, хоть и мог. Опосля Любы ему никто не нужон был, всю остатнюю душу на сына положил, а дале на внуков на него, Ивана, и на Еленку, сеструху младшую. Внуков могло быть и поболе, да брат Петрик утонул в девять лет, а ещё три сестры умерли совсем во младенчестве.
Стой-постой, а как будет у него и Цзинь?! И кровь бросилась Ивану в лицо, ажно жарко стало от стыда: как же случилось, что за всеми хлопотами-сборами в поход, за переживаниями из-за невыплаканных слёз мамани мысли о Цзинь как-то незаметно уползли то ли вглубь, то ли в сторону?! Не пропали, не стёрлись, а именно уползли, будто и не были главными всего-то пару дней назад. А вдруг и верно сказала Цзинь, и они больше не увидятся никогда? Вдруг его, Ивана, убьют, или, хуже того, семейство Ванов вернётся в Китай, пока он в походе, и останется молодой казак один-одинёшенек на всём белом свете
Иван совсем было затосковал, но тут они вышли к сопкам, дозорные отыскали подходящий запа́док под скалой, и командир приказал обустроить привал для обеда. А Ивану выдал большой бинокль и послал его в паре с Илькой Паршиным на голую вершину сопки для кругового обзора. Крепко-накрепко наказал:
Оттуда дорога на Айгун и Даянши должна быть видна. Последите за ней. Обо всём подозрительном немедленно докладывайте. И не вздумайте спать! Я проверю. И ежели что, дам такой мурцовки!
Слушаюсь, господин сотник! браво ответил Иван, а Илька повторил за ним, ещё и выпятив грудь колесом.
Фёдор ткнул Ильку кулаком, чтоб не придуривался, а на Ивана посмотрел подозрительно не шуткует ли сын, но тот вёл себя, как полагается рядовому казаку перед начальством, и отец успокоился. Подумал: всё ж таки добрый казачок растёт дюжой, не болтомоха, хотя за словом в загашник не лезет. Махнул рукой: марш-марш, казаки!
Иван с Илькой устроились на гольце, осмотрелись, выбрали позицию среди камней побольше, чтоб со стороны не было видно, пожевали всухомятку алябушек[8], посожалев, что чая-сливана[9]нет запить лепёшку нечем, и занялись делом. Один смотрел в бинокль и говорил, что заметил, другой записывал сказанное в тетрадку. И так по очереди.
Хотя записывать, по правде, было нечего. Хорошо видная в бинокль дорога-колесуха пустовала, да и кому там сейчас ездить или ходить время-то самое огородное: картошку надо отяпывать, морковку пропалывать, огурцы поливать. Крестьянам не до прогулок, а иных человеков тут отродясь не водилось. Ну окромя хунхузов так то ж разве человеки?
Иван в очередной раз принял от Ильки бинокль, пробежал взглядом дорогу и глянул на соседнюю сопку так, из любопытства. До неё версты три-четыре. Вершина её тоже было голая, если не считать нескольких кустиков. И среди этих кустиков он увидел людей насчитал пятерых; они стояли в рост, не скрываясь, и тоже осматривались: видать, только что поднялись на голец. Несмотря на то, что солнце припекало, одеты были в мохнатые шапки и куртёхи-гулами козлиным мехом наружу. За плечами ружья двуствольные, похоже, крынки[10].
Хунхузы!
Иван сунул бинокль Ильке:
Следи за имя, а я к сотнику! и, подобрав шашку, сиганул по крутяку вниз.
Казаки уже закончили с обедом кто-то лениво покуривал трубку, кто-то прибирался, Фёдор что-то писал в толстой полевой тетради, как вдруг по верху скалы, прикрывавшей привал, защёлкали-посыпались мелкие камни, а вместе с ними чуть не на головы свалился Иван.
Тятя, вскочив на ноги, забыв про чин и звание, выпалил он, хунхузы!
Все мгновенно подобрались, окружили Ивана, но молчали в ожидании командира ему первое слово. Фёдор сунул тетрадь в полевую сумку, висевшую у него через плечо, не спеша повернулся:
Хунхузы? Где они, сколько? Докладай коротко и ясно.
На соседней сопке. Видели пятерых. Похоже, тоже следят за дорогой.
Илька где?
Остался следить.
Схоронился?
Само собой.
Внимание! Фёдор не повысил голос, но все его услышали и подтянулись. Три очередные тройки дозорных в разведку. Во все стороны! Он подождал, пока назначенные в наряд скроются в чаще, и продолжил: Костры погасить и засыпать, за собой всё прибрать чтоб никаких следов не осталось. Особо беречь коней хунхузы до них охочи. Ежели они следят за дорогой, значит, ждут добычу из Цицикара в Айгун али обратно.
Драться будем? подал голос Трофимов, помощник из вахмистров, получивший звание подхорунжего по случаю похода.
Не хочется, но следует быть годными.
Казаки шевельнулись, шумнули:
Почто не хочется? Очень даже хочется!
Фёдор поднял руку шум стих.
Мы не знаем, сколько их, веско сказал он. Банды бывают многосчётны вдруг они нам не по зубам? Ввяжемся и всё! Взадпятки не получится. А у нас приказ: драка токо в крайнем случае. Ежели нападут получат, однако сами не полезем. И хватит гимизить беритесь за дело!
С двух сторон разведка вернулась быстро и безрезультатно. С третьей, от соседней сопки, не пришла, но и звуков тревожных оттуда не донеслось.
Ииэх, никак втюхались в засаду! жахнул Фёдор кулаком по камню.
Даже не шумнули, досадливо скривился Трофимов. Верняк: взяты на ножи! Казачки, казачки, настоящей войны не понюхали!
Подхорунжий был прав: Амурское войско войны не нюхало целых сорок два года, с самого своего основания. Отдельные схватки и стычки с хунхузами и контрабандистами не в счёт. Правда, банды бывали так занаряжены, что и регулярные войска могли позавидовать, и с ними велись кровавые бои, но казаки участвовали в них малым числом, главным образом помогали пограничной страже и линейным частям.
Теперь же полусотне противостояла, возможно, немалая банда, причём на своей земле, и от неё следовало ждать неслабого ответного действия. Фёдор быстро расставил казаков по схронам, подковой охватывавшим место привала, и наказал высматривать опасность вкруговую, потому как хунхузы придут, само собой, не кучно и не цепью, а тайно и, скорей всего, со всех сторон.
Они и пришли. Хорошо, что Илька Паршин разглядел с гольца движение в лесу.
Господин сотник! с воплем скатился он вниз. Хунхузы идут!
Ты чего базланишь?! перехватил его подхорунжий. Молчок!
Хунхузы же растерянно бормотнул Илька. Я доложить
Уже доложил, Трофимов передал его подошедшему Саяпину.
Много? спросил Фёдор.
Мелькают. И, похоже, обходят.
А может, просто прочёсывают? усомнился подхорунжий. Не знают, где мы, вот и чешут тайгу.
На нас всё едино выйдут, а у нас лошадей цельный табун. Их поберечь надобно. Занимаем круговую оборону! Ты, Трофимов, бери левое крыло, а я серёдку и правое.
Однако боя как такового не случилось. В глубине леса неожиданно послышались пересвисты, да не простые, а рисунчатые: длинный, два коротких и снова длинный, и так несколько раз и всё стихло. Бандиты исчезли.
Фёдор послал на голец Ивана. Тот быстро вернулся с известием: по дороге на Айгун появился обоз много вооружённых, но явно не военных людей, несколько крытых повозок на конной тяге и три пушки, их тянут волы.
Хунхузы на елани неподалёку от колесухи собираются, видать, ждали обоз, закончил Иван и преданно уставился на отца: всё ли верно?
Сотник приказал собрать отряд, а сам задумался. Такого поворота он не ожидал. Что за обоз, что за люди? Не военные, но вооружённые! А кто сейчас в Китае не военный, но вооружённый? Само собой, перворядно хунхузы, но навряд ли бандиты друг на друга засады устраивают. Значит, боксёры, которым русские со своей железной дорогой как кость в горле. И плевали они на разные там договорённости! Так, дальше Обоз идёт на Айгун. А для чего Айгуну пушки? На русской стороне против этого городка находится Маньчжурский клин, где живут тысячи китайцев и маньчжур, которые подчиняются айгунскому амбаню и которые могут по приказу из Айгуна или Цицикара выступить против русских. Правда, у них нет оружия, но трудно ли перебросить его через Амур? Да запросто, даже те же пушки. А с оружием и пушками вот вам готовая армия! А чего хотят хунхузы? А хотят они пограбить. Вот и ограбят боксёрский обоз Хотя, может, и не ограбят, а пойдут вместе с ними, но сначала постараются уничтожить казаков, которые не ко времени и не к месту оказались у них под рукой.
Надо уходить!
А как же быть с пропавшими? словно подслушав мысли командира, подал голос Трофимов. Все казаки уже собралась возле Фёдора, и подхорунжий спросил как бы от их имени. Мы своих не бросаем.
Это, товарищи, наша общая боль. Однако они наверняка уже на небесах, а я не могу и не хочу из-за трёх крутелей[11] ставить под удар всю полусотню и наше задание, угрюмо сказал Саяпин. Оглядел недовольные лица и добавил: Но готов выслушать предложения.
Они не крутели́, ты сам всех отбирал, возразил Трофимов. Нарваться на засаду может любой. А предложение имеется.
Подхорунжий оглянулся на товарищей, словно заранее ища поддержку, казаки сгрудились тесней и закивали: давай, мол, говори.
Хунхузы нацелились на обоз, там вот-вот зачнётся заваруха нам самое время вмешаться и поддать им жару.
Мы не знаем, чё это за обоз, супротив кого он гонит пушки, возразил Фёдор. Спасём их, а они потом по нам и врежут.
Спасать нет нужды, заявил Трофимов. Бить надобно всех и сейчас. И ухмыльнулся: На небе разберутся.
Подхорунжий снова оглянулся на товарищей по казачьей груде прокатились одобрительные смешки.
Фёдор и сам был бы рад вмешаться, однако отрицательно покрутил головой:
А ежели тут ещё кого-нито положим? Стоит оно того? Сами понимаете: не стоит! А потому приказываю: немедля собираемся и выступаем дальше, направление прежнее на юг! Дозорной тройке обыскать место стоянки хунхузов найти наших погибших. Найдутся предадим земле по-христьянски. С богом, товарищи! Недовольные выскажутся на следующем привале.
8
И снова всё переменилось: видно, день такой выдался неустойчивый.
Полусотня не успела начать движение появился запыхавшийся один из тройки дозорных:
Нашли нашли лежбище!
Бандиты есть? первым делом спросил Фёдор.
Казак мотнул головой:
Были трое манатки собирали мы их чик и показал, что произошло, чиркнув ладонью по горлу.
Молодцы! довольно выдохнул подхорунжий Трофимов. А наши Чё с имя?
Дозорный помрачнел:
Давайте бежко[12] за мной, сами увидите. Токо тихо!
Стараясь не шуметь, отряд поспешил за дозорным. Коней вели в поводу.
Стоянка хунхузов была на большой поляне, окружённой старыми кондовыми лиственницами. Несколько шалашей и дымящихся кострищ, собранные в кучки, ещё не упакованные пожитки, три трупа в серых халатах дуаньда[13] и кожаных сапогах всё Фёдор ухватил одним быстрым взглядом: это было не главное. Главное закрывали спины двух дозорных, стоящих с опущенными головами возле лиственниц. Когда подошли товарищи, они расступились, не оборачиваясь, и у Фёдора перехватило дыхание: на земле лежали обнажённые растерзанные тела, три молодых казака. Их не пытали, чтобы узнать какие-то секреты, а просто медленно убивали: полосовали ножами, вспарывали животы, отрезали мужские органы и головы. Рты были забиты тряпками чтобы не слышны были крики. Тела залиты кровью, земля вокруг забурела, напитавшись ею.
Казаки обнажили головы, с минуту постояли молча. Тишину нарушили недалёкие выстрелы и вслед за тем пронзительно отчаянный голос Ивана Саяпина:
Чё ж мы, так и уйдём?! А, братцы?!!
Нет, теперь не уйдём! яростно выдохнул Фёдор. Казаки, на-конь! К бою, и никого не жалеть!
От лежбища до колесухи не больше версты отряд одолел, как показалось Ивану, почти мгновенно. И почти тихо только дружно и глухо стучали копыта. Лес был негустой, кустарников мало промеж стволов в атаку шли как бы лавой. И атаки этой хунхузы явно не ожидали.
На дороге уже закрутилась настоящая заваруха. Обозники оказались не замурдоченными работой бессловесными перепуганными крестьянами, с какими часто имели дело грабители, эти были вооружены фитильными мушкетами и кремнёвыми аркебузами, пиками и копьями, мечами и ножами. Было и другое оружие, которым его хозяева не собирались или не умели пользоваться, но обнаружилось оно уже потом, когда всё закончилось.
А пока всё только началось.
Вырвавшись из леса на дорогу, казаки, не сговариваясь и не ожидая команды, на скаку вскинули карабины, и на дерущихся обрушился град пуль. И каждая нашла свою жертву.
Кто успел перезарядить, выстрелил и второй раз, но в дело главным образом пошли шашки. Казаки как черти вертелись между возами, рубя всех, кто попадался под клинок. Ни обозники, ни хунхузы не оказали даже малейшего сопротивления настолько они были ошарашены. Кто-то пытался поднять руки, умоляя о пощаде, но это было, всё равно что просить снисхождения у тайфуна.
Атака, а точнее сказать резня, длилась не больше десяти минут. Казаки прошлись между возами в поиске недобитых поганое это дело приканчивать раненых, но то ли таких не оказалось, то ли хорошо притворились, добивать, слава богу, никого не пришлось.
Фёдор и Трофимов остановились возле пушек. Это были давно устаревшие, чугунного литья с украшениями в виде сказочных драконов, стволы, заряжавшиеся через дуло. Привязанные верёвками, они лежали на деревянных лафетах с огромными колёсами и выглядели не страшно, а скорее смешно.
Зачем же их тащили к Амуру? задумчиво спросил подхорунжий. Чё ли нам готовили гостинец?
Не готовили, а готовят, к бабушке не ходи, откликнулся Фёдор. На Маньчжурский клин нацелились. Боксёры, дьявол их побери! Но у меня другой интерес, за каким лешим эти страшилки понадобились хунхузам. Для грабежей они мало годны.
Господин сотник!.. Господин подхорунжий!.. виляя меж возами, примчался Илька Паршин. Мы с Иваном там такое нашли Такое!.. Он пытался руками изобразить что-то необычайное, но не сумел и сник: Айдате, гляньте сами.
Илька привёл командиров к большой крытой повозке, на облучке которой сидел Иван, отмахиваясь от подступавших казаков: