Не произношу ни слова, но, кажется, Дима все чувствует. Он опускает взгляд и тихо скрывается за дверью. Тонкая боль пронзает ступню, и Марк показывает мне окровавленный осколок.
Готово.
Спасибо. Ты можешь
Зря ты с ним так.
Не могу сдержать ядовитой усмешки и пихаю Марка носком в живот, заставляя попятиться:
Так иди и пожалей. Ему сейчас это больше нужно.
Ты ведешь себя, как сука.
Почему же как? Я и есть она, Марк. Разве Дима не говорил? Не предупреждал?
Он недовольно качает головой, поджимая губы, и бросает беглый взгляд на закрытую дверь:
Ты думаешь, что он плохо к тебе относится, винит в чем-то, но это не так. Он
Мышцы шеи и лица сводит, словно по венам пустили электрический ток. Я пыталась вести себя нормально, но то, как все тут ему чуть ли не поклоняются, выводит из себя. Ну конечно, Дима всегда был хорошим, а вот я Заливисто смеюсь, толкая Марка еще дальше:
И ты тоже? Защищаешь друга? Это так мило, сейчас расплачусь! А знаете что? Лучше мне вас оставить. Позовите Соню, батюшку, президента и все вместе, дружным хороводом
Хватит! грозно произносит Марк.
А что не так? Я же хочу, как лучше.
Лучше бы вам
Что?! Ну что?! Поговорить?! Волшебные силы откровений! Машу руками в разные стороны, будто раскидываю по комнате пыльцу фей. Дайте мне надежду! Спасите от обид!
Ты больная.
А вы все такие здоровые, обрыдаешься, цежу я, спрыгивая на пол, и морщусь от физической боли, которая подогревает душевную.
Прохожу мимо стола, голова пустая. Вместо сердца комок эмоций, пульсирующий, как гнойный нарыв. Взмахнув рукой, бью по тарелкам, закуски сыплются на пол. Лучше бы я не приезжала. Лучше бы продолжала жить так, как жила. Мне было спокойно. Я была счастлива без всей этой чепухи родственных обязательств! Мы все были счастливы!
Выхожу в холл, ступни скользят по плитке, но я не смотрю вниз, чтобы не видеть кровавые следы. Дверь все ближе, тянусь пальцами к ручке.
Куда собралась?!
Глава 6
POV Диана
Голос брата больше похож на вой ветра на вершине горы. Прикрываю глаза, губы дрожат в улыбке. Оборачиваюсь, прижимая подбородок к плечу:
Вещи заберу завтра. Спасибо за теплый прием.
Дима широким шагом пересекает холл, а я распахиваю дверь, уже собираясь переступить порог.
С ума сошла?! кричит он и вытягивает руку, перекрывая мне проход. Хочешь заразу в рану занести?! Никто тебя не выгоняет!
Дима так похож на отца, когда злится. Морщина на лбу, один глаз прищурен больше, чем другой. Сжимаю зубы, гневное дыхание опаляет ноздри.
Отойди!
Нет! Этот трюк больше не сработает! Хватит уже сбегать!
Дима, мы не будем
Нет, будем! Давно пора это сделать. Я так же, как и ты, пережил развод родителей! Так же, как и ты, потерял отца! Хватит строить из себя единственную жертву! Хватит убегать, оставляя после себя долбаное чувство вины!
Чувство вины?! Ты мне об этом говоришь? Ты?!
Шарахнув дверью так, что вибрирует пол, смотрю на брата, едва разбирая его облик из-за черных пятен перед глазами.
Через стену гремели строгий голос мамы и приглушенное ворчание отца. Треск, глухой стук. Громкий крик, а за ним оглушающая тишина. Я влетела в родительскую спальню, слезы бежали по щекам. Тумбочка была перевернута, отец сидел на полу, схватившись за голову, а маму трясло от злости. Она посмотрела на меня и прошипела, наклонившись над отцом: «Такое детство ты хочешь для своих детей? Чтобы они засыпали под скандалы каждую ночь? Этого добиваешься?» Она была готова ударить его, и я кинулась к папе на грудь, заливаясь слезами. «Не надо, мамочка. Не надо», лепетала я. Через четыре дня отец собрал вещи и ушел. А еще через день Дима кинул в меня подушкой, потому что ему надоели мои слезы, и сказал: «А че ты ноешь? Это все из-за тебя. Если бы ты не лезла постоянно со своими соплями, они бы помирились».
Все из-за тебя.
Эта фраза оставила такой глубокий след, что он до сих пор не затянулся. И я не знаю, что с ним делать и как лечить, зато научилась игнорировать. Смирилась. Мы все смирились.
Мне было четырнадцать, Диан. Четырнадцать! Ни ты, ни я тогда до конца не понимали, что происходит!
А мне было девять! И ты был тем человеком, словам которого я верила! Человеком, который обвинил меня в том, что это я разрушила семью! Ты первый от меня отказался!
Неправда! Это ты замкнулась! Жалела только отца! Ты не хотела верить, что это он во всем виноват! Не хотела даже слушать! Ты сбегала к нему при первой возможности, а после его смерти вычеркнула нас из жизни, превратив в соседей! Он промыл тебе мозги! Настроил против нас!
Он любил меня! хлопаю Диму по груди, отталкивая. Единственный из всей нашей гребаной семейки! И он меня ни в чем не винил, в отличие от тебя!
Он любил только свои колеса, а ты единственная, кто его за это не осуждал, хмурится Дима. Он был болен, Диан. Был опасен.
Кровь гудит в ушах, внутренняя борьба усиливается. Слезы капают с подбородка, а ком в горле вызывает тошноту. Я не могу в это поверить. Не хочу. Дима снова пытается настроить меня против отца. Вот от чего я уехала, от чего сбежала. Здесь я снова становлюсь маленькой, слабой, виноватой, никчемной.
Он он
Нет! яростно выпаливает брат, шагая ближе, и тычет в меня пальцем. Не смей снова его выгораживать! Ты уже не ребенок, хватит капризов! Только представь, чего натерпелась мама! Как ей было тяжело! Ты все время злилась на нее, обвиняла, а она всего-то пыталась нас защитить!
Ему тоже было тяжело! верещу я не своим голосом. Вы его бросили! Отвернулись! Выбросили, как ненужную
Замолчи! Дима трясет руками, его напряженные пальцы медленно сжимаются в кулаки у лица, будто он пытается удержать злость. Ты повторяешь одно и то же. Повторяешь его слова. И ты наказываешь нас, мстишь за него. Когда мама сломала бедро
Это тогда, когда ты назвал меня эгоистичной сукой? хмыкаю я, язык горит от горечи.
Дима вздрагивает, в его светлых глазах сверкает молния:
Ты вела себя именно так! Даже приехать не захотела! Лучшая дочь, ничего не скажешь! Зато сейчас примчалась
Так вот в чем дело?! Я дважды сука, потому что приехала не ради вас?! Запрокидываю голову, безумная улыбка жжет болью уголки рта. Что-то не припомню, чтобы ты или мама хоть раз за семь лет приехали ко мне. Хочешь, расскажу, как я две недели пролежала в больнице с сотрясением? А знаешь, кто сидел у моей койки? Конечно, нет! Ты вообще меня не знаешь!
Почему ты не позвонила? Я бы я
Что, Дим? Ты бы приехал?
Ну-у-у
Ну что? Говори. Ты ведь этого добивался, чтобы мы поговорили и высказали все обиды. Должно же стать легче. Давай! А лучше я начну. Когда отца не стало, мама сутками пропадала на работе, а ты бесконечно тусовался. Я была одна. Постоянно! И, представь себе, тоже болела, попадала в неприятности, но решала свои долбаные проблемы сама! Чего вы от меня теперь-то хотите, а?! Родственных чувств?! Благодарности?! Я отплатила за все хорошее, оставив вас в покое! Не надо заливать про то, что я вас бросила! Вы сделали это первыми!
Потому что нам всем было больно! от крика Димы закладывает уши, живот сводит болезненной судорогой. Всем, черт возьми! Зависимость отца и последствия коснулись каждого. Ладно ты тогда этого не понимала, но сейчас-то, Ди Сейчас! Думаешь, одна его любила? Одна страдала? Мы все это проживали, каждый, как мог. А одиночество и отстраненность ты выбрала сама. До тебя попросту было не достучаться.
Тяжелый вздох слетает с губ, взгляд плывет, а ноги слабеют. Покачиваюсь, Дима подходит ближе, и дрожь пронзает кожу тонкими ядовитыми иглами.
Не трогай меня! грубо отбрасываю его руки.
Вот видишь. Это ты от нас отказалась. Запретила жалеть себя, любить, скучать. Мама говорила, это пройдет со временем, но ничего так и не изменилось. Мы все еще для тебя злодеи, а он хороший.
Опускаю голову и прижимаю пальцы к вискам. Боль в груди заставляет забыть о поврежденном пальце и вообще обо всем. Улыбка отца, запечатленная в памяти, кажется такой яркой, такой доброй. Я помню его теплые руки и колючую бороду, царапающую лицо, когда он целовал меня в щеку.
«Мое солнышко в мире нет ничего важнее, чем ты».
«Никто нас не разлучит, Ди. Я всегда буду твоим папой».
«Я рядом, родная. Не плачь. Сильно болит? Сейчас полечим, и все пройдет».
Воспоминания тускнеют с каждым годом, а скорбь от потери, наоборот, разрастается. Она заставляет придумывать иные варианты развития событий, искать возможный выход, давит на причины и следствия, заливая рану разъедающим плоть чувством вины. И я уже не помню, сколько мне лет, не знаю, где нахожусь. Гной так и сочится, возвращая туда, где я не хочу быть, но наивно мечтаю остаться там, чтобы все исправить.
А что, если ты был прав? шепчу я. Что если бы я не лезла в их ссоры
Нет, Ди все не так сбивчиво отвечает Дима.
Если бы мама не выгнала его, то она она бы ему помогла. Если бы ей не нужно было защищать нас, то
Ох, черт. Ди, только не говори, что ты считаешь себя Нет. Нет! тверже произносит Дима. Здесь нет твоей вины. Просто просто каждый из нас справлялся с трудностями по-своему, и способ отца был самым тупым.
Почему? Почему он начал принимать?
Не знаю. Даже предположить не могу.
Дима замолкает, и я не без труда поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Вспышка воспоминаний слепит на пару мгновений. Белая полоска пены из уголка сухих губ, расслабленная кисть, свисающая с края дивана.
Я ведь позвонила тогда тебе. Мне нужна была помощь.
Ди обреченно выдыхает Дима, и его щеки белеют от того, как сильно он сжимает зубы. Я я испугался.
Стираю слезы с лица и прижимаю ледяные пальцы к щекам на пару мгновений, чтобы привести себя в чувство:
Я тоже.
Мне так жаль, что ты это видела. Что нашла его, когда
Ага. И мне.
Выравниваю дыхание, тянусь к дверной ручке и опускаю ее. Дима болезненно ведет головой в сторону:
Не уходи. Пожалуйста. Это не решит проблему.
А что ее решит? спокойно спрашиваю я.
Сосуд эмоций пуст, сил не осталось. В душе только печальное эхо: «Не уходи. Не уходи». Но я знаю, что это правильно.
Нам всем стало лучше, когда я уехала. Вы с мамой выдохнули, да и я тоже.
Все не так.
Разве?
Прости меня, слова брата похожи на лезвия, вспарывающие кожу. Прости меня, Ди. Я не понимал, что с тобой происходит. Не знал, как себя вести. И я злился очень злился. Мир как будто рушился. Все менялось, а я не успевал адаптироваться. Мне было жаль маму, отца я ненавидел с каждым днем все больше, особенно в те моменты, когда ты возвращалась от него и не разговаривала со мной по несколько часов. Казалось, ты все делаешь назло, а после его смерти это ощущение только усилилось. Я тебя не узнавал, поэтому отключился.
Пар от закипающей воды поднимался к потолку. Я схватила чайник и наклонила его над кружкой. Громкий топот и неожиданный крик заставили руку дрогнуть. Кипяток разлился по ладони, пальцы скрутило от боли.
Ди, ты обожглась? Дай посмотрю! Нужно под холодную
Все нормально! хлестко ответила я и вернула чайник в подставку.
Но
Я оттолкнула брата и молча ушла в ванную комнату. Ударила пальцами по задвижке на двери и открыла кран над раковиной. Слезы смешивались с проточной водой, а мысли сочились ядом. Дима наверняка специально это сделал. Был бы здесь папа, он бы меня пожалел и по-настоящему посочувствовал, но его нет вообще нет.
Ди, я виноват перед тобой, но я правда хочу все наладить. Хочу вернуть сестру. Мы наделали много глупостей, но родными быть не перестали.
Молчу. Не знаю, что сказать. Отец тоже был нам родным человеком, но его почему-то они вычеркнули из жизни.
Поговори со мной, просит Дима. Пожалуйста.
Я думала, вы меня ненавидите, выдавливаю сквозь сухость в горле.
Или ты хотела, чтобы мы тебя ненавидели. Мама говорила, так ты справляешься с болью и пытаешься сохранить связь с отцом. Ты убедила себя, что мы считали его врагом, а когда его не стало, заняла этот пост. Боялась его предать.
Какая у нас умная мама.
Иначе она не воспитала бы таких классных ребят, как мы с тобой. Только взгляни. Разве мы несчастны? У каждого, как ты и сказала, классная жизнь. Так почему бы не впустить в них друг друга? Да, раньше мы не были показательной семьей, но все меняется, и именно мы выбираем эти перемены. Если ты думаешь, что я как-то помешаю твоему счастью, добавлю проблем или чего угодно, то ладно. Я не буду лезть. Но я бы хотел, чтобы ты присутствовала в моей жизни.
Зачем?
Дима склоняет голову и улыбается так, что слезы градом льются из моих глаз. Он ничего не произносит вслух, но все и так читается по глазам: «Потому что ты моя сестра. Потому что люблю тебя». Недавний обжигающий огонь злости и обиды вдруг становится маленьким пламенем, не причиняющим дискомфорта. Воспоминания не стереть, некоторые ошибки не исправить, но каждая новая секунда дает шанс и выбор. Кем ты хочешь быть? Что чувствовать? Куда идти?
Протягиваю руки, кисти такие тяжелые, но я пересиливаю себя, делая крошечный шаг вперед. Обнимаю Диму и прижимаюсь ухом к его груди. Он гладит меня по спине и облегченно выдыхает. Наверное, это самое искреннее проявление чувств за последние десять лет.
Нам всем было непросто.
И ты и ты меня прости, Дим. Я даже не знаю, что еще сказать.
А ничего не говори. Мне не нужно твое раскаяние.
А вот мне твое было нужно. Все-таки я эгоистичная
Ну и ладно, отмахивается он. Эта черта не так уж и плоха, если пользоваться с умом. Мне, как старшему брату, куда спокойнее знать, что никто не сможет тебя обидеть. Тут уж скорее ты сама в блин раскатаешь, кого захочешь.
Я слышу нотки гордости?
Еще бы!
Мне этого не хватало, с нежностью произношу я. Может, найдем какого-нибудь гипнотизера и перепишем воспоминания? Так нам точно станет легче. Потому что все эти разговоры просто ужас какой-то.
А может, попытаемся наладить все своими силами, пока ты здесь? У нас вроде неплохо получается.
Да? Зайди на кухню и подумай еще раз.
Ох черт! Как твоя нога?! Дима встревоженно отстраняется и смотрит вниз. Твою ж выглядит ужасно. Давай все-таки в больницу съездим?
Поцелуй, и все пройдет.
Прямо туда?!
А шо такое, старшенький? Уже передумал меня жалеть? смеюсь я, слипшиеся от слез ресницы щекочут веки, а тело ватное, словно я выпила ящик вина.
Дима широко улыбается, его ладони скользят по моим плечам:
У коровки боли у собачки боли а у Дианочки, моей сладкой лапочки
Запрокидываю голову и зажмуриваюсь:
Это ужасно-о-о! Дима, прекрати!
Эй! Это лучшее обезболивающее, которое я знаю!
Мне жаль твоих детей.
Отдам их на воспитание бабушке.
Отличный вариант, киваю я и вдруг испуганно распахиваю глаза, вернувшись, наконец, в реальность. Черт! Утка в духовке!
Если мы спалим дом
Закидываю руку брату на плечи, и мы возвращаемся на кухню, но так и замираем в дверном проеме. Марк сидит за столом посреди беспорядка и ест утку руками прямо с противня.
Что? спрашивает он, сжимая в масляных пальцах кусок мяса. Думали, я ждать буду, пока вы там наоретесь?
POV Марк
Нажимаю кнопку запуска на посудомоечной машине и вздыхаю, глядя на грязный пол. Эта чокнутая семейка и меня скоро с ума сведет. Достаю из шкафа швабру и принимаюсь оттирать с плитки остатки соуса и кровавые пятна. Терпеть не могу убираться, но это лучше, чем провести черт знает сколько времени с Дианой наедине. Пусть Дима с ней возится, это его обязанность, а я лучше уборщиком поработаю. По крайней мере, я не хочу трахнуть швабру.
Вспоминаю растерянные голубые глаза, полные слез, и с силой вдавливаю тряпку в пол. Значит, отец Димы и Дианы сидел на наркотиках? Я не знал, Дима точно раньше не упоминал об этом, и, наверное, неудивительно. Так себе бэкграунд. Даже затрудняюсь сказать, что лучше иметь такого отца или не иметь никакого вовсе? Кому из нас больше повезло? А может, мы все проиграли в лотерее на счастливое детство?
Ничего себе! Рождественский за уборкой? Снег пойдет!
Молчу, продолжая сгребать осколки.