Дорога из пепла и стекла - Екатерина Белецкая 2 стр.


 Время рассудит,  пожал плечами Рифат.  Если ты сумела остаться живой после таких побоев, то, возможно, сумеешь потом и ходить. Как знать. Плохо то, что ты очень слабая, а терять время нельзя, потому что кость срастется неправильно, или не срастется вообще, если ждать дальше. Вправлять больно. Ты можешь не выдержать.

 А эти корни?  Скрипач кивнул в сторону ковшика, стоявшего на своем обычном месте возле очага.  Они не помогут?

 Это не лекарство,  покачал головой Рифат.  Это годится только для сна, чтобы спать крепче. Лекарств нет.

 Почему?  спросил Скрипач.

 Ты слишком любопытна. Здесь ничего нет,  по всей видимости, Рифат решил, что разговора не будет.  Всё равно, надо пробовать. Скиа, иди к морю, ищи крепкие прямые ветки. Итта, тебе надо будет поесть, потом поспать, чтобы были силы. Вечером будем делать.

 А если не делать?  спросил Скрипач. Он уже стоял у двери.  Если сейчас просто дать ему простите, ей немного выздороветь, а потом отвезти туда, где есть помощь?

 Для неё здесь нет помощи,  отрезал Рифат.  Иди. И заодно собери плавник, какой увидишь. В доме холодно.


***

Ит, вопреки опасениям Скрипача, выдержал. Правда, после экзекуции, в которую превратилась попытка вправить перелом, он пролежал в отключке почти сутки, но, когда пришел в себя, на боль не жаловался, и, кажется, чувствовал себя сносно. Впервые за эти дни они, наконец, сумели поговорить Рифат, убедившись в том, что хоронить в ближайшее время никого не потребуется, снова куда-то ушел, и они остались одни.

 Рыжий, что с рукой?  спросил Ит.  Может, тоже попробовать вправить?

 Там нечего вправлять,  покачал головой Скрипач.  Каша. Мясорубка. Пальцы не чувствую, кисть тоже. Судя по тому, что я вижу, даже репозицию осколков сделать не получится.

Руку он за эти дни наловчился подвязывать, прижимая к телу, чтобы поменьше двигалась но всё равно, нет-нет, да слышался при движении отвратительный звук, крепитация, когда осколки тёрлись друг об друга. Предплечье, плечо, и ключица болели непрерывно, и в покое, и в движении, но постепенно боль становилась меньше, или же Скрипач к ней как-то притерпелся.

 Н-да,  Ит вздохнул.  В некотором смысле, нам повезло, кажется.

 В каком это некотором?  нахмурился Скрипач.

 Эмболия, сепсис,  Ит вздохнул.  Сам понимаешь, умереть у нас было очень много возможностей. Но мы ими почему-то не воспользовались. Так, ладно, про это потом. Ты хоть что-то помнишь?

 Локацию Киую,  Скрипач задумался.  Картон на полу, с рисунком. Темноту. Это всё. А ты?

 Я тоже,  ответил Ит с досадой.  Ты ничего не замечаешь?  вдруг спросил он.

 Что именно? Ты о чём?  не понял Скрипач.

 Когда Рифат спросил про возраст, я ответил, что мне двадцать,  сказал Ит.  Посмотри теперь внимательно на меня. И на свою руку, которая целая. Правда, не замечаешь? Ну?

 Чёрт только и смог сказать Скрипач.

 Вот-вот,  кивнул Ит, и закрыл глаза.  В том и дело.

Скрипач подошел к Иту, сел рядом, и вгляделся впервые за эти дни. Раньше у Ита была седина в волосах, не очень много, но была. Виски, например, были седыми, пусть и не полностью. Была сеточка морщин у глаз, постороннему взгляду почти незаметная. А сейчас не смотря на ужасающее общее состояние можно было разглядеть признаки, про которые они оба уже давным-давно позабыли. Никакой седины. Молодая кожа, чистая, без единой морщинки. И руки. Руки, которые всегда первыми выдают возраст.

 Геронто,  произнес Ит беззвучно.  Не одно. И не два. Мы всегда уходили до ста пятидесяти, рыжий, но не дальше. Когда делали. Это очень опасно, опускать так далеко. Это кто-то с нами сделал. Понимаешь?

 Может быть, поэтому мы и выдержали,  сказал Скрипач без особой уверенности.  Организм в молодости регенерирует гораздо лучше, чем возрастной.

 Согласен,  кивнул Ит, не открывая глаз.  Я на тебя смотрел последние дни чёрт, я уже позабыл, когда ты был настолько рыжим.

Скрипач усмехнулся.

 А я ничего не заметил,  признался он.  Больше всего боялся, что он нас отсюда вышвырнет. Не до того было. Ит, не помнишь, как мы оказались там? На берегу?

 А мы были на берегу?  удивился Ит.  Прости, родной, это как-то прошло мимо меня, если честно. Помню только, что было очень больно. И всё. А ты?

 Я тоже ничего не помню,  признался Скрипач.  Очнулся, сидя у какого-то камушка. Несколько раз пробовал встать, получилось не сразу. Прошел чуть вперед, там ты лежишь. Это всё.

 Приехали,  констатировал Ит.  Хреново. Рыжий, там есть что-нибудь попить? Только не этот отвар. Есть хотя бы вода? Очень пить хочется всё время

 Сейчас принесу,  Скрипач встал.  Немудрено, что пить хочется, после такой кровопотери было бы странно, если бы не хотелось. Тебе бы поесть что-то посущественнее, но ведь нет ничего, кроме этой каши, будь она неладна.

 Вообще ничего?  спросил Ит.

 Увы. Он сам ест только танели, иногда с каким-то маслом, и пьёт воду. Даже лхуса у него нет, как я понял,  Скрипач вернулся с мятой стальной кружкой, помог Иту напиться.  На такой диете ты рискуешь протянуть ноги.

 Я уже,  Ит невесело усмехнулся.  Кто же нам помог-то, а? Хромой и Однорукий. Сбывается пророчество Бетти.

Скрипач замер с кружкой в руке.

 Так,  начал он медленно.  А ну признавайся, когда ты очнулся на самом деле?

 Трое суток назад,  ответил Ит.  Решил немного полежать и посмотреть.

 И что ты ещё за это время посмотрел?  спросил Скрипач.

 Не хочу тебя пугать, но у тебя до сих пор выраженный отек, и на лице, и на здоровой руке,  тихо сказал Ит.  У меня, видимо, тоже. Но ты его списал на травму, как я понял.

 Верно,  кивнул Скрипач.  Разве нет?

 Нет. Это гибер. Судя по всему, очень долгий гибер,  Ит снова закрыл глаза, видимо, он устал.  Или, может быть, как и геронто, он был не один.

Скрипач прижал кисть здоровой руки к углу скамьи, на которой лежал Ит, потом резко отдернул руку, и посмотрел на появившуюся на коже белую полоску.

 Твою налево,  произнес он севшим голосом.  Что же с нами случилось? Что с нами сделали?..

 Не знаю,  еле слышно ответил Ит.  Я не знаю. Сказал только то, что сумел заметить. Теперь твоя очередь, рыжий. Собирай в мозги в кучу, и смотри. Ты сумеешь.

 Ну, теперь, надеюсь, действительно сумею, умирать ты вроде бы не собираешься, значит, можно и посмотреть,  согласился Скрипач.  Слушай, на счет Рифата. Он сказал, что мы халвквины, я сейчас вспомнил, да, такая форма существует, но

 Называется иначе. Там, где мы бывали, эта форма называлась иначе. На Тингле помнишь? Там жила семья, мы у них в гостинице останавливались Ит говорил почти беззвучно.

 Да-да-да, помню, гостиница «Два дерева»,  кивнул Скрипач.  Религиозная пара, мужчина, и гермо, которая

 По сути, как я понимаю, это и есть халвквина. Тут халвквина. Видимо, здесь такие обычаи, и такая идентификация гермо. И с этим лучше не шутить

 Спи,  приказал Скрипач.  Отдыхай, тебе нужно поспать. Ты белый совсем, нельзя столько говорить.

 Ладно плохо только что холодно

 Сейчас сделаю теплее,  пообещал Скрипач.  Чёртовы ветки, они прогорают быстрее, чем их успеваешь подкидывать.


***

Распорядок дня у Рифата был строгий, и соблюдать его требовалось неукоснительно. Нет, Рифат никогда не кричал, не ругался, просто он умел вести себя так, что пропадала всякая охота с ним спорить, или ему возражать. Подъем рано утром, первым делом следует заложить в печь, на тлеющие угли, очередную порцию плавника, далее обязательный ритуал «соблюдения чистоты», для которого Рифат уходил из дома, оставляя двоим халвквинам дом, после варка утренней порции каши из неизменных зерен танели, потом Ита оставляли одного, и отправлялись на сбор плавника, к морю. Месяц назад Рифат принес откуда-то старый, пыльный костюм, в котором полагалось ходить халвквинам, и при виде этого костюма Скрипач впал в оторопь, хорошо, что хотя бы догадался не подать вида. Первым следовало надевать длинное, в пол, широкое платье, далее на это платье надевался кардиган с капюшоном, подшитым на лбу широкой полосой ткани, а ещё к капюшону крепилась подвязка, закрывающее нижнюю часть лица, и оставляющую видимыми лишь глаза. Наряд этот больше всего напоминал паранджу, хотя и отличался от неё кроем, и, наверное, при других обстоятельствах Скрипачу было бы что об этом наряде сказать, но сейчас он взял одежду, и ушел в дальний темный угол комнаты, где принялся переодеваться, шипя время от времени от боли в искалеченной руке.

 Дома маску можно не носить,  сказал Рифат.  Дома не нужно. В других местах без маски нельзя. Ты поняла?

Скрипач кивнул.

 Очень пыльная,  признался он.  Можно её постирать?

 Негде, холодно,  покачал головой Рифат.  Ничего, пыль выбьет ветер с моря. Она тёплая. Будет удобно работать.

 А как это называется?  спросил Ит. Он смотрел на Скрипача без тени улыбки, пристально и внимательно.

 Скиб,  ответил Рифат.  Неполный скиб. Полный который с покрывалом. Этот без. Был только такой.

 А женщины тоже носят скиб?  спросил Ит.

 Разумеется,  пожал плечами Рифат.  Не голыми же они ходят? Итта, когда ты встанешь, ты тоже будешь носить скиб. Скоро надо будет пытаться.

 Хорошо,  кивнул Ит.  Я буду пытаться.

 Правильно,  одобрил Рифат.  Скиа, пойдем. Ночь будет холодная, надо собирать плавник, иначе мы замерзнем.


***

Одежду, которая была на них в тот день, когда встретили Рифата, разумеется, осмотрели, но одежда эта не говорила ни о чём. Ткань дешевый синт, который мог быть произведен где угодно. В любом мире, от четвертого уровня, и выше. Модель бесшовная, по сути отливка, которую может натянуть на себя человек, да и не человек тоже. Подходит для практически любого размера, и для любой расы. Серый неброский цвет, полное отсутствие какой бы то ни было маркировки. Одноразовые вещи, которые обычно носят сутки, ну, двое, а потом отправляют в утилизатор. Следов носки нет, значит, вещи новые.

 То есть нас сначала кто-то избил, потом на нас нацепили эти шмотки, и выкинули на тот берег, так?  рассуждал Скрипач.  Кто и зачем?

 И когда,  добавил Ит.  Ничего не понятно. Вообще ничего.

Рифат снова куда-то ушел, и они остались на час, как минимум, предоставлены сами себе.

 Абсурд какой-то,  покачал головой Скрипач.  Рифат сказал, что нас таким образом пытались убить. Десант. Что за десант? Зачем им таким странным образом кого-то убивать? И как мы вообще оказались здесь?

 А так же где это «здесь»,  закончил за него Ит.  Ох, рыжий, что-то мне подсказывает, что мы сейчас очень далеко.

 Далеко от чего именно?  спросил Скрипач.

 От мест, где мы бывали раньше,  Ит вздохнул.  Помнишь, Пятый выдал версию о том, что Слепой Стрелок работает по экстерриториальному принципу, в той же модели, что и Контроль Мадженты? Если это действительно так, то представить себе невозможно, где мы находимся в результате. Ты обратил внимание, насколько сильно искажен всеобщий, на котором вы говорили в первые дни?

 Обратил,  Скрипач нахмурился.  Сейчас я понимаю, что это он для нас искаженный. Мы его так слышим. А для Рифата это нормальная форма языка.

 Рифат знает всеобщий,  добавил Ит.  Пусть в этой форме, но знает. Тебя не смущает, что он, зная всеобщий, собирает плавник, чтобы топить им чугунную печку?

 Издеваешься?  спросил Скрипач.  Меня смущает вообще всё. И то, что мы остались живы, и Рифат, и плавник, и каша из танели, и десант, и этот проклятый скиб. Чихать от пыли, когда болит рука, больно, между прочим. А чихаю я в этой тряпке постоянно.

 Придется потерпеть,  Ит примирительно улыбнулся.  Помнишь? Терпение главная добродетель. Вот и думай.

 Да я-то думаю,  Скрипач обреченно вздохнул.  Надо сварить кашу. И, замечу, это не очень удобно делать одной рукой.

 Рыжий, вот даже не знаю, что хуже варить кашу одной рукой, или лежать, как бревно, два месяца кряду,  Ит вздохнул.  Бронхит ещё этот, будь он неладен. Кашлять тоже больно. Тебе чихать, мне кашлять.

 Ладно, ладно,  примирительно сказал Скрипач.  Я же так в шутку сказал. Давай я тебя чуть повыше подниму, чтобы было лучше видно, и буду варить.

 Да, кашу мы заварили преизрядную,  кивнул Ит.  И, кажется, мы действительно продолжаем варить её дальше

Глава 2. Четыре стены

На третий месяц всё-таки отважились. Рифат против попытки выбраться на улицу возражал категорически, но Скрипач заявил, что пока Ит находится в душной комнате, с вечно коптящей печкой, от бронхита он точно не избавится. Нужно на воздух. Пусть пока просто сидит у двери, если ходить не может. Так дальше нельзя. Потому что сегодня бронхит, а завтра, такими темпами, будет пневмония. Из которой Ит уже точно не выберется, потому что лечить нечем, да и диета из танели выздоровлению не способствует.

Ходить Ит не мог, но, по мнению Скрипача, через месяц-другой, и с костылями сможет. Левая нога, перелом на которой вправляли, вела себя неплохо, и её даже удалось немного разработать, а вот правая, увы, по словам Рифата, была «совсем плохая нога». Скрипач небезосновательно подозревал трансцервикальный перелом шейки бедра с последующим образованием костной мозоли, причем перелом этот был на фоне ряда других переломов, и и шансов что-то сделать с «плохой ногой» в данных условиях не было никаких. Разве что подвязать веревочкой, чтобы не мешала во время ходьбы на костылях.

 Трындец,  констатировал Скрипач, когда Рифат в очередной раз куда-то ушел, и они остались одни.  Эта твоя нога полный трындец.

 Равно как и твоя рука,  покачал головой Ит.  Кстати, давай её сюда. Чёрт бы побрал эту контрактуру.

Контрактуру лучезапястного сустава они упустили, и сейчас Ит пытался изобрести некое подобие ортеза, используя для этого подходящий по размеру и форме кусок плавника и обрывок какой-то тряпки, чтобы вывести кисть хотя бы в подобие нормального положения. Было больно, но Скрипач терпел ему сведенная кисть нравилась ещё меньше, чем Иту. Руку он прятал теперь под накидкой скиба, а то и под сам скиб. И приматывал к телу, особенно тогда, когда нужно было идти за плавником. Рука болела и тяготила, не давала нормально спать, и была, увы, совершенно бесполезна. Скрипач иногда думал, что лучше бы её вообще отнять, потому что культя так не мешает, не болит, да и ухаживать за ней в разы проще. Жил же он какое-то время без ноги? И без руки прожил бы. Наверное.

 Я хотя бы ходить могу,  вздохнул Скрипач.  А вот ты

 Ты обещал смотаться в лес, и поискать палки для костылей,  напомнил Ит.  И давай ещё раз выйдем на улицу. Пожалуйста.

 Ну, нет, это только с Рифатом,  возразил Скрипач.  Я тебя одной рукой обратно не затащу, если ты снова в обморок грохнешься.

 Не грохнусь,  пообещал Ит.

 Сказал же, нет,  строго произнес Скрипач.  Мне первого раза хватило.

Первый раз действительно получился не очень на улице Ит через минуту потерял сознание, и пришлось волочь его внутрь в три руки, а потом час приводить в себя. Отвык. От неба отвык, от воздуха, от пространства. И от холода. Сейчас зима, объяснил Рифат. Ещё три месяца будет зима, она здесь долгая. Весной будет лучше. Дожить бы ещё до той весны, подумалось тогда Скрипачу, и не сдохнуть в процессе от болезней, от недоедания, или от ещё чего-то, о чём они пока даже представления не имеют. Добиться от Рифата ответа про десант так и не получилось. И про мир не получилось. Разве что про зиму, и про то, что танели нужно экономить, потому что танели у него, Рифата, только на одного, а их теперь тут трое. Может быть, рыбу можно добыть? спросил Скрипач, но Рифат ответил, что нет, зима, ушла рыба. И ацха ушла, и птицы улетели. Еду брать негде. А если купить? Нельзя купить, река, ответил Рифат. Что река? Скрипач не понимал. Зимой река разливается, в горах дожди. Нет перехода, нет дороги. Поэтому, Скиа, собирай плавник. И не задавай ненужные вопросы.

Больше всего изматывал холод, от которого, кажется, вообще не было никакого спасения. Даже в комнате с печью, и то было по-настоящему тепло только у самой печи, а там, где стояли скамьи, на которых полагалось спать, становилось уже прохладно. Попытки лечь рядом на одну скамью, чтобы согреться, тут же пресекал Рифат, который говорил, что это непристойно, и так спать не разрешается. Холодно? И что с того? Лучше терпеть холод, чем позор.

Самым удивительным было то, что Рифат ни о чём их больше не спрашивал. Кажется, его удовлетворили самые первые ответы, и теперь он никакого интереса к личностям своих постояльцев не проявлял. Ни кто они такие, ни откуда его ничего не интересовало. О себе, впрочем, он тоже не говорил и не рассказывал.

Назад Дальше