Пять рублей хватит? Павел извлек сиреневую купюру с изображением Спасской башни Кремля.
Ух ты! Балуете, восхитился Чайкин, выбрался из-за стола, прибрал пятерку и вернулся на место, сделав лицо погорельца. Зарплата у нас, конечно, хорошая, но маленькая, вечно не хватает. Когда отменят наконец эти деньги? Что слышно в Москве?
Вопрос, кстати, был архиважный. Деньги обещали отменить при коммунизме как абсолютно ненужное звено между человеком и товаром. А до коммунизма оставалось десять лет так сказали на XXII съезде КПСС. В историческом плане просто секунда. Восторжествует социальная справедливость, каждый будет отдавать по способностям, а получать по потребностям.
В ближайшей перспективе деньги не отменят, плохо работаем. Давно в этом городе, Борис?
Давно, вздохнул Чайкин. Учился в Пскове, прокурором хотел стать, да не сбылось. Родители умерли, от бабушки ушел У меня такая, знаешь, бабушка, Борис заулыбался, ей бы в гестапо работать. Потом женился, до Смоленска не доехал, задержался в Плиевске В общем, непонятно все, заключил Борис. Без бутылки не разобраться.
Понятно, что непонятно, улыбнулся Павел. Ничего, жизнь наведет порядок. Что по работе? Серьезные дела бывают?
А как же, Чайкин засмеялся. Все вот ушли, сижу на телефоне, работаю. Нужно было книжку взять, да Микульчин ругается это наш начальник отдела. Рутина у нас, признался Борис. Не Москва, где страсти кипят. Убийства только бытовые или мужики по пьяни чего не поделят. Банды не орудуют на чем им тут поживиться? Беглые зэки не лютуют до ближайшей колонии верст двести с гаком. Тоска, поручик Драки, поножовщина, семейные дрязги, доходящие до рукоприкладства. Не только мужики своих избранниц дубасят. На той неделе гражданка Протасова так отделала мужа сковородкой, что чуть череп не раскроила. Мужик до автомата кое-как доплелся в милицию позвонить. Серьезно, чуть не убила своего благоверного. И было за что этот утырок всю зарплату пропил. Вообще всю. Стоило бабе к сестре на пару дней уехать, так он закатил пир горой со своими дружками
Арестовали бабу?
Не стали, все правильно сделала. К черту мужскую солидарность. Гнать таких надо из семей или сковородки о них ломать. Вся лестничная площадка Протасовой аплодировала. А мы народная милиция не можем пойти против народа, соображаешь? Ну, погорячилась, бывает. Мужик-то жив. Нам интересно даже стало где она так драться научилась? Микульчин предложил ей пару уроков операм преподать показать, как надо обезвреживать хулиганов А больше и вспомнить нечего. Чайкин устремил задумчивый взгляд в потолок. Девятого числа кассу на ремонтном заводе пытались взять аванс привезли и оставили на ночь, дураки Но дилетанты попались: сейф поковыряли, вскрыть не смогли, а связанный сторож прекрасно слышал, как они друг друга по именам называли. Потом и взяли по его показаниям: троих молодчиков-тунеядцев из деревни Быково. Дурачье, короче. В школе плохо учились, иначе знали бы, что сейф стамеской не вскрывают и пилкой по металлу его не возьмешь. Теперь зона всему научит 15-го числа квартиру взломали на Героев Труда нормальная трехкомнатная квартира, последний этаж. Забрали меховые изделия, деньги, ювелирку и по крыше ушли. Явно залетные, по наводке орудовали. Сработали умно, ни следов, ни свидетелей. Пострадавший замдиректора свинокомплекса Ракитин, в прошлом проходил свидетелем по делу о хищениях. Жаль, не подозреваемым. А еще в Игнатьевском переулке некую бабу Женю повязали, Чайкин оживился, энергичная старушка, продает самогон собственного изготовления первосортный, между прочим по свидетельству тех, кто пил. Сколько раз ее накрывали, изымали товар, проводили разъяснительные беседы, а она ни в какую. Пенсии, говорит, на безбедную жизнь не хватает. В общем, самогон реквизировали, сделали последнее предупреждение. Жалко ее, 84 года бабке, рассказывала, как с Котовским в одной тачанке каталась
Да, не Москва, констатировал Павел. А за этим столом кто работал? он осторожно постучал по столешнице.
Нет его больше, охотно отозвался Борис. Скончался дорогой товарищ, Малышев Виктор Семенович. На этом месте его инфаркт и подкараулил. Сидел, работал, ничто не предвещало, вдруг голову уронил, задергался Вдвоем мы с ним были как с тобой сейчас. Только ты живой, а он нет. Месяц назад случилось. Хороший человек был, только пожилой уже, возглавлял нашу первичную партийную организацию. В РОВД 12 человек члены КПСС. Напрягся ты что-то, Павел, Чайкин прищурился. Не бойся, место не проклято, ну, помер человек, с кем не бывает
Со мной еще не бывало Слушай, а Микульчин скоро придет? Рабочий день в разгаре, это ничего?
Эй, поосторожнее, забеспокоился Чайкин. А то и впрямь придет. Был уже с утра, потом в больницу побежал. Нездоров Константин Юрьевич, язва не дает покоя, ходит через день на процедуры. Обычно вечером, но сегодня вот так, с утра.
Отворилась дверь, тяжело ступая, вошел мужчина жилистый, сухой. Он был еще не старый, лет пятидесяти. Жесткие волосы были тщательно выстрижены, помечены мазками седины. Чайкин укоризненно глянул на Павла: ну, и зачем спросил?
Обнаружив в комнате постороннего, мужчина нахмурился. Болдин поднялся.
Это тот самый, товарищ капитан, скупо пояснил Чайкин. Вроде нормальный, не заносчивый, как все москвичи.
«А вы со всеми москвичами знакомы, товарищ лейтенант?» чуть не сорвалось у Павла с языка.
Разберемся, у начальника отдела был неспешный хрипловатый голос. Обменялись рукопожатием, Микульчин направился к столу в центре комнаты. Проблемы со здоровьем были видны невооруженным глазом. Человек тяжело ходил, плохо дышал. Когда садился, не сдержал гримасу боли.
Все в порядке, Константин Юрьевич? участливо спросил Чайкин.
Микульчин отмахнулся:
Нормально. Где все?
Работают, товарищ капитан. Ну так они сказали. Чекалин пошел опрашивать свидетелей драки на Мостовой. Максимов на пристань убежал там ЧП.
Ладно Микульчин хмуро уставился на новенького. В глазах начальника отдела застыла затаенная печаль. Значит, ты у нас Болдин, которого так расхваливал Ваншенин Понял уже, что это не Москва?
Понял, товарищ капитан.
В партии состоишь?
Нет, товарищ капитан.
Надо состоять, товарищ старший лейтенант.
Понимаю, товарищ капитан. Разрешите не сегодня? Не готов еще.
Хрюкнул Чайкин и тут же сделался серьезным, даже озабоченным.
Вижу, что не готов, взгляд начальника скользнул по потертой джинсовой ткани. Ладно, живи пока, посмотрим, что ты из себя представляешь. Уже устроился?
Нет, Константин Юрьевич, только прибыл и сразу сюда.
Один, без жены?
Чтобы она ему всю ссылку испортила? хихикнул Чайкин.
Не женат, товарищ капитан.
Ну, конечно, не сообразил, Микульчин тяжело вздохнул, стал перебирать папки на краю стола.
«Я же здесь со скуки подохну», тоскливо подумал Болдин.
Срочными делами, от которых зависит судьба страны, отдел явно не перегружен. Мог бы уйти в работу но нет. И чем глушить тоску по утраченному? Алкоголем? Рано еще, да и нет подобного опыта.
Отворилась дверь, ворвался крепыш с широкой физиономией и густыми волосами. Модные баки сползали по вискам почти до скул. Жилетка и клетчатая рубаха смотрелись еще ничего, а вот пижонские туфли с острыми носками хуже некуда. Провинциальная мода была сурова, как сибирская зима.
Представляете, товарищ капитан, на Каинке потерпел крушение прогулочный теплоход! объявил крепыш. Из Бакатино к Днепру шел. Народа на борту полно. Экспедиция какая-то, дачники, просто отдыхающие. Аккурат напротив нас и навернулись.
Это как? не понял Микульчин. Как на нашей Каинке можно навернуться?
Ну, не то чтобы совсем, смутился парень в безрукавке, сошли с фарватера, сели на мель
Ошибка пилотирования, подсказал Чайкин.
Точно, согласился крепыш. А еще закусывать надо при управлении крупногабаритными плавсредствами. В общем, теплоход брюхо пропорол, но по инерции двигался дальше, с мели сошел и к причалу Пока дошел, тонуть начал. Народ в панику, кто на причал перепрыгивает, кто в воду сигает а потом вплавь до берега Полностью не затонул, глубина небольшая, но осел основательно. Теперь торчит на причале картинка, я вам скажу. Спасательная команда из береговой конторы прибыла, давай людей с теплохода эвакуировать В общем, все живы, особо пострадавших нет, но есть крупный материальный ущерб целый теплоход. Просто так его не вытащишь, пробоину надо чинить, воду откачивать. Теперь у нас, как в Севастополе, есть собственный памятник погибшим кораблям. Максимов, оперативник сунул Павлу широкую ладонь, Владимир Максимов, старший лейтенант, оперуполномоченный. А ты тот самый, о котором все уши прожужжали? Ну, как вам новость, мужики?
А что, незабываемо, оценил известие Чайкин. Такую прогулку на всю жизнь запомнишь.
Прокурорские работают, добавил Максимов. Пока не выяснят обстоятельства, никого не отпустят. Членов команды, конечно, задержат, капитана точно посадят, даже если не виноват, у руководства порта приписки будут крупные неприятности
Хорошо, что без жертв, крякнул Микульчин. Наши люди там нужны?
Перебьются, махнул рукой Максимов. Халатность не по нашей части, сами разберутся. Интрига в том, что делать теперь с теплоходом? Не оставишь же его на вечном приколе тогда причал передвигать придется. Будут латать, потом буксировать в Смоленск больше некуда. А это по реке сто верст.
Надо же, задумчиво вымолвил Микульчин. Не припомню, чтобы у нас подобное происходило.
Все присутствующие задумчиво уставились на нового сотрудника. Стало неуютно.
Это не я, сказал Павел.
Но до тебя этого не было, сказал Микульчин.
Снова растворилась дверь, объявился еще один персонаж лет тридцати с хвостиком худой, лысоватый, одетый в обтягивающую водолазку и распахнутую ветровку. Буркнув «здрасьте», направился к единственному не занятому столу, остановил туманный взгляд на незнакомце. Включилась память, пожали руки, сотрудник отправился дальше.
Старший лейтенант Чекалин Геннадий Тимофеевич, представил стороны Чайкин, и старший лейтенант Болдин Павел как тебя по батюшке?
Викторович.
Я понял, буркнул сотрудник. Как там столица?
Спит спокойно, пожал плечами Болдин.
Дымком потянуло, зашмыгал носом Борис. Шашлыки жарил, Геннадий Тимофеевич?
Если бы, огрызнулся Чекалин. Пожар на деревообрабатывающем комбинате, не слышали еще? Я свидетелей по драке опрашивал они в палаточном городке обитают, возвращался в город ну и, знаешь, командир, не смог проехать мимо. Дым такой, словно ядерная бомба рванула. Народ через лес удирал, дышать там нечем Возгорание у столярного цеха эти умники там покрышки от грузовой автотехники складировали. Вот же додумались Хотя все мы задним умом крепки. Окна нараспашку, вылетела искра от шлифовального круга. Пожарку до последнего не вызывали, директор запретил, орал, чтобы сами тушили. Думал, обойдется. Да и звания передового производства можно лишиться, не говоря уж о прочих прелестях, например тюрьме Работяги так и бегали с ведрами, пока разгоралось. Потом ветерок подул, огонь на соседнее здание перекинулся. Бухгалтер не выдержал ударил в набат Когда пожарники приехали, столярный цех почти полностью выгорел, соседнее здание наполовину, несколько человек по скорой увезли надышались дыма. Теперь хана всему руководству предприятия. Не представляю, как будут восстанавливать сгоревшие цеха и оборудование это какие же колоссальные убытки!..
Вот же незадача, проворчал Микульчин. Два ЧП за один день многовато.
И снова, не сговариваясь, все посмотрели на Болдина.
Что? разозлился Павел. Пожар тоже моя работа?
Я что-то пропустил? заволновался Чекалин.
Вестник несчастья у нас объявился, пояснил капитан.
Обсудить необычную новость коллективу не дали. Распахнулась дверь, показался нос дежурного по РОВД с лейтенантскими погонами.
Константин Юрьевич, трубку поправьте, до вас опять не дозвониться. Драка в общежитии на Васильковой улице, вахтер позвонил. Все наряды заняты, так что решайте сами, дверь с сухим треском захлопнулась.
Микульчин удивленно посмотрел на телефонную трубку. Действительно, лежала криво. Осторожно приподнял ее и снова опустил.
Так, Чекалин и Чайкин остаются в отделе, остальные на выезд. Болдин, тебя это тоже касается.
Глава вторая
Микроавтобус «РАФ-977», производимый в стране с 1959 года, уверенно покорял городское бездорожье. Грязь в переулках высохла ни разу не застряли. Водитель от РОВД был молчаливый, задумчиво кусал собственные усы.
Микульчин, морщась при каждой встряске, объяснял: в городе два общежития, одно на Васильковой улице, другое в Конном переулке. И то, в котором поселят Павла, считается приличным. Фактически гостиница, но без сервиса, разумеется. В Конном переулке селят командированных, сотрудников милиции, прокуратуры там безопасно и в чем-то даже комфортно. Общага на Васильковой имеет дурную славу, туда частенько вызывают наряды. Раньше общежитие принадлежало кирпичному заводу, имело, как баня, два отделения мужское и женское. Сейчас туда селят всех подряд работников текстильной фабрики, пилорамы, лесозаготовок, того же ДОК, где произошел пожар. Не оперское это, конечно, дело выезжать на каждую драку, но сегодня никого не найти два ЧП в городе.
Облупленное здание из красного кирпича притаилось в глубине переулка. Напротив булочная, там разгружался фургон с хлебом. Аварийное строение пряталось за пыльными тополями. В разгар рабочего дня в общежитии было пусто. Пахло чем-то кислым. Вахтерша не спала, сидела под плакатом, призывающим соблюдать чистоту, заправлять постель и следить за умывальником.
Что случилось, гражданка? отдуваясь, спросил Микульчин, махнув удостоверением.
Ой, вы уже приехали! всполошилась вахтерша. И зачастила, срываясь на высокие ноты.
Минут двадцать назад это произошло. Жилец из 22-й комнаты вернулся с ночной смены он на пилораме работает, а сам приезжий, она не помнит, откуда. Мрачноватый, но тихий, всегда здоровается, хотя и сквозь зубы. А двадцать минут назад пришли двое не самой располагающей внешности: небритые, в кепках. Вошли и сразу на лестницу. Она им в спину: «Вы куда, товарищи?» Один огрызнулся, мол, кобыла тебе товарищ, и без остановки проследовали наверх. Сталкиваться с грубостью вахтерше приходилось постоянно привыкла. И то, что шастают туда-сюда, нарушая правила социалистического общежития, тоже как будто норма.
Через пять минут они стащили вниз товарища из 22-й комнаты. Фактически гнали, а тот огрызался, пытался защищаться. Вырвался, хотел бежать, но его догнали, опять схватили. Мужики были крепкие, моложе жильца. Проходя мимо вахтерши, прервали рукоприкладство, просто толкали мужика. Тот мог бы обратиться за помощью, попросить вызвать милицию, но почему-то не стал. «Шевели копытами», процедил один, выталкивая человека на улицу. Тот оступился, но устоял.
Вахтерша была ответственная, тут же позвонила в милицию. За мужиками не побежала, нельзя покидать пост. Драки в общежитии случались, контингент проживал соответствующий. Отношения выясняли на заднем дворе местечко закрытое, уединенное. Туда, видать, и повели сердешного. Прошло несколько минут. Жилец из 22-й комнаты вернулся с улицы, злой как собака, под глазом синяк, с губы сочится кровь. Прихрамывал, держался за отбитые ребра. Огрызнулся на женщину, предложившую помощь, грузно потопал наверх. Граждане в кепках больше не объявлялись.