Том не любил признавать себя побежденным, даже в гораздо менее серьезных вопросах. Он твердо верил, что любую задачу можно решить, надо лишь правильно взяться и применить верные средства. Самолюбие ученого было задето; что речь идет о жизни многих людей, его почти не трогало. Лоусона мало интересовали люди, зато Вселенную он уважал. Между ним и ею шел своего рода поединок.
Он придирчиво и бесстрастно оценил обстановку. Как подошел бы к этой задаче великий Холмс? (Типично для Тома: человек, которого он искренне почитал, никогда не жил на свете.) В открытом Море «Селены» нет, остается только одна возможность. Катастрофа произошла неподалеку от берега или где-то возле гор. Скорее всего, в районе, известном под названием (он сверился с картой) Кратерного Озера.
Да, все говорит о том, что авария случилась здесь, а не на гладкой, свободной от каких-либо препятствий равнине.
Том Лоусон снова стал рассматривать фотографии, придирчиво изучая горы.
И тотчас столкнулся с новой трудностью. По краю Моря торчали десятки обособленных глыб, и любая из них могла быть пропавшим пылеходом. Но что хуже всего многие участки он не мог как следует разглядеть, горы их заслоняли. С «Лагранжа» Луна представлялась шаром, и перспектива была сильно искажена. Кратерного Озера он вообще не видел из-за гор. Тома не выручало даже то, что он парил на огромной высоте; только пылекаты смогут обследовать тот район.
Нужно вызвать Эртсайд и доложить о том, что уже сделано.
Говорит Лоусон, «Лагранж-два», начал он, когда узел связи включил его в сеть. Я осмотрел Море Жажды, посреди равнины ничего нет. Видимо, ваше судно наскочило на мель у берега.
Спасибо, произнес удрученный голос. Вы уверены?
Вполне. Я различаю ваши пылекаты, а они в четыре раза меньше «Селены».
Есть что-нибудь приметное вдоль берегов Моря?
Слишком много мелких деталей, нельзя сказать ничего определенного. Вижу пятьдесят, сто предметов того же размера, что и «Селена». Как только взойдет солнце, сумею разглядеть их получше. Сейчас там ночь, не забывайте.
Мы вам очень благодарны за помощь. Сообщите, как только найдется что-нибудь.
В Клавии начальник «Лунтуриста» с грустью слушал доклад Лоусона. Ничего не поделаешь, пора извещать ближайших родственников Дальше хранить тайну неразумно, да и просто невозможно.
Обратившись к дежурному по НТ, он спросил:
Список пассажиров получен?
Как раз передают по телефаксу из Порт-Рориса. Готово. Дежурный протянул Девису тонкий листок. Кто-нибудь важный на борту?
Все туристы одинаково важны, холодно ответил начальник управления, не поднимая головы. И тут же воскликнул: Господи!
В чем дело?
Коммодор Ханстен на «Селене».
Ханстен? Я не знал, что он на Луне!
Мы держали это в секрете. Задумали привлечь его в «Лунтурист», все равно он ушел в отставку. Коммодор ответил, что сперва хотел бы осмотреться, и обязательно инкогнито.
Оба замолчали, размышляя об иронии судьбы. Один из величайших героев космоса и вот, пропал без вести, как рядовой турист, в дурацкой аварии на задворках Земли.
Да, на беду себе отправился коммодор на экскурсию, произнес наконец дежурный. Или на счастье остальным пассажирам. Если они еще живы.
Вот именно: теперь, когда и обсерватория подвела, только счастье может их выручить, сказал Девис.
Но он поторопился сбрасывать со счета «Лагранж-2», у доктора Тома Лоусона были еще в запасе козыри.
Были они и у члена общества иезуитов, преподобного Винсента Ферраро, ученого совсем другого склада. Жаль, что ему и Тому Лоусону не доведется встретиться, получился бы великолепный фейерверк! Отец Ферраро верил в Бога и человека, доктор Лоусон не верил ни в того, ни в другого.
Винсент Ферраро начинал свою научную карьеру геофизиком, затем променял один мир на другой и превратился в селенофизика впрочем, это звание он вспоминал, лишь когда становился педантом. Никто не знал о недрах Луны столько, сколько он; добывать эти знания Ферраро помогали многочисленные приборы, хитроумно размещенные по всей поверхности вечного спутника Земли.
Эти приборы сообщили ему очень интересные сведения: в 19 часов 35 минут 47 секунд гринвичского времени в районе Залива Радуги произошел сильный толчок. Странно эта область невозмутимой Луны до сих пор считалась особенно устойчивой. Ферраро велел своим вычислительным машинам уточнить, где находится очаг смещения, а также проверить, не отметили ли приборы каких-либо иных аномалий. Затем отправился в столовую; тут-то он и услышал от коллег, что пропала «Селена».
Ни одна вычислительная машина не сравнится с человеческим мозгом, когда надо связать совсем независимые, казалось бы, факты. Не успел Винсент Ферраро проглотить вторую ложку супа, как уже сложил два и два и получил вполне правдоподобный, но, увы, неверный ответ.
Глава 5
Вот как обстоят дела, дамы и господа, заключил коммодор Ханстен. Прямая опасность нам не угрожает, и я не сомневаюсь в том, что нас очень скоро найдут. А пока выше голову!
Коммодор помолчал, обводя взглядом встревоженные лица. Он уже приметил несколько «слабых точек»: вот тот щуплый мужчина, страдающий нервным тиком, да и та сухощавая кислая дама, которая нервно мнет носовой платок. Может быть, они нейтрализуют друг друга, если под каким-нибудь предлогом посадить их рядом?..
Капитан Харрис и я командир здесь он, я только его советник разработали план действий. Питание будет скромное, строго по норме, но вполне достаточное, тем более что сил вам расходовать не надо. И мы хотели бы просить кого-нибудь из женщин помогать мисс Уилкинз. У нее будет много хлопот, одной трудно справиться. Но главная опасность, если говорить откровенно, скука. Кстати, у кого-нибудь есть с собой книги?
Все стали рыться в сумках и портфелях. Были извлечены: полный набор путеводителей по Луне, включая шесть экземпляров официального справочника, новейший бестселлер «Апельсин и яблоко», посвященный несколько неожиданной теме любви Нелл Гвин и сэра Исаака Ньютона, «Шейн» в издании «Гарвард Пресс» с учеными комментариями одного профессора английского языка, очерк логического позитивизма Огюста Конта и один экземпляр «Нью-Йорк таймс» недельной давности, земное издание. Не роскошная библиотека, но, если умело подойти, ее можно было растянуть надолго.
Предлагаю создать комиссию по развлечениям, и пусть она решит, как все это использовать. Не знаю только, пригодится ли нам мсье Конт Но, может быть, у вас есть вопросы? Может быть, вы хотите, чтобы капитан Харрис или я что-то более подробно разъяснили?
Мне хотелось бы выяснить один вопрос, произнес тот самый голос, который похвально отозвался о чае. Допускаете ли вы, что мы всплывем на поверхность? Ведь, если эта пыль ведет себя как вода, нас может вытолкнуть наверх, как пробку?
Вопрос англичанина застиг коммодора врасплох. Он обернулся к Пату и пробурчал:
Это по вашей части, мистер Харрис. Что вы скажете?
Пат покачал головой:
Боюсь, на это надеяться нечего. Конечно, воздух внутри кабины придает нам большую плавучесть, но сопротивление пыли слишком велико. В принципе мы можем всплыть через несколько тысяч лет.
Но англичанина явно было не так-то легко обескуражить.
Я видел в воздушном шлюзе космический скафандр. Можно выйти в нем наружу и всплыть на поверхность? Тогда спасатели сразу узнают, где мы.
Пат поежился: он один умел обращаться с этим скафандром, который предназначался для аварийных случаев.
Я почти уверен, что это невозможно. Вряд ли человек одолеет такое сильное сопротивление. К тому же он будет слеп. Как он определит, где верх? И как закрыть за ним наружную дверь? Если пыль проникнет в камеру перепада, от нее потом не избавишься. Выкачать ее наружу нельзя.
Пат мог бы продолжать, но решил, что этого довольно. Если к концу недели спасатели не найдут их, придется, возможно, испытать самые отчаянные средства. Но сейчас об этом лучше не говорить, даже не думать, чтобы не подрывать собственного мужества.
Если больше вопросов нет, вступил коммодор Ханстен, я предлагаю, чтобы каждый представился. Хотим мы того или нет, нам надо привыкать друг к другу. Итак, давайте познакомимся. Я пройду по кабине, а вы будете поочередно называть свою фамилию, занятие, город. Прошу вас, сэр.
Роберт Брайен, инженер, на пенсии, Кингстон, Ямайка.
Ирвинг Шастер, адвокат, Чикаго. Моя супруга Майра.
Нихал Джаяварден, профессор зоологии, Цейлонский университет, Перадения.
Знакомство продолжалось. Пат снова с благодарностью подумал о том, как ему повезло в этом отчаянном положении. По своей натуре, навыкам и опыту коммодор Ханстен был прирожденным руководителем. Он уже начал сплачивать это пестрое сборище разных людей в единое целое, создавать дух товарищества, который превращает толпу в отряд. Ханстен научился этому, когда его маленькая флотилия неделями парила в пустоте между планетами, направляясь впервые за орбиту Нептуна, почти за три миллиарда километров от Солнца. Пат был на тридцать лет моложе коммодора и никогда не ходил дальше Луны. И он вовсе не огорчался из-за того, что незаметно произошла смена командира. Пусть тактичный коммодор подчеркивает, что начальник Харрис, но он-то лучше знает
Данкен Мекензи, физик, Обсерватория Маунт-Стромло, Канберра.
Пьер Бланшар, счетовод, Клавий, Эртсайд.
Филлис Морли, журналистка, Лондон.
Карл Юхансон, инженер-атомник, база Циолковского, Фарсайд.
Знакомство состоялось и показало, что на борту «Селены» собралось немало незаурядных людей. Ничего удивительного: на Луну, как правило, попадали люди, чем-то выделяющиеся среди большинства, хотя бы только богатством. Но что толку от всех этих талантов в таком положении, подумал Пат.
Он был не совсем прав, в этом ему очень скоро помог убедиться Ханстен. Коммодор хорошо знал, что со скукой надо бороться так же решительно, как и со страхом. И они могут положиться только на свою собственную изобретательность. В век межпланетных связей и универсальных развлечений «Селена» внезапно оказалась отрезанной от всего человечества. Радио, телевидение, бюллетени телефакса, кино, телефон все это теперь было им так же недоступно, как людям каменного века. Словно первобытное племя, сгрудившееся у костра, и никого больше вокруг. «Даже во время экспедиции на Плутон, подумал Ханстен, мы не были так одиноки, как здесь. Тогда у нас была отличная библиотека и полный набор всевозможных записей; в любой миг можно было связаться по светофону с планетами внутреннего круга. А на «Селене» даже колоды карт нет.
Кстати, это мысль!»
Мисс Морли! Вы ведь журналистка, у вас, конечно, есть блокнот?
Да, коммодор, есть.
Наберется пятьдесят два чистых листа?
Наверное.
Придется просить вас пожертвовать ими. Пожалуйста, вырвите их и разметьте колоду карт. Особенно не старайтесь, лишь бы можно было различить достоинство и знаки не проступали бы.
Интересно, как вы собираетесь тасовать такие карты? спросил кто-то.
Пусть комиссия по развлечениям подумает над этим! У кого есть таланты, которые могут пригодиться для нашей самодеятельности?
Я когда-то выступала на сцене, неуверенно произнесла Майра Шастер.
Ее супруг явно не обрадовался этому признанию, зато коммодор был доволен.
Отлично! Значит, можно разыграть маленькую пьеску, хоть у нас и тесновато.
Но тут смутилась уже миссис Шастер.
Это было давно, сказала она, и мне мне почти не приходилось говорить на сцене.
Несколько человек прыснули, и даже коммодор с трудом сохранил серьезный вид. Трудно было представить себе юной хористкой женщину, возраст которой перевалил за пятьдесят, а вес за сто.
Ничего, сказал Ханстен, главное желание. Кто хочет помочь миссис Шастер?
Я когда-то участвовал в любительских постановках, сообщил профессор Джаяварден. Правда, мы ставили преимущественно Брехта и Ибсена.
Это «правда» подразумевало, что здесь уместнее что-нибудь из легкого жанра. Скажем, одна из пошловатых, но забавных комедий, которые наводнили эфир в конце 1980-х годов, когда капитулировала телецензура.
Больше добровольных артистов не нашлось, и коммодор попросил миссис Шастер и профессора Джаявардена сесть рядом и вместе составить программу. Ему не очень-то верилось, что столь разные люди придумают что-нибудь дельное, но кто знает И вообще, главное, чтобы каждый был чем-нибудь занят, будь то в одиночку или с кем-то вместе.
Одно дело сделано, продолжал Ханстен. Если кого-то осенит блестящая идея, пожалуйста, изложите ее комиссии. А пока садитесь-ка поудобнее и поближе познакомьтесь друг с другом. Каждый сказал, откуда он и чем занимается, у вас могут быть общие интересы, даже одни и те же друзья. Словом, вы найдете о чем поговорить.
«И времени у вас предостаточно», мысленно добавил он.
Коммодор Ханстен совещался с Патом в его отсеке, когда к ним подошел доктор Мекензи, физик из Австралии. Он выглядел очень озабоченно, словно произошло что-то из ряда вон выходящее.
Я должен вам кое-что сказать, коммодор, взволнованно произнес он. Если не ошибаюсь, семидневный запас кислорода нас не спасет. Нам грозит куда более серьезная опасность.
Какая же?
Тепло. Австралиец указал рукой на корпус судна. Кругом пыль, а она идеальный теплоизолятор. На поверхности тепло от наших машин и от нас самих уходит в окружающее пространство, здесь оно заперто. Значит, в кабине будет все жарче и жарче, пока мы не сваримся.
Что вы говорите, сказал коммодор, мне это и в голову не приходило! И сколько же времени, по-вашему, мы сможем продержаться?
Дайте мне полчаса, я подсчитаю. Во всяком случае, мне кажется, не больше суток.
Коммодор вдруг почувствовал себя совсем беспомощным. Отвратительно засосало под ложечкой, в точности как когда он вторично изведал свободное падение. (В первый раз ничего особенного не произошло, тогда Ханстен был подготовлен, а во второй раз его наказала излишняя самоуверенность.) Если физик прав, рухнули все надежды. И без того они невелики, но недельный срок позволял хоть немного надеяться За одни сутки там, наверху, ничего не успеют сделать. Даже если найдут их, все равно не спасут.
Проверьте температуру воздуха в кабине, продолжал Мекензи. Даже по ней можно судить.
Ханстен подошел к панели управления и взглянул на мозаику циферблатов и индикаторов.
Боюсь, вы правы, сказал он. Уже поднялась на два градуса.
Больше одного градуса в час. Я так и думал.
Коммодор повернулся к Харрису, который слушал их разговор с растущей тревогой.
Можем мы усилить охлаждение? Какой запас мощности у агрегатов кондиционирования?
Прежде чем Пат успел ответить, снова вмешался физик.
Это не поможет, произнес он нетерпеливо. Как действует установка для охлаждения? Выкачивает тепло из кабины и отдает его в окружающее пространство. Но здесь-то это невозможно, кругом пыль! Дать на установку дополнительную мощность будет только хуже.
С минуту длилась угрюмая тишина. Наконец коммодор сказал:
Все-таки прошу вас проверьте побыстрее ваши расчеты и сообщите мне, что получится. И чтобы об этом не знал никто, кроме нас троих!
Ханстен вдруг почувствовал себя очень старым. Сначала он даже обрадовался тому, что неожиданно снова занял командный пост. Но кажется, он пробудет на этом посту всего один день
В ту самую минуту, хотя об этом не знали ни пропавшие, ни спасатели, над судном проходил по Морю один из пылекатов. Его конструкцию определяло стремление к скорости, эффективности и дешевизне, а не забота об удобстве туристов, и он сильно отличался от «Селены». Это были, по сути дела, открытые сани с двумя сиденьями водителя и пассажира и тентом для защиты от солнца. Небольшая панель управления, мотор, два винта на корме, полочки для инструмента и запчастей вот и вся оснастка. Обычно пылекат тащил за собой на буксире грузовые сани; этот шел налегке. Он исчертил зигзагами уже не одну сотню квадратных километров поверхности Моря и не обнаружил ничего.