Что тут случилось? По ним по всем будто прошлись огромной кувалдой, не вижу не укусов, никаких рваных ран. Аня. Посмотри, там, рядом с лужей крови. На полу сидит мёртвый военный, тот, что облокотился спиной на операционный стол. Да его будто в пол вбивали!
Я не хочу на это смотреть, давай в темпе к той двери! Ты кровь теряешь, уже бледный стал как смерть.
То, как выглядел солдат, после полученных им повреждений, было похоже на прорезиненный костюм, что набили опилками и бросили как зря. Одна из его рук была вывернута наизнанку и не понятно, вообще, на чём держалась голова, лежащая вверх тормашками на груди. Рядом валялись приборы для забора анализов, а также чемодан металлического цвета, открытый и наполненный разными по размерам пробирками.
Так, я в курсе, что ты не хирург, а шить умеешь? А, ну и ещё пули извлекать? Приходилось? спросил полицейский, растерянно посмотрев Анне в глаза, которые спешно бегали по дверным проёмам палат.
Девушка ничего ему не ответила, и они вдвоём вошли в комнату с кушеткой, где вдоль стены находились металлические шкафы и столы, заваленные разными операционными инструментами. Когда Саша прилёг, то Аня взяла ножницы, разрезав полицейскую форму над местом, где кровоточила рана. Пинцетом она стала пытаться нащупать и достать пулю, что застряла под дельтовидной мышцей.
Нащупала? По ходу это она! вцепившись в запястье своей правой руки зубами от боли, пробормотал участковый.
Медсестра достала деформированную пулю и положила её на стол вместе с пинцетом. Взяв флакон с медицинским спиртом, она полила им рану Токарева, а тот, чтобы не кричать от болевых ощущений, до крови прокусил кожу в области запястья. Рана была обычной для огнестрельного ранения, диаметром с рублёвую монету, края которой имели отчётливые углубления. Саша закрыл глаза, и приоткрыв их, увидел как Аня уже продевает нить в ушко закруглённой иголки. При виде которой, тот откинул свою голову обратно на подголовник и произнёс: «Твою мать! Какая то слабость, да и ещё озноб пошёл по всему телу».
Как твоя фамилия?
Соловьева. А что?
С таким красивым именем и такой крутой фамилией ты обязательно должна сделать карьеру врача. Очень хорошего специалиста, причём!
Ага, спасибо. Только вот денег у моей матери не было заплатить за мою будущую карьеру врача. А твоя фамилия?
Токарев. Чёрт, смотрю на эту сраную иголку в твоих руках и мне кажется, что я уже чувствую, как мне будет больно. Знаешь, это как лечить очень больной зуб, который воспалился, и где ещё живые нервы остались. Ты видишь все инструменты в руках у стоматолога и уже представляешь, как тебе больно. Хотя тот ещё даже не начинал работать своим сверлом. То есть, ты чувствуешь боль только при одном виде инструмента.
Аня наклонила свою голову вниз и накрыла ладонью правой руки лоб и глаза. Резко вскочив со стула, на котором сидела, она заговорила: «Извини, забыла, у меня голова сейчас вообще не соображает! Нужно было сначала анестезию сделать. Тут должно быть какое ни будь обезболивающее». Медсестра стала быстро открывать шкафчики, швырять небольшие пустые коробки на столы, но в них ничего нужного не было. Быстрым шагом подойдя к двери, пока Александр большим куском марлевой повязки сдерживал кровь идущую из огнестрельного ранения, Соловьева уже почти опустила вниз дверную ручку, как услышала за дверью снова эти странные шаги. Полицейский, как не пытался прислушиваться, из за протяжного и неприятного звона в своей левой барабанной перепонке, ничего не слышал. Медсестра аккуратно и без лишнего шума поставила стул к двери, заблокировав спинкой саму ручку.
Там за дверью, будто кто то мешок таскает с костьми, назад и вперёд. Блин, обезболивающее всё скорей всего в операционной.
Вернись обратно! Одна ты не пойдёшь. Я потерплю, Аня, только не иди туда.
Девушка посмотрела на закрытую дверь перед собой ещё несколько секунд, развернулась и взяла со стола иголку с ниткой. Она наклонилась над Сашей и принялась зашивать рану. Понимая, что у него сейчас будут снова не самые приятные ощущения, да и к тому же она впервые видит его в этом городке, Соловьева посмотрела в его глаза и сказала: «Расскажи мне что ни будь!». Полицейского нужно было хоть как то отвлечь от боли.
Что мне рассказать?
О себе, откуда сам приехал? Меня всё интересует, только говори со мной сейчас.
Я из Днепропетровска, служу участковым уже пятый год. Эта служба это полнейшее издевательство над собой. Утро начинается с того, что ты получаешь большую Твою мать! Большую стопку материалов, половина из которых отписана не тебе и половину из которых ты не имеешь права исполнять. И пока ты разбираешься а чьё это ребят? Это ещё нужно умудриться сделать в перерывах между вызовами и сука именно сделать сегодня, потому что у материала срок проверки вышел ещё вчера. Вот, начинаешь списывать материал, люди нужные не опрошены, объяснений нет, ты рвёшь на голове волосы или в бешенстве куришь одну за одной. Все эти действия ты проводишь периодически разнимая драки в каких ни будь кафе и оттаскивая за ноги алкоголиков, лежащих на проезжей части. Потом ты
Ладно, с этой работой! О себе лучше расскажи.
Александр стал ей говорить о том, что любит читать, особенно биографии знаменитых людей и фантастику, а в его двух комнатной квартире целая коллекция книг. Ему нравится сидеть на своём застеклённом балконе на семнадцатом этаже, листать страницы и смотреть на свой город с высоты, как начинает темнеть. Особенно когда улицы окрашиваются новыми цветами от ночного освещения. Мебель в квартире это не просто купленная мебель из за какой то скидки, или потому что «пора уже давно было купить!». Нет, она именно такого дизайна и такого цвета, что сочетаются со стенами, полом, потолком. Он продолжил рассказ, описывая красивые картины на стенах, некоторые из которых были привезены из штатов родственниками, пока не остановился на одном из моментов:
А в том углу стоит моя шести струнная гитара, тёмного как ночь цвета. Рядом с ковриком, где спит собака. Точнее спала раньше.
У меня тоже есть собака. Сейчас сидит одна дома и ждёт меня, бедняжка. Сколько ей лет, что за порода? Что у тебя за собака? Ты слышишь?
Полицейский резко замолчал и сделал вид, что не слышит её вопросов. Его веки стали опускаться всё чаще, так как слабость во всем теле после операции только нарастала. Анна не задавала больше никаких вопросов несколько минут, не понимая, что не так она у него спросила. Как за спиной у себя девушка снова услышала звуки того самого «мешка с костьми». Опять громкий хлопок дверей где то в конце хирургического отделения и те самые отчётливые шаги. Аня замерла, держа иголку с ниткой на уровне своего красивого носа со слегка приподнятым вверх кончиком. Тот шум опять пошёл на убывание и вовсе пропал. Анна отрезала ножницами край нитки, аккуратно убрала фрагмент полицейской формы над ранением и стала накладывать бинт на левую руку участкового. Из за сильного переутомления и огнестрельного ранения он уснул во время перевязки. Девушка же, облокотившись на один из столов, стояла и внимательно разглядывала лежащего перед ней Токарева.
Глава четвёртая. Что это такое?
Нужно было идти и искать обезболивающее. В шкафах одной из операционных палат должны были быть такого рода медикаменты. Медсестра понимала, что когда Саша придёт в себя, то без ощущения жуткой боли он рукой пошевелить даже не сможет. Она взяла автомат «АКСУ»12 за рыжее деревянное цевьё в одну руку, а другой убрала стул от двери. Медленно и аккуратно её открыв, девушка вышла в тот самый ужасный коридор хирургического отделения, который был усыпан телами убитых военных в защитных костюмах. Аня, как девушка без опыта обращения с огнестрельным оружием, и не зная как откидывается скелетный приклад, держала автомат на вытянутых дрожащих руках прямо перед лицом. Она ещё раз обернулась назад, убедившись в том, что точно закрыла дверь в помещение, где лежал Токарев. Войдя в ближайшие открытые двери с левой стороны, медсестра нащупала выключатель рядом с дверным проёмом. Раздался щелчок и над хирургическим столом в центре засияла большая операционная лампа. Анна положила оружие на металлический холодильник и принялась искать то, что ей было нужно.
Коробки с ампулами не то! Снова одни серые картонки, но в них одноразовые медицинские шприцы. Взяв один из небольших и запечатанных коробков, повертев его в руках, девушка поняла, что всё таки нашла именно то, что искала. Внутри зазвенели стеклянные ампулы. Положив на стол ту коробку, и открыв её, Соловьёва замерла, когда услышала: «Эй». Та резко развернулась назад, снова вслушиваясь: «Я здесь». Аня не спуская глаз с операционного стола, стала его обходить. На белой простыне, которой тот был накрыт сверху, виднелся отпечаток ладони кровавого цвета. Пройдя немного дальше, девушка увидела военного, который сидел на полу, вытянув вперёд свои ноги. Его всего трусило, противогаз был снят и находился у него на коленях. Левая рука по локоть была оторвана, а из локтевого сгиба наружу торчали фрагменты от кости и разных жил вперемешку с рваным, бледно мятным резиновым материалом. Выше находился армейский ремень, который выполнял роль жгута, обжимая оставшуюся часть руки. Но кровь всё равно стремительно продолжала капать на пол.
Пригнись, не шуми только! с трудом и медленно выговорил неизвестный военный, кашляя и сделав резкий плевок кровавым сгустком на пол.
И тут снова стали доноситься эти звуки, которые до этого были слышны, когда она зашивала рану Саши. Только теперь этот шум был уже совсем рядом, и казалось, всё ближе и ближе. Солдат жестом оставшейся руки стал показывать той, чтобы она пригнулась со словами: «Это снова оно!». Большие, глухие шаги и протяжный звук волочения одновременно доносящийся вместе с ними. Анна поняла, что забыла забрать свой автомат, который оставила на холодильной камере рядом со входом в операционную. Шаги стихли напротив дверного проёма помещения. Тот, кто их издавал, будто бы что то услышал. Она чувствовала как за её спиной с другой стороны хирургического стола кто то стоит. Волосы на голове медсестры стали дыбом, когда послышалось отчётливое шипение. Какое то ритмичное, что напоминало отдалённо шум, который издаёт порошковый огнетушитель во время распыления. Та повернула голову и посмотрела на изувеченного военного, который закатил глаза под самый лоб и вообще перестал дышать. Медсестра решила, что он уже мёртв. Только с обрубка его руки багровые капли то и дело падали на перевёрнутый металлический почкообразный лоток для стерилизации больничных инструментов, что лежал на полу. Но, в абсолютной тишине, звук ударов капель крови о металлическую посуду был очень отчётливо и выраженно слышен. Соловьёва смекнула, медленно и осторожно подставив свою ладонь под капающую жидкость. В операционной воцарилась тишина. Топот и звук протаскивания чего то снова возобновился, но теперь уже отдаляясь дальше. Раздался очередной хлопок в конце коридора хирургии, будто по дверям сделали резкий удар. Аня дёрнулась от испуга, когда солдат повернул к ней голову и открыл глаза: «Эта тварь реаги реагирует на шум. Зрения у неё вроде бы нет, я во всяком случае не видел. Некоторые инфицированные мутируют. Не знаю, с чем вообще связаны эти мутации. Образцы нам собрать так и не удалось. Знаю одно, передаётся инфекция путём непосредственного воздействия на живые клетки. Укус, рана, царапина всё! Как мне сейчас. И у всех по разному. У кого то через час начинается эта невменяемость, у кого то только через несколько часов. А у нас приказ от министерства обороны стрелять во всё, что представляет угрозу и препятствует сбору образцов. Нас положили, придёт более вооружённая группа мы это так, разведку провели, обосрались, теперь не нужны».
Откуда эта инфекция? Вас же перед боевым заданием должны были проинформировать?
Военный продолжал рассказывать, даже не обращая внимания на вопросы Анны: «Никто и ничего пока не знает. Эта тварь всего меня всего покалечила своей «клешнёй» сраной. Из моего бойца просто отбивную сделала. А потом подняла его за голову своей лапой и высосала как пылесосом его содержимое черепушки. Вон, глянь! Дыра в его противогазе диаметром чуть меньше самой башки. У этой мерзости что то внутри этой «клешни» находится. И меня также схватило оно за руку, конечность моментально перемолотило, как будто в жернова попал. Давай так, девочка, я уже труп. У этого «чуда эволюции» с одной стороны тела вроде одни ошмётки мяса поверх скелета человеческого, с другой стороны огромные наросты. То ли мышц, то ли ещё чего то, с ручищей огромной. Я с десяток попаданий из автомата сделал по этим наростам, так оно даже не остановилось».
Какие ещё наросты? Вы о чём? У вас жар сильный, крови много потеряли, надо
Замолчи и послушай! Я заметил, что с той стороны, где наростов нет, между костьми таза и рёбрами что то внутри есть. Мерзость, барахтается там вперемешку с кишками. Это место открыто более менее, и можно попытаться засунуть туда гранату. Вот ты мне и поможешь! Только нужно будет очень быстро сделать это. Перед тем как тварь начинает шевелить рукой огромной, то этот червь моментально прячется. Я слышал с твоим голосом на пару ещё и мужской. Знаю, что он ранен, и видно хорошо ему досталось, раз ты тут одна лазишь! Если выбраться хотите, то я вам помогу. Это существо вас не выпустит, а этот вариант должен сработать!
Послушайте! Мне нужно привести в чувства Сашу. Он полицейский, вооружён. Я ведь просто медсестра
Ну так помоги и себе, и ему! Слушай, что тебе говорит тот, кто был вместе с вооружённой до зубов группой. Выйди, взгляни на моих ребят! Ещё минута и я отключусь от кровопотери. Найди укрытие, чтобы после взрыва сразу рвануть к своему дружку. И выбирайтесь, пока есть время. А теперь помоги мне устроить засаду на этот уродливый кусок мяса!
Соловьёва была в шоке от услышанного, не понимала вообще, о чём тот ей говорил. Всё это конечно могло показаться полным бредом, но после того, как люди стали раздирать зубами друг друга, это уже было далеко не чушью. Солдат попросил помочь привстать, после чего Анна, обхватив его за торс, с которого сочилась кровь аж до самых колен защитного резинового костюма, помогла тому дойти до места так называемой «засады». Вояка стал за одной из стен хирургического отделения таким образом, чтобы быть ближе к левой стороне туловища заражённого. Он выдернул зубами кольцо из гранаты, и крепко сжал её в ладони уцелевшей руки. Соловьёва сломя голову понеслась обратно в операционную за своим «АКСУ». И стоило ей только прикоснуться к автоматному рожку, как раздались жуткие и пронзительные крики неизвестного солдата: «Эй! Ублюдок! Я ещё жив и жду тебя! Где же ты?».
Спустя всего лишь нескольких секунд возникшей и пронизывающей до самых мурашек тишины, раздались шаги, доносящиеся со стороны лестничной площадки. Автомат зацепился металлической лямкой ремня за решётку конденсатора, что находилась с обратной стороны холодильной камеры. Аня в спешке и растерянности стала дёргать оружие на себя, которое никак не получалось забрать: «Нет! Да чтоб тебя!». Саша резко открыл свои глаза, услышав последние слова, которые кричал однорукий военный: « ЖДУ ТЕБЯ ГДЕ ЖЕ ТЫ?». Он быстро приподнял голову с подголовника больничной кушетки, и увидел, что Ани тут нет. Резко подхватившись, тот упал на пол, приземлившись прямо на локти. Полицейский зажмурился и сделал глубокий выдох от невыносимой боли в своей левой руке. Токарев ещё даже не до конца пришёл в чувства, но это его не останавливало, ведь Соловьёва пропала, а какой то больной на голову ублюдок орёт полную дичь на всё хирургическое отделение. Александр схватил ручной пулемёт и открыл двери с такой силой, что чуть не оторвал ручку. После громкого хлопка двери в конце отделения распахнулись в стороны и появился странный, непропорциональный по размерам силуэт. И когда эта фигура стала двигаться и проходить мимо открытых дверей одной из палат, то на неё попал бледный свет из окна.