Магнус и Джесс сидели на диване, а хмурый Уилл медленно расхаживал по комнате у них за спиной. Джесс натянуто улыбнулся Люси; она понимала, что юноша пытался успокоить ее, но у него не слишком хорошо получилось скрыть волнение. Как же ей хотелось подбежать к нему, заключить его в объятия Но девушка догадывалась, что этим лишь шокирует брата, отца и двух чародеев. Нужно было подождать.
Когда все нашли себе места, Малкольм откашлялся.
Я провел ночь в размышлениях над проблемой, которую мы обсуждали вчера, и мне кажется, что я нашел решение. По моему мнению, Джесс должен вернуться в Лондон, причем под фамилией Блэкторн.
Уилл издал удивленное восклицание.
У него узнаваемая внешность Блэкторна, добавил Малкольм, и едва ли он сможет притвориться Сумеречным охотником из другой семьи. Он копия Руперта.
Все это верно, нетерпеливо воскликнул Уилл, но ведь мы уже решили, что возвращение под собственным именем для него невозможно. Это не только навлечет на него обвинение в некромантии; в последний раз, когда его имя упоминалось перед Конклавом, он считался мертвым, и в его тело вселился демон, убивающий Сумеречных охотников.
Джесс посмотрел на свои руки. На руну Ясновидения, когда-то принадлежавшую Элиасу Карстерсу. Потом убрал левую руку за спину, словно ему невыносимо было ее видеть.
Да, мы все это обсуждали, сухо ответил Малкольм. Я не предлагаю ему представиться Джессом Блэкторном. Сколько человек видели его таким, каков он сейчас, то есть после того, как демона изгнали из его тела?
После короткой паузы Джеймс заговорил:
Люси, естественно. Я видел. Мэтью, Корделия Безмолвные Братья, которые готовили его тело к
Итак, большая часть лондонского Анклава слышала о том, что произошло, подытожил Малкольм. Но они не видели Джесса.
Нет, подтвердил Уилл. Не видели.
Напомню, что я связан с семьей Блэкторн особыми узами, продолжал Малкольм. Я был их воспитанником; сто лет назад Феликс и Аделаида Блэкторн приняли меня в свою семью.
Они вас вырастили? удивился Джеймс.
Губы мага сжались в тонкую линию.
Я бы это так не назвал. Они рассматривали меня как свою собственность, и в качестве платы за такие редкостные привилегии, как пища, одежда и крыша над головой, я обязан был работать: колдовать по их приказу.
Уилл заметил:
Среди Сумеречных охотников время от времени попадаются негодяи. Членам моей семьи это очень хорошо известно.
Малкольм отмахнулся от этих слов.
Я далек от того, чтобы ненавидеть всю расу нефилимов за поведение Блэкторнов. За их поступки должны отвечать только они, и никто другой. Но в данный момент для нас имеет значение лишь тот факт, что у Феликса и Аделаиды было четверо детей. Аннабель, Абнер, Джером и Эзекиель.
В стародавние времена людям давали кошмарные имена, пробормотала Люси. Просто кошмарные.
У детей были несколько иные взгляды на то, как следует обращаться с существами Нижнего Мира, говорил Малкольм. В частности, Эзекиель, подобно мне, находил нетерпимость и жестокость родителей отвратительными. Достигнув совершеннолетия, он порвал с семьей и ушел из дома. Вы не найдете в Безмолвном городе записей о детях Эзекиеля, но мне известно о нем кое-что.
Джесс поднял голову.
Я выяснил, сказал Малкольм, что у Эзекиеля все-таки имелись дети. Он уехал в Америку, которая тогда была совсем молодой страной. Сумеречные охотники там встречались редко, и он женился на простой женщине. Они воспитали своих детей как самых обычных людей, но, разумеется, кровь нефилимов сильнее, и его потомки являются такими же Сумеречными охотниками, как любой из вас.
Итак, я предлагаю такой вариант. Джесс назовется одним из внуков Эзекиеля, который приехал в Англию, чтобы воссоединиться с нефилимами и отыскать своих родственников. Он скажет, что, узнав истину о своем происхождении, пожелал стать Сумеречным охотником и с этой целью явился к Уиллу в Институт. В конце концов, история Уилла чем-то похожа на эту.
Верно, подумала Люси; ее отец считал себя простым, пока не узнал правду, после чего пришел пешком из Уэльса в Лондон, чтобы присоединиться к Анклаву. Ему было всего двенадцать лет.
Превосходный план, объявила она несмотря на то, что на лицах Уилла и Магнуса было написано сомнение. Будем называть Джесса Езекия Блэкторн.
Нет, не будем, отрезал Джесс.
А как насчет Корнелиуса? спросил Джеймс. Мне всегда нравилось имя Корнелиус.
Ни в коем случае, ужаснулся Джесс.
Имя должно начинаться на «Дж», произнес Уилл, который стоял, скрестив руки на груди. Таким образом Джессу будет легче его запомнить, и он быстрее привыкнет отзываться на него. Что-нибудь вроде Джереми.
Значит, вы согласны с планом Малкольма? спросил Магнус. Джесс превратится в Джереми?
У вас есть идеи получше? У Уилла был усталый вид. Или вы хотите, чтобы мы бросили Джесса на произвол судьбы в мире простых людей? В Институте мы сможем его защитить. Кроме того, он Сумеречный охотник. Один из нас.
Магнус с задумчивым видом кивнул. Джеймс спросил:
Можем ли мы, по крайней мере, назвать его настоящее имя Лайтвудам? Габриэлю, Гидеону, Софи и Сесили? В конце концов, они же родственники Джесса, а он с ними незнаком.
И моей сестре, добавил Джесс. Грейс должна знать правду.
Люси заметила, что Джеймс помрачнел.
Конечно, ответил Уилл. Только Джесс, я не знаю, говорили тебе об этом или нет, но
Грейс находится в Безмолвном городе, каменным голосом произнес Джеймс. Под охраной Безмолвных Братьев.
Узнав, что мать с тобой сделала, она добровольно явилась туда, быстро заговорил Уилл. Безмолвные Братья позаботятся о том, чтобы подобная темная магия не коснулась ее.
Джесс был ошеломлен.
В Безмолвном городе? Должно быть, она ужасно напугана. Он обернулся к Уиллу. Мне необходимо видеть ее.
Люси заметила, что он с большим трудом сохраняет спокойствие.
Я знаю, что Безмолвные Братья такие же Сумеречные охотники, но вы должны понять мать с раннего детства твердила нам, что они изверги, исчадия ада.
Уверен, свидание можно будет устроить, заметил Уилл. А что касается отношения к Безмолвным Братьям как к исчадиям ада если бы не Эммануил Гаст, а Безмолвный Брат наложил на тебя защитные чары, удалось бы избежать многих несчастий и смертей.
Чары! Люси выпрямилась. Это нужно сделать как можно скорее. Без них Джесс беззащитен, любой демон может снова вселиться в его тело.
Я поговорю с Джемом, он это устроит, пообещал Уилл, и Люси заметила странное выражение, промелькнувшее на лице брата. Все равно обман не удастся без помощи Братьев; я им все расскажу.
Малкольм, у кого-нибудь, кроме тебя, есть доступ к этой информации насчет американских Блэкторнов? спросил Магнус. Если кто-то заподозрит
Мы должны подробно обговорить этот план, вмешался Джеймс. Сесть, представить себе любые возможные возражения и вопросы, которые могут возникнуть у людей по поводу истории Джесса, и придумать правдоподобные ответы. В нашей легенде не должно быть слабых мест.
Все хором выразили согласие, промолчал только Джесс. Когда снова наступила тишина, он сказал:
Спасибо вам. Спасибо вам всем за то, что вы делаете для меня.
Магнус сделал вид, что поднимает тост.
Джереми Блэкторн, возможно, мои поздравления несколько преждевременны, но добро пожаловать в лондонский Анклав.
* * *
В тот вечер Корделия надела алое бархатное платье, накидку, отороченную мехом, и шелковые перчатки до локтей и, усевшись в фиакр рядом с Мэтью, отправилась на Монмартр. Вскоре карета выехала на рю де ла Пэ, за окном мелькали ярко освещенные витрины магазинов, похожие на ряды золотых прямоугольников среди непроницаемого мрака.
Мэтью облачился в алый бархатный жилет и гетры в тон наряду Корделии, и, когда они проезжали под фонарями, казалось, что его грудь залита кровью. Перчатки у него были черные, и его глаза тоже казались черными, когда он разглядывал ее в темноте кареты.
Здесь полно других кабаре, можем пойти в любое, предложил он, когда карета со стуком проезжала мимо церкви Святой Троицы с огромным окном-розой. Например, Rat Mort
Корделия заставила себя улыбнуться.
«Дохлая крыса»?
Совершенно верно. Свое название это заведение получило от крысы, появление которой возмутило клиентов. Крыса была умерщвлена, а ее чучело выставлено в зале. Он ухмыльнулся. Народ ломится туда, чтобы поесть омаров в четыре утра.
Мы тоже обязательно туда заглянем но после LEnfer. Она высоко подняла голову. Я твердо решила, Мэтью.
Я понимаю, бесстрастно произнес он. У каждого из нас есть родственник или друг, с которым мы хотели бы поговорить, любой ценой. Некоторых отняла у нас смерть, некоторых их нежелание выслушать нас или наше молчание.
Повинуясь импульсу, она схватила его за руку, переплела пальцы. Черные перчатки резко контрастировали с алыми. Черный и красный, как фигуры на шахматной доске. Корделия прошептала:
Мэтью. После возвращения в Лондон а ведь в один прекрасный день нам придется вернуться туда ты обязан поговорить с родителями. Они простят тебя. Это же твои родные отец и мать.
Его глаза стали совсем черными. Он усмехнулся:
А ты простила своего родного отца?
Эти слова причинили ей боль.
При жизни он никогда не просил меня о прощении, сказала она. Возможно, если бы он да, возможно, именно эти слова я хочу услышать, именно поэтому я хотела бы поговорить с ним еще раз. Мне очень жаль, но я до сих пор не могу простить его. Горечь и обида тяжкое бремя.
Он сжал ее руку.
А мне очень жаль, что я не могу взять на себя хотя бы часть твоего бремени.
У тебя достаточно своих горестей.
В этот момент карета остановилась у кабаре. Из разверстой пасти демона лился свет. Корделия ответила на пожатие и убрала руку. Они приехали.
Выйдя из кареты, девушка увидела вчерашнего бородатого, широкоплечего швейцара, сторожившего вход. Мэтью задержался у фиакра, чтобы расплатиться с кучером, а Корделия подошла к двери и хотела войти, но охранник покачал головой.
Вам запрещено входить, произнес он по-английски с сильным акцентом. Паладин.
6. Ступая по крови
Чьи сердца разбивать я буду? Какую ложь поддерживать должен? По чьей крови мне придется ступать?[20]
Артюр Рембо, «Одно лето в аду»
Корделии стало холодно. Никто не знает об этом, подумала она. Никто не знает. Ее злосчастная клятва верности Лилит оставалась тайной для всех, кроме брата и лучших друзей. Да, прошлой ночью в этом самом кабаре они с Мэтью говорили о Кортане, но они не упоминали ни имени Матери Демонов, ни слова «паладин». Она пробормотала:
Вы, должно быть, ошиблись. Я
Non. Je sais ce que je sais. Vous navez pas le droit dentrer, сурово произнес швейцар. «Я знаю то, что знаю. Вы не имеете права входить сюда».
Что происходит? спросил по-французски Мэтью, подойдя к ним. Вы не хотите нас впускать?
Страж что-то ответил, и они начали переговариваться так быстро, что Корделия с трудом могла уловить суть. Охранник по-прежнему упорствовал; Мэтью объяснял ему, что это какая-то ошибка, что ее приняли за кого-то другого. Корделия была Сумеречным охотником с незапятнанной репутацией. Но швейцар лишь качал головой. «Я знаю то, что знаю», повторял он.
Корделия стиснула руки, чтобы не было заметно, как они дрожат.
Мне нужно только поговорить с мадам Доротеей, вмешалась она в спор. Может быть, вы согласитесь передать ей записку
Сегодня ее здесь нет. Какой-то молодой человек на входе указал на афишу, приколотую к двери; действительно, имени мадам Доротеи на ней не было. Сегодняшним «гвоздем программы» являлся заклинатель змей. Мне очень жаль разочаровывать прекрасную mademoiselle.
Прежде чем войти, он прикоснулся к полям шляпы, и Корделия заметила, что его глаза в лунном свете отливают золотом. Оборотень.
Послушайте-ка, начал Мэтью, намереваясь продолжить спор с швейцаром и театрально размахивая тростью. Корделии показалось, что в глубине души он наслаждается сценой. Она прикоснулась к его плечу.
Перестань, произнесла она. Если ее здесь нет, нам все равно нечего делать в кабаре. Пойдем, Мэтью.
Паладин. Это слово звучало в ушах Корделии еще долгое время после того, как они с Мэтью сели обратно в фиакр. Карета уже покинула Монмартр, но Корделия живо представляла, как стоит у входа в кабаре, слышала голос швейцара, преградившего ей дорогу. «Я знаю то, что знаю. Вы не имеете права входить сюда».
«Потому что ты похожа на яблоко, такое красивое, но изнутри источенное червем, произнес какой-то голосок у нее в голове. Потому что теперь ты собственность Лилит, Матери Демонов. Потому что ты проклята, и все из-за своей глупости. Людям следует держаться от тебя подальше».
Она вспомнила слова Алистера: «Наши страхи имеют свойство становиться реальными, Лейли».
Корделия? Озабоченный голос Мэтью доносился откуда-то издалека. Корделия, поговори со мной, прошу тебя.
Она хотела повернуть голову, взглянуть ему в лицо, но ее окутал черный туман, и она не видела и не слышала ничего, кроме разочарованных лиц и суровых, обвиняющих голосов. Ей показалось, что время повернуло вспять, что она в Лондоне, снова переживает тот час, когда ее сердце разбилось на тысячу осколков, и отчаяние заставило ее холодной зимней ночью бежать из дома в одном платье. Невыносимое чувство потери, жестокого разочарования в себе самой и в своей жизни обрушилось на нее, подобно лавине. Она подняла руки, словно это могло защитить ее.
Карета останови карету, услышала она собственный голос. Мне нечем дышать Мэтью
Окно открылось, повеяло холодом. Мэтью постучал кучеру, крикнул что-то по-французски. Лошади резко остановились, и фиакр покачнулся. Корделия толкнула дверь и спрыгнула на мостовую, едва не запутавшись в подоле тяжелого бархатного платья. Она услышала голос Мэтью, потом его торопливые шаги. «Ne vous inquiétez pas. Tout va bien». «Ничего страшного, все в порядке». Он догнал ее в тот момент, когда она ухватилась за фонарный столб, чтобы не упасть.
Корделия. Он осторожно обнял ее, пока она пыталась перевести дыхание. Все хорошо. Ты не сделала ничего дурного, дорогая
Он внезапно замолчал, как будто сожалея о невольно вырвавшемся ласковом слове. Но Корделии было уже все равно. Она возразила:
Не надо меня успокаивать. Я по собственной воле стала ее паладином. Все узнают об этом если даже швейцару в кабаре об этом известно, скоро весь Лондон будет говорить
Ничего подобного, твердо произнес Мэтью. Допустим, в Нижнем Мире ходят какие-то слухи, но они совершенно не обязательно разойдутся среди Сумеречных охотников. Ты сама видела, как мало интересует нефилимов болтовня вампиров и оборотней. Корделия, дыши глубже.
Корделия сделала над собой усилие и вдохнула холодный воздух. Еще раз, и еще. Точки, мелькавшие перед глазами, постепенно исчезли.
Я не смогу хранить эту тайну вечно, Мэтью. Мне очень хорошо здесь с тобой, но рано или поздно придется вернуться
Придется, вздохнул он. Его голос показался ей усталым. Я не хочу сейчас думать о будущем, но это не означает, что я о нем забыл. Будущее наступит, от него никуда не денешься. Зачем спешить ему навстречу?
Она печально усмехнулась.
Неужели оно так ужасно, наше будущее?
Может быть, и нет, ответил он, но я не вижу в нем ни Парижа, ни нас с тобой в Париже. Иди сюда, взгляни.
Она взяла протянутую руку, и он повел ее на середину моста Александра III город спал, и на мосту не было ни экипажей, ни пешеходов. Она различила очертания золотого купола Дома инвалидов на левом берегу Сены. На правом берегу возвышались выставочные павильоны, Большой и Малый дворцы, освещенные сотнями электрических ламп. Волшебный лунный свет заливал город, и мост мерцал, как огромный слиток белого золота, перекинутый через реку. Позолоченные бронзовые статуи пегасов смотрели на пешеходов с высоких каменных столбов. Река сверкала, словно ковер, расшитый алмазами, и звезды отражались в ее волнах.