Они с Мэтью стояли, держась за руки, и смотрели на воду. Сена пронзала сердце Парижа, как серебряная стрела, точно так же Темза разделяла Лондон на две части.
Мы приехали сюда не только для того, чтобы забыть, заговорил Мэтью, но и затем, чтобы вспомнить. Вспомнить, что в мире существуют и всегда будут существовать добро и красота. Наши ошибки не смогут отнять у нас то хорошее и прекрасное, что нас окружает. Ничто не сможет. Добро и красота вечны.
Корделия сжала его руку, чувствуя тепло сквозь перчатки.
Мэтью, ты слышишь сам себя? Если ты веришь в то, что говоришь, то вспомни: к тебе это тоже относится. Ничто не сможет лишить тебя того хорошего, что есть у тебя в жизни. В том числе любви твоих друзей и родных. Они всегда будут любить тебя.
Мэтью наклонился к ней. Они стояли совсем близко друг к другу; Корделия знала, что со стороны они похожи на любовников, которые ищут укромный уголок. Но ей было безразлично, что о ней подумают. Она видела боль на лице Мэтью, в его темно-зеленых глазах. Юноша начал было:
Как ты думаешь, Джеймс
И умолк. Никто из них не упоминал имени Джеймса со дня отъезда из Лондона. Мэтью быстро заговорил:
Может быть, вернемся в отель пешком? Мне кажется, нам нужно проветрить головы.
Они спустились к воде по каменной лестнице. Вдоль набережной Сены тянулся причал, вымощенный булыжником. Днем здесь обычно удили рыбу; сейчас же на причале никого не было, лишь пришвартованные лодки слегка покачивались на волнах. По каменным плитам сновали мыши, разыскивая пропитание, и Корделия вслух пожалела о том, что у нее нет с собой хлеба. Мэтью возразил, что французские мыши, скорее всего, ужасные снобы и едят только французские сыры.
Корделия улыбнулась. Ни остроты Мэтью, ни виды Парижа, ни разумные рассуждения увы, ничто не могло ее утешить. Она с содроганием думала о том, что произойдет, когда мать узнает о ее договоре с Лилит. Когда об этом узнают в Анклаве. Когда об этом станет известно Уиллу и Тессе. После этого они недолго останутся ее свекром и свекровью, но тем не менее их мнение почему-то было очень важно для нее.
И еще Люси. Сильнее всего пострадает от этого Люси. Они уже столько лет собирались стать парабатаями; и вот теперь ей придется бросить подругу, оставить без поддержки в бою, без сестры и защитницы. И она думала: было бы лучше, если бы они никогда не встречались тогда у нее, Корделии, была бы иная жизнь, другая сестра-парабатай, другие возможности.
Маргаритка, негромко произнес Мэтью, сжимая ее руку. Не хочу тебя беспокоить, но слушай.
Ей передалась его тревога. Она заставила себя выбросить из головы Лилит, Эрондейлов, Анклав. Она оглядела пристань, похожую на туннель: с одной стороны чернела река, с другой вздымалась каменная стена, а город остался где-то наверху, как будто они спустились в подземелье.
Она расслышала какой-то звук. Нет, это не ветер шумел в голых ветвях; это было шипение живых существ и шорох тел, ползущих по мостовой.
Ветер принес отвратительный горький запах.
Демоны.
Мэтью сделал шаг назад, загородив ее собой. Она услышала свист клинка, извлекаемого из ножен, блеснул металл. Оказалось, что внутри трости Мэтью было скрыто оружие. Он отбросил в сторону полую деревяшку, и в этот миг из-под моста полезли какие-то извивающиеся твари.
Нага, прошептала Корделия. Это были ползучие демоны, похожие на гигантских водяных змей, покрытые черной блестящей чешуей. Но когда они открыли пасти, чтобы зашипеть, она увидела, что их головы похожи на крокодильи морды; вытянутые челюсти были усажены острыми зубами, которые поблескивали в свете уличных фонарей.
Мимо пронеслась какая-то серая волна, по камням застучали крохотные коготки. Мыши, собиравшие объедки у воды, спасались бегством. Демоны приближались.
Мэтью сбросил пальто на мостовую и прыгнул навстречу врагам. Корделия, замерев на месте, смотрела, как он отрубает голову одному демону, потом другому, и ее руки непроизвольно сжались в кулаки. Она ненавидела себя в эту минуту. Прятаться за спинами других во время сражения было противно ее природе. Но она знала, что если возьмет в руки оружие, то призовет Лилит и сделается послушным орудием демонессы.
Мэтью вонзил клинок в тело врага и промахнулся. Демон нага метнулся, как молния, и зубастые челюсти впились в щиколотку Сумеречного охотника.
Мои гетры! взревел Мэтью и рубанул врага.
Фонтан ихора залил ему брюки, и он, сразу же забыв о жертве, развернулся на сто восемьдесят градусов. Следующий демон с влажным шлепком упал на мостовую. По камням расплывалась черная лужа, хвост подрагивал в агонии. Мэтью попятился с криком боли: на щеке у него алела длинная царапина.
Все было неправильно. Корделия должна была находиться там, рядом с Мэтью, сжимать в руке золотой меч, окрашенный кровью врагов. Она больше не могла сдерживаться: сорвала с себя плащ, схватила полую трость Мэтью и ринулась в бой.
Мэтью, отступая под натиском десятка демонов, что-то кричал ей. Он не мог разделаться со всеми, но велел ей уходить, спасаться. «От Лилит», закончила она мысленно, но какой смысл будет в ее спасении, если с Мэтью что-то случится?
Она с силой опустила палку, покрытую рунами, на голову какого-то демона, услышала треск черепа, и обмякшее тело исчезло в ином измерении. Мэтью больше не кричал видимо, решил, что останавливать Корделию бесполезно. Его клинок описал широкую дугу и разрубил черное чешуйчатое тело на две равные части. Корделия ткнула тростью в гущу извивающихся скользких колец, задела кого-то, нанесла смертельную рану. От демона осталась лишь лужа ихора. Корделия ударила снова и растерялась. Демоны нага поползли назад, прочь от Сумеречных охотников.
Мы сделали это, тяжело дыша, выговорил Мэтью и ощупал окровавленную щеку. Мы прогнали этих ублюдочных
Он замер. Не потому, что удивился или насторожился. Он просто застыл с рапирой в вытянутой руке, как статуя. Пока Корделия с бешено бьющимся сердцем оглядывалась по сторонам, демоны нага склонили уродливые головы и уткнулись носами в мостовую.
Матерь, шипели они. Матерь.
У Корделии закружилась голова. По причалу навстречу ей неторопливо шла женщина в черном шелковом платье. Лилит.
Ветер развевал ее распущенные волосы, как штандарт. Глаза без белков походили на черные стеклянные шарики. Она улыбалась. У нее была очень белая кожа, шея стройная, как колонна из слоновой кости. Когда-то она была так прекрасна, что соблазняла демонов и ангелов. И сейчас Лилит выглядела юной, хотя Корделия подозревала, что за многие века она изменилась, обиды и потери озлобили ее. Демонесса смотрела на смертную девушку со злорадным удовольствием, но выражение ее лица оставалось угрюмым и жестоким.
Я знала, что ты не сможешь совладать с собой, маленькая воительница, заговорила Матерь Демонов. Жажда битвы у тебя в крови.
Корделия отшвырнула бесполезную трость, палка покатилась по булыжнику и остановилась у ног Лилит. Светлое дерево было запятнано ихором.
Я защищала своего друга.
Ах да, этого красивого мальчишку, Фэйрчайлда.
Лилит взглянула на Мэтью, потом щелкнула пальцами, и демоны нага уползли прочь, во тьму. Корделия не знала, что думать. Радоваться было рано. Лилит была гораздо опаснее своих подручных.
У тебя много друзей. Тобой несложно манипулировать. Она склонила голову набок. Однако прискорбно видеть, как ты, мой паладин, сражаешься этим этим куском дерева. Она скорчила презрительную гримасу и поддала трость носком туфли. Где Кортана?
Корделия улыбнулась.
Я не знаю.
Она действительно не знала этого. Она отдала меч Алистеру и попросила спрятать его понадежнее. Она надеялась, что брат выполнил ее просьбу. Больше ей ничего не нужно было знать.
Я устроила так, чтобы ее спрятали, в том числе и от меня, добавила она. Чтобы я не могла ее выдать. Можешь делать со мной все что угодно.
Какая смелая девушка, насмешливо произнесла Лилит. В конце концов, именно за это я тебя и выбрала. За храброе маленькое сердце, которое бьется у тебя в груди.
Демонесса сделала шаг вперед, но Корделия не тронулась с места. Она боялась не за себя, а за Мэтью. Лилит вполне могла причинить ему вред или даже убить, чтобы продемонстрировать Корделии свою власть над ней.
В этот момент девушка поклялась себе: если Лилит хоть пальцем прикоснется к Мэтью, она посвятит свою жизнь поискам способа отомстить Матери Демонов.
Лилит перевела взгляд с Мэтью на Корделию, и ее улыбка стала еще шире.
Я не трону его, пообещала она. Пока что. Он и сам успешно сводит себя в могилу, верно? Ты предана своим друзьям, но иногда мне кажется, что ты слишком умна.
Нет ничего умного, возразила Корделия, в том, чтобы выполнять твою волю. Меч нужен тебе для того, чтобы убить Велиала
Чего и ты сама желаешь, напомнила ей Лилит. Возможно, ты рада будешь услышать, что две раны, нанесенные тобой, до сих пор кровоточат. Ничто не может облегчить его страданий.
Возможно, мы желаем одного и того же, признала Корделия. И все равно по-настоящему умный человек не отдаст того, что тебе необходимо, не станет паладином, твоим могущественным орудием. Ты ничуть не лучше Велиала. Ты просто ненавидишь его так же, как я. И если я смирюсь с тем, что ты моя госпожа, возьму в руки оружие, стану твоим паладином, мне придет конец. Конец моей жизни, или, по крайней мере, той жизни, которая стоит того, чтобы ее прожить.
Значит, ты уверена, что тебя ждет долгая и счастливая жизнь? Волосы Лилит зашуршали. Возможно, это змеи, которых она обожала, притаились среди густых черных кудрей. Думаешь, вы устранили все угрозы? Самое серьезное испытание еще впереди. Велиал не отказался от своих намерений. Я тоже слышала шепот, который приносит ветер. «Они пробуждаются».
Корделия вздрогнула.
Что?.. начала она, но Лилит лишь рассмеялась и исчезла. Пристань была пуста, и лишь пятна ихора, брошенная одежда и оружие свидетельствовали о том, что недавно здесь произошла драка с демонами.
Мэтью. Она резко обернулась и увидела, что он рухнул на колени. Она подбежала к нему, но он поднялся сам. Алая царапина выделялась на смертельно бледном лице.
Я слышал, что она сказала, прошептал он. Я не мог пошевелиться, но я видел я все слышал. «Они пробуждаются». Он взглянул ей в лицо. С тобой все в порядке? Корделия
Прости. Трясущимися руками она сняла длинные перчатки, нашарила в кармане стило. Она дрожала от холода и от пережитого потрясения. Дай руку тебе нужна иратце. Она расстегнула его манжету, отодвинула рукав и начала наносить исцеляющую руну. Мне так жаль, это из-за меня тебя ранили. Прости
Сейчас же прекрати извиняться, негромко перебил ее Мэтью. Иначе я закричу. Ты ни в чем не виновата.
Я позволила себя обмануть, возразила она. На бледной коже Мэтью выделялись голубоватые вены и белые, переплетающиеся, словно кружево, следы ранее нанесенных рун. Мне хотелось верить, что кузнец Велунд выбрал меня. Какой же я была дурочкой
Корделия. Мэтью неожиданно схватил ее за запястье и стиснул с такой силой, что она выронила стило. Порез на щеке уже начал затягиваться, синяки бледнели. Посмотри на меня. Я поверил фэйри, убеждавшему меня купить «эликсир правды», якобы безвредный для здоровья. Я едва не убил собственную Он резко втянул воздух сквозь зубы, как будто эти слова причиняли ему боль. Ты думаешь, я не понимаю, что это такое принять неверное решение, считая, будто поступаешь правильно? Думаешь, кто-нибудь понимает это лучше меня?
Мне надо отрубить себе руки, чтобы я никогда в жизни больше не смогла взяться за оружие, прошептала Корделия. Что я наделала?
Не смей. В его голосе прозвучала такая боль, что она подняла голову, хотя до этого у нее не было сил смотреть ему в глаза. Как только тебе в голову могла прийти мысль причинить себе увечье? Когда ты страдаешь, я тоже страдаю. Я люблю тебя, Маргаритка, я
Он не договорил. Корделии казалось, что все это ей снится. Она помнила, что сняла плащ, чувствовала, как холод просачивается сквозь тонкую ткань платья. Она знала, что еще не отошла от шока, потому что, несмотря на прошлый опыт, в глубине души не ожидала, что Лилит придет. Она стояла на краю бездны, и из этой бездны отчаяние тянуло к ней свои черные щупальца; подобно сирене, оно стремилось увлечь ее на дно, утопить в страдании, оглушить навязчивым шепотом: «Ты потеряла Джеймса. У тебя больше нет семьи. Нет парабатая. Скоро весь мир отвернется от тебя, Корделия».
Корделия, заговорил Мэтью. Прости.
Она прижала ладони к его груди. Сделала глубокий вдох, услышала какой-то хрип в груди. Потом прошептала:
Мэтью. Обними меня.
Он молча привлек ее к себе. Будущее было темным и неясным, но Мэтью согрел ее, отогнал сгустившиеся тени. От него пахло ночным воздухом, одеколоном, потом и кровью. «Ты все, что у меня осталось. Прогони тьму. Прогони горькие воспоминания. Удержи меня на краю пропасти».
Мэтью, спросила она, почему ты ни разу не попытался поцеловать меня с тех пор, как мы приехали в Париж?
Его рука, гладившая ее волосы, замерла. Он отвечал:
Ты сказала мне, что я для тебя только друг. Помимо всего прочего, ты замужняя женщина. Возможно, ты считаешь меня пьяницей и никудышным человеком, но у меня еще остались кое-какие понятия о чести.
Уверена, что в Лондоне наша поездка служит пищей для пикантных сплетен.
Мне наплевать на сплетни, воскликнул Мэтью, и ты должна была уже давно это понять. Но я установил эти границы ради себя самого. Его голос дрогнул. Неужели ты считаешь, что мне не хотелось поцеловать тебя? Я хотел этого каждый день, каждый час, каждую минуту. Но я запретил себе даже думать о таком И никогда не нарушу запрет, если только Его голос выражал отчаяние, тоску, мучительную жажду любви. Если только ты не скажешь мне, что сдерживать себя больше нет нужды.
Она вцепилась в его рубашку. Притянула его к себе. И прошептала:
Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
Маргаритка, не надо так шутить
Она приподнялась на цыпочки, быстро прикоснулась губами к его губам. На мгновение тьму озарило воспоминание: Комната Шепота, голубоватое пламя в камине, поцелуй Джеймса, первый поцелуй в ее жизни, который разжег в ее крови пожар, не утихавший до сих пор. Нет, приказала она себе. Забудь. Забудь.
Пожалуйста, добавила она.
Маргаритка, хрипло прошептал Мэтью, и силы оставили его. Со стоном он прижал к себе Корделию и склонился к ней.
Когда Брат Захария сообщил ей, что пришел посетитель, Грейс почувствовала, как участилось сердцебиение. Она не могла представить себе посетителя, который принес бы ей хорошие новости. Это не мог быть Джесс; если бы стало известно, что Люси вернула его к жизни, если бы он находился в Лондоне, Захария, разумеется, дал бы ей знать. А если к ней пришла Люси Наверняка Джеймс уже рассказал Люси правду о браслете и любовных чарах. Если девушка и пришла, то лишь затем, чтобы обвинить ее, обрушиться на нее с проклятиями. То же относилось и к остальным ее знакомым из Лондона.
С другой стороны она запуталась и не знала, давно ли находится в Городе Костей. Грейс думала, что сидит в тюрьме около недели, но отсутствие солнечного света и нерегулярность допросов у Безмолвных Братьев мешали вести счет времени. Она спала, когда чувствовала усталость, а когда была голодна, кто-нибудь приносил ей поесть. Это была комфортабельная тюрьма, но тем не менее она оставалась тюрьмой. Местом, где царила вечная тишина; иногда Грейс хотелось закричать просто для того, чтобы услышать человеческий голос.