Непросто посвятить свою жизнь служению ангелу, заметила Тесса, если их уже много веков никто не видел собственными глазами.
Принцы Ада мыслят не так, как мы, вмешался Джеймс. Наверное, для него времена паладинов это все равно, что для нас вчерашний день. Мне кажется, не стоит придавать слишком большое значение этим словам.
Мы сообщим Конклаву и всем Институтам о том, что Татьяну следует немедленно задержать, если она появится, объявил Уилл. Больше ничего мы пока не в состоянии предпринять. И все-таки Он посмотрел по очереди на Джеймса, Корделию и Мэтью. Вы еще несовершеннолетние, хотя, возможно, считаете себя взрослыми. Вам троим не следует без крайней необходимости покидать дома. Я бы предпочел, чтобы вы переехали сюда, в Институт, или хотя бы ночевали здесь.
Если все так серьезно, я не буду выходить из дома после наступления темноты, пообещал Мэтью. Но я хочу жить в своей квартире.
Я останусь здесь, сказал Джеймс, не глядя на Корделию и не спрашивая ее мнения. И Люси тоже, насколько я понимаю?
Да, разумеется, и Уилл покосился на Тессу. Мы должны рассказать им, дорогая. О Джессе.
Корделия и Мэтью озадаченно переглянулись.
О Джессе? повторила она. Все молчали. О Джессе Блэкторне?
Поверить не могу, что ты нам не сказал, возмущался Мэтью, когда они втроем, покинув кабинет Уилла, шли по коридору. По словам родителей Джеймса, Люси и Джесс находились в бальном зале. «Вам, пожалуй, стоит начать привыкать к его присутствию, усмехнулся Уилл. Я почти уверен, что он задержится в Лондоне».
Позволь тебе напомнить: у меня не было на это времени, не слишком доброжелательно произнес Джеймс.
Да-да, времени и правда не было, быстро вмешалась Корделия в надежде разрядить обстановку. Это необыкновенная история, за пять минут ее не расскажешь, она вызывает много вопросов. Я Она покачала головой. Я даже не догадывалась ни о чем.
Люси тщательно все скрывала, сказал Джеймс. По-видимому, она боялась, что ее осудят, если откроется, каким даром она обладает. Ведь даже чародеи с опаской относятся к магии смерти.
Ничего удивительного, бросил Мэтью, когда они начали подниматься по лестнице. Некромантия почти всегда приводит к очень неприятным последствиям.
Возможно, произнес Джеймс тоном, который ясно давал понять, что он не намерен обсуждать эту тему, но только не на этот раз.
Мэтью пожал плечами.
Клянусь Ангелом, Чарльз просто отвратителен. Я знаю, что всего неделю назад меня интересовал вопрос, будет ли он жить или умрет, но никак не могу вспомнить, почему его благополучие меня так волновало.
Джеймс слегка улыбнулся.
Да, действительно, он ведет себя как лакей Бриджстока. Одному Разиэлю известно почему. Мне показалось, что Инквизитор его недолюбливает после разрыва с Ариадной.
Бриджсток обожает, когда перед ним пресмыкаются, грубо произнес Мэтью. А у Чарльза это хорошо получается
Он не договорил. Двери бального зала были приоткрыты, и Корделия услышала знакомый беззаботный смех.
Люси. Когда же в последний раз Люси при ней так смеялась?
Даже Джеймс остановился в коридоре, потом многозначительно посмотрел на Мэтью и Корделию.
Люси и Джесс, произнес он. Они это странная ситуация. Очень странная. Но она счастлива, поэтому
Поэтому мы должны попытаться скрыть свое потрясение? закончила за него Корделия.
Именно, сказал Джеймс и распахнул дверь.
В зале было светло. Украшения, оставшиеся после прошлого приема, были убраны, занавеси раздвинуты, а из мебели в помещении осталось только черное лакированное фортепиано, блестевшее, как новенький кэб.
За инструментом сидел Джесс Блэкторн. Он осторожно касался клавиш, и Корделия поняла, что он не умеет по-настоящему играть, но, вероятно, ему давали уроки музыки в детстве.
Люси, облокотившись о крышку фортепиано, улыбалась ему. Ни он, ни она не заметили появления посторонних. Девушка заглянула в какую-то бумажку и начала читать вслух:
Джереми Блэкторн, когда ваша семья вернулась в старую добрую Англию?
Я был еще ребенком, ответил Джесс и несколько раз ударил по клавишам. Мне было лет семь, наверное. Значит, это произошло в 1893 году.
А что случилось с вашими родителями?
Они погибли во время обрушения циркового шатра, быстро ответил Джесс. Поэтому я боюсь полосок.
Люси хлопнула его по плечу сложенной бумагой. В знак протеста он стукнул по клавише, раздался низкий звук.
Ты должен отнестись к этому серьезно, отчитала она его и рассмеялась. Ты же знаешь, что тебе будут задавать самые неожиданные вопросы. Новичок в Конклаве это случается раз в сто лет.
«Они счастливы вместе, с изумлением подумала Корделия. Они смеются и разговаривают так, как совсем недавно мы с Джеймсом смеялись а мне и в голову не могло прийти, что Люси влюблена. Почему же я не заметила, что с ней происходит?»
Джереми Блэкторн, с важным видом произнес Джесс. Назовите имя самой красивой девушки в лондонском Анклаве. Это очень серьезный вопрос
Корделия, испугавшись, что флирт сейчас зайдет слишком далеко, громко кашлянула.
Как здесь красиво! воскликнула она. Зал будут украшать к рождественскому балу?
Тонко подмечено, хмыкнул Мэтью, и уголок его рта дернулся.
Влюбленные обернулись, и Люси заулыбалась.
Джеймс, ты уже здесь! Корделия, Мэтью, идите сюда, познакомьтесь с Джессом!
Корделия сразу поняла, что этот Джесс сильно отличается от того Джесса, который служил орудием Велиала. Когда он поднялся с табурета и подошел, чтобы поздороваться, она подумала, что она видит его более четко, чем в прошлый раз; он походил на картину, над которой потрудился реставратор. Одежда была ему немного мала, пиджак явно был узок в плечах, а брюки коротковаты. Но нельзя было отрицать, что он красив; у него было приятное, выразительное лицо, длинные ресницы и зеленые глаза как у Мэтью, только немного светлее.
Когда закончились представления и приветствия, Корделия заметила, что Люси быстро перевела взгляд с лица Мэтью на Джеймса и нахмурилась. Ну разумеется; она так хорошо знала обоих, что сразу угадывала их настроение, догадывалась о размолвках. Морщинка, появившаяся у нее на лбу, не исчезла.
Мэтью задал интересовавший Корделию вопрос:
А что за разговоры насчет «Джереми»?
Ах, это, сказала Люси. После возвращения из Корнуолла мы встретились с Шарлоттой и всеми дядями и тетями и решили что представим Джесса как Джереми Блэкторна, дальнего родственника английских Блэкторнов, потомка одного из них, который решил отделиться от Конклава и уехал в Америку сто лет назад.
Корделия нахмурилась.
А разве у Безмолвных Братьев не хранятся записи о том, кто из Сумеречных охотников к какой семье принадлежит?
Они не ведут точных записей относительно жизни тех, кто покинул Конклав, объяснил Джесс. Вроде моего деда Эзекиеля. А кроме того, на совещании присутствовал очень сговорчивый представитель ордена по имени Брат Захария.
Я должен был догадаться о том, что без него здесь не обошлось, фыркнул Мэтью. Что ж, теперь никто не может сказать, что мы чужды обмана. Инквизитор знает?
Люси даже вздрогнула.
Во имя Ангела, нет, конечно. Как ты себе это представляешь? Особенно после того, как он, по его словам, встретил Велиала на равнине неподалеку от Адамантовой Цитадели. Едва ли сейчас он испытывает теплые чувства к Блэкторнам или гм, Сумеречным охотникам, практикующим магию, белую или черную.
Никто не заводил разговор о том, как именно она вернула Джесса из царства мертвых; Джеймсу, видимо, это было уже известно, и Корделия поняла, что до сегодняшнего дня она многого не знала о своей лучшей подруге. Ее охватило горькое чувство, в чем-то сходное с грустью, которую она ощущала при мысли о Джеймсе. Все повторялось: вот она, Корделия, стоит рядом с человеком, которого любит, но они чужды друг другу и бесконечно далеки.
Очень плохо, что мы не можем открыть людям правду, высказался Мэтью, потому что история потрясающая. Если хотите знать мое мнение, то вступление в наши ряды человека, воскресшего из мертвых, должно являться предметом гордости для Анклава.
Лично я совершенно не против, сказал Джесс. Он разговаривал и держался спокойно, вежливо, даже мягко, хотя Корделия подозревала, что под этой мягкостью скрывается сильный характер и воля. Но я ни за что не допущу, чтобы Люси покарали за то, что она для меня сделала. И к Грейс это тоже относится. Если бы не они, меня здесь сейчас не было бы.
Грейс? повторила ошеломленная Корделия.
Люси покраснела и протянула подруге руку.
Я должна была сказать тебе, но боялась, что ты на меня рассердишься
Вы были в сговоре с Грейс? резко произнес Джеймс. И ты ничего не сказала нам?
Джесс оглядел их: Джеймса, бледного, как смерть, Корделию, которая так и не взяла протянутую руку Люси, Мэтью, который перестал улыбаться.
Что-то не так? пробормотал он. Вы что-то имеете против моей сестры?..
Она не снискала любви членов Анклава за те месяцы, что провела в Лондоне. В частности, она вынудила моего брата Чарльза разорвать помолвку с Ариадной, сама собралась за него замуж, а потом прислала ему письмо из Безмолвного города, в котором отказывала ему без всяких объяснений, сказал Мэтью.
Это была лишь часть правды, но Джесс озабоченно нахмурился.
Я не могу извиняться за то, что совершила моя сестра, произнес он. Это она должна сделать сама. Но я знаю одно: она заманивала Чарльза по приказу моей матери. Мать всегда рассматривала Грейс как инструмент, с помощью которого можно пробиться к власти. И я считаю, что, придя к Безмолвным Братьям, Грейс доказала, что больше не намерена быть пешкой в руках матери. Надеюсь, об этом не забудут, когда она вернется в Анклав.
Несколько мгновений все молчали. Корделия, взглянув на Джеймса, с отчаянием увидела, что он снова надел свою Маску. Это была его броня, защита от внешнего мира.
«Все это время Люси была влюблена в Джесса, а я ничего не знала, подумала Корделия. Теперь у них есть будущее, они неразлучны, и вскоре Люси еще больше сблизится с Грейс. Возможно, однажды Грейс станет ее золовкой, а я из-за Лилит даже не могу стать ее парабатаем. Я потеряю Люси, Грейс отнимет у меня сестру, как отняла мужа».
Я рада за тебя, Люси, вслух произнесла она. И за тебя, Джесс. Но я устала и должна сейчас вернуться домой, проведать мать. Она не очень хорошо себя чувствует, а я давно не видела ее.
И она отвернулась от подруги, собираясь уходить.
Корделия, воскликнула Люси. Но ты же можешь задержаться на несколько минут, мне нужно поговорить с тобой
Не сейчас, бросила Корделия, не оборачиваясь. Оказывается, я все это время была слепа и не видела, что творилось вокруг меня. Прости, но мне требуется время я хотела бы поразмыслить и понять, как мы могли дойти до такого.
* * *
Джеймс догнал Корделию на крыльце Института.
Он побежал за ней, не сказав остальным ни слова, не извинившись он понимал, это было невежливо, но мог думать только о том, что Корделия несчастна, что она покидает его, и он должен что-то сделать, причем немедленно.
Снегопад прекратился, тонкий слой снега покрывал ступени и плиты двора, словно сахарная глазурь. Корделия стояла на верхней ступени, сложив руки без перчаток. На морозе ее дыхание превращалось в облачка пара. Корона багряных волос выделялась на фоне заснеженного двора, словно цветок мака среди поля белых лилий.
Маргаритка начал было он.
Не надо, негромко перебила она, глядя на ворота Института и железные буквы, составлявшие латинскую фразу: «PULVIS ET UMBRA SUMUS» «Мы прах и тень». Не надо называть меня так.
Он заметил, что ее пальцы уже покраснели от холода. Он хотел взять ее руки в свои, спрятать под пиджак, чтобы согреть. Он видел, что так делал отец, когда мерзли руки у матери. Но, призвав на помощь самообладание, выработанное годами обучения у Джема, он застыл на месте.
Корделия, сказал он. Ты собираешься сказать Люси? Я знаю, что ты не могла говорить с ней об этом, потому что вы неделю не виделись, но теперь ты ей расскажешь? О том, что ты видела меня с Грейс, прежде чем вы уехали в Париж?
Корделия покачала головой.
Нет, я не намерена ей об этом рассказывать. Я не обсуждала с ней ни твои отношения с Грейс, ни нашу договоренность насчет нее. Она подняла голову и гордо взглянула на него. Ее темные глаза блеснули, как два медных щита. Я не хочу, чтобы меня жалели. Ни Люси, ни кто бы то ни было еще.
«В этом мы с тобой похожи», чуть не сказал Джеймс. Он не мог заставить себя говорить с кем-то о браслете, о заклинании. Не мог вынести мысли о сочувствии и жалости со стороны близких. Он отправился в Париж, собираясь рассказать правду Корделии, но представлял себе их встречу совершенно иначе.
Усилием воли он прогнал воспоминание: его любимая женщина в объятиях другого.
Прости меня, сказал он. Я не хотел ставить тебя в такое положение, вынуждать лгать Люси. Теперь я вижу, что из-за этого вы отдалились друг от друга. Я не думал, что этим кончится. Все из-за моей гордости. Она того не стоит. Джеймс рискнул поднять глаза на Корделию, и ему показалось, что она немного смягчилась. Давай просто поедем домой.
Он не сдержался, протянул руку и убрал с ее лба темно-красный локон; при этом он слегка коснулся кончиками пальцев ее нежной щеки. К его удивлению, она не отстранилась и не убрала его руку. Но и не сказала: «Да, поедем домой, на Керзон-стрит». Она не произнесла ни слова.
Этот особняк на Керзон-стрит наш дом, продолжал он прежним спокойным тоном. Наш дом. Без тебя он пуст.
Этот дом ты приобрел и обставил, чтобы жить там с Грейс, сказала она, качая головой. Ты даже не притворялся, что это не так; я считала само собой разумеющимся, что рано или поздно она станет там хозяйкой. Мы собирались прожить вместе один год, Джеймс
Я никогда не думал о том, что буду жить там с ней, возразил Джеймс.
Это была правда; он не думал о второй женитьбе. Чары браслета не принуждали его к этому. Браслет отвлекал его от мыслей о будущем, от анализа собственных эмоций.
Корделия, прошептал он, снова касаясь ее щеки. Она закрыла глаза, и ее черные ресницы дрогнули. Он так сильно хотел поцеловать ее, что все тело пронзала боль. Поедем домой. Я не прошу тебя простить меня сейчас. Я готов просить прощения сто раз, тысячу раз. Мы можем играть в шахматы. Сидеть у огня. Можем разговаривать. О Париже, о Мэтью, о Люси, о чем пожелаешь. Помнишь, как мы говорили с тобой часами
Услышав это, Корделия открыла глаза. У Джеймса замерло сердце. Он ничего не мог с собой поделать. Ее темные глаза, даже усталые и печальные, всегда сводили его с ума.
Джеймс, грустно вздохнула она. Мы никогда по-настоящему не разговаривали с тобой.
Он убрал руку.
Но мы
Дай мне закончить, сказала она. Мы разговаривали, но не были искренни друг с другом. До конца искренни. Мы беседовали лишь о том, о чем легко болтать с посторонним человеком.
С посторонним? Маргаритка Корделия я говорил тебе такие вещи, о которых даже не заикался никому на свете. Я полностью доверял тебе. И сейчас доверяю.
Но он видел, что мгновение слабости миновало. Ее взгляд снова стал жестким.
Не думаю, что мне стоит сейчас возвращаться на Керзон-стрит, покачала она головой. Я поеду домой, на площадь Корнуолл-гарденс. Мне нужно увидеться с матерью и Алистером. А потом
Джеймс чувствовал себя так, словно ему в глотку влили расплавленный свинец. Корделия назвала особняк матери домом; она ясно дала понять, что на Керзон-стрит чувствует себя чужой. Несмотря на боль, он не испытывал гнева. Жена ни в чем не была виновата. Ведь они договорились: фиктивный брак на один год
Один год. Они жили вместе несколько недель. Мысль о том, что время, отведенное им с Корделией, подошло к концу, что больше ничего не будет, жгла его, сводила с ума. Он машинально проговорил: