Хочешь, пришью?
Ты что? Заболела?
Испугался?
При чём здесь испугался?! Огоньков быстро снял куртку. Не волнуйся, я не такое выдерживаю!
В субботу у второго «В» последний урок труд значит, иголка и нитка сегодня под руками.
Ты побыстрее давай! нервно сказал Огоньков.
Всё же их многие успели заметить из класса и, кажется, ещё из третьего «А» он рядом. Но хрюкнуть или там ещё что-нибудь такое ни один не посмел.
С Огоньковым не очень-то похрюкаешь: на всю школу славится! Ольга это сразу поняла, и было приятно.
Только она кончила, Огоньков поскорее куртку надел и уже обычным своим тоном:
Короче говоря, дед сказал: если хочешь, мы с ним завтра в лес. Хочешь?
Хочу.
Ну приходи тогда к нам в восемь утра.
Тут она вдруг что-то вспомнила:
А мы вернёмся во сколько?
В эту секунду звонок забренчал. Огоньков медленно поднялся, как будто он был завучем:
Часика в три Знаешь чего, вот тебе телефончик. Позвони деду вечером. Он вынул из Ольгиной тетради промокашку, написал телефон.
В класс уже полноводной рекой лились второклассники. Но перед Огоньковым тотчас расступались. Будто он ледокол
Когда Генка ушёл, начались шуточки, что, мол, Яковлева-то у нас тили-тили тесто!.. Истратов Саша прямо так и сказал!.. Ольга покраснела, побледнела и уже совсем собралась зареветь, да вдруг крикнула:
А ты зато трус, Истратов! Что ж ты, когда он здесь был, помалкивал? Вот я его на следующей переменке позову, ты ему и скажешь, ладно?..
И тотчас увидела, как повяла у Истратова на лице ехидная улыбочка. И весь класс замолчал, будто отступил перед Ольгой и Огоньковым. Ольга победно огляделась кругом. И вдруг почувствовала, что плоховатая у неё получилась победа. Все были за Истратова, а не за неё. Потому что Огонькова в школе очень уж недолюбливали, побаивались: больно он драться любил; как чуть что кулаки. От него и младшим не раз доставалось.
Вошла Наталья Викторовна, начался урок. Но в классе всё слышалось Ольге какое-то недоброе молчание. Молчание против неё.
Ольга чувствовала себя на своей парте, как на крохотном островке.
* * *
На воскресенье уроков не задают. Но сегодня ей и без того хватало забот Из лесу они вернутся часа в три, в четыре. Выходит, Ольги не будет целый день. А там уж до вечера только останется маленький кусочек. Да ещё мама обязательно захочет лечь пораньше. С понедельника ей выходить в утреннюю, надо выспаться.
В общем, неудобно получалось, неловко перед мамой. Не виделись целую неделю, только утром, наспех. А теперь вот и в воскресенье
Словом, домой она шла с тяжёлым сердцем. А мама, конечно, всё поняла по-своему:
Ну что? За поведение, что ли, снизили? Ох, Ольга!..
Да не снизили ни капельки!
А чего ж дневник не показываешь?
Я ещё войти даже не успела!
Мама не спеша перелистала дневник. Она сидела за столом сама как ученица: худенькая и прямые волосы заложены за уши. Рассмотрела Ольгины отметки: «пять» за чтение, «четыре» по арифметике, «четыре» и «три» по русскому. А за поведение за неделю стояло «пять». Даже без всякого минуса.
Наталья Викторовна, между прочим, любит разные минусы выводить. И тогда круглое воскресное счастье получается уже надтреснутым, как старое блюдце.
Сели обедать, и мама потихонечку старалась загладить свою вину, что не поверила Ольге сразу. А Ольга-то как раз и не думала обижаться. Ольга наоборот сама всё прилаживалась, как бы сказать про завтрашний лес. Но никак это было невозможно язык прямо не поворачивался
Наконец мама не выдержала:
Ну, доча, я же нечаянно! Ты вон всё суп никак не съешь, а меня уж глазами сто раз съела Пятёрку получила, так я же, наоборот, очень рада!
Я ни капельки! чуть ли не испуганно сказала Ольга. Я совсем про другое
А, про другое! Ну тогда хорошо А про что?
Ольга молчала. Только ложкой блестящей водила по краю тарелки.
Знаешь чего, решительно сказала мама, давай поедим сперва Я тебе честно говорю: я такой обед сегодня сварила закачаешься! А мы с тобой его едим, как две швейные машинки, вся сладость мимо нас.
Ольга, конечно, улыбнулась на эти мамины слова. И они взялись за дело как следует. Суп и отбивные проехали в молчании. А на середине мороженого Ольга всё рассказала: про старика ботаники, про Светлану, про Огонькова, про сегодняшний случай в классе Мороженое таяло, всё ровнее растекалось в блюдечках. Но ни Ольга, ни мама не обращали на это внимания. Разговор был серьёзный. И мама отвечала серьёзно, хотя и с улыбкой:
Тут, доча, ничего особенного нет. Хочешь съездить ну и съезди. Обязательно даже поезжай! Вот так и будет хорошо.
Вечером, часов в девять, когда Ольга, спокойная и счастливая, легла спать, уже засыпала, но ещё не спала, мама взяла телефон и вышла с ним в прихожую. Сквозь тоненькую стеклянную дверь Ольга услышала её голос:
Марину можно?.. Алё, Марина?.. Ну да, это я, Настя Яковлева Вы завтра, значит, что? У Славы? Ага, да. И я смогу, представляешь! Подвезло малость. Меня дочка отпустила Нет, в лес уезжает. И, немного подумав, добавила: Со школой
«Вот как, значит, сказала себе Ольга. Она и рада, что я уезжаю!» Но ни обижаться, ни даже просто думать об этом уже не было сил. Ольга уснула.
* * *
Утром она уж не помнила толком, что там было вчера. Только какая-то колючка царапнула разок сердце и всё. Да и некогда было помнить. Приходилось спешить и спешить!
Пока Ольга причёсывалась в ванной, мама варила яйца, готовила бутерброды. Ольга на кухню вбежала даже ахнула:
Да ты что, мам?! Разве ж я столько съем?
А тут, доча, нам с тобой вместе Меня вчера тоже кое-куда звали, да я отказалась. А уж вечером поздно, ты спала, позвонила, что ладно, поеду
А-а Ольга сразу вспомнила, за что хотела на неё обижаться. А когда вернёшься?
С тобой вместе. Или раньше на часок. Ты ведь в четыре?
Да, Борис Платоныч сказал
Ну, а я в три или в полчетвёртого. Мы ещё вместе кинопутешественников поглядим!..
Ольга бежала проходным двором к дому Огонькова, и так было ей хорошо, так свободно, так честно ей было! Руку грел газетный свёрток с бутербродами и неостывшими ещё яичками. А в сердце, на месте той, вынутой теперь колючки, сладко-сладко ныло: «Какая мама у меня! Какая мама у меня хорошая!..»
* * *
Они шли по осеннему лесу. Ещё не испорченные дождём листья упруго прогибались под ногами. Особенно это было заметно там, где отдельно, небольшим отрядом, стояли клёны. Вот, оказывается, почему говорят: ковёр осенних листьев.
А где берёзы росли, всё шелестело и осыпалось, осыпалось Листья плавно мелькали по воздуху и тихо позванивали, словно полегчавшие вдруг пятаки. «Так монеты в воде тонут!» вспомнила вдруг Ольга. Перед отъездом из деревни они с мамой бросили в озеро по две монетки медяк и серебро, чтобы вернуться. Вода в озере тёмная, но чистая видно глубоко. Белые и жёлтые кружочки уплывали, уплывали вниз, под лодку, словно по очень скользкой лестнице сбегали
Ольга шла рядом со стариком ботаники, а Генка шагал в стороне и впереди. Сквозь кусты и лиственный дождь ярко виднелась его синяя шерстяная куртка. Солнышко горело жёлтым нежарким светом. И облака, плывущие в синеве, не трогали его, старались пройти стороной словно жалели. «Может, то был последний погожий день во всей этой осени», так сказал, а вернее, подумал вслух старик ботаники.
В сентябре-то жить можно, говорил он, незнойко, дышится мне хорошо, он вздохнул, будто набираясь сил, ещё вздохнул, а следующий сентябрь далеко, девочка Через целый год надо пройти! Как дорогу эту одолеть? Я не знаю
Ольге представился огромным длинный, как море, год. Отдельно зима. И весна. И лето А старик ботаники он ведь был старый, он был уже совсем старый и больной. У него сердце билось кое-как, ничуть его не жалея
Но как это человек может умереть? Живёт-живёт, а потом куда он девается?.. Нет, она, конечно, знает: мёртвых закапывают в землю. А сама жизнь? Куда она из человека пропадает?..
Ольгины дед и бабушка умерли. Но их она и не видела никогда живыми, не была с ними знакома. Только фотокарточки и могилы на кладбище Холм продолговатый дедов, холм продолговатый бабушкин. Ольге когда она была поменьше всегда казалось, что должны быть замки на этих заросших цветами буграх.
В общем, выходило так: бывают живые люди, бывают мёртвые. Но чтобы знакомый живой человек: сегодня здравствуйте, а завтра Этого Ольга представить себе не могла. Поэтому она набралась храбрости и сказала:
Ничего, скоро опять сентябрь наступит. Год пройдёт, и он наступит. И чтобы старик ботаники ничего не успел ответить, крикнула громко: Эй-эй, Генка! Где ты?
Эге-гей! Ко мне!.. принеслось в ответ.
Минут через пять они увидели Огонькова. Он стоял, прислонившись к шоколадной сосне. Корни её крепко вцепились в край оврага, не разрешая стенке его обрушиться с отвеса вниз. Ольга прямо ужаснулась, какие огромные, скрюченные деревянные пальцы были у этих корней.
Послушай, дед, сказал Огоньков задумчиво, может, мне правда стать ботаником?.. Мама с отцом ботаниками были, и ты ботаник. И я стану ботаником!
Я, Геня, право Я бы очень и очень
Хорошо бы! продолжал Огоньков, нисколько не слушая деда. А только для ботаники всю школу эту проклятую надо проучиться. А я только и думаю, как бы хоть до конца четверти дотянуть
Ну, Геня! Без учения
Да знаю! Огоньков сердито ударил ногой сбил в овраг шишку. Она полетела с обрыва и пропала, и не слышно было, как и где там она шлёпнулась. Тут и знать-то нечего: ученье свет, неученье тьма, повторенье мать ученья, век живи век учись, учиться всегда пригодится Я это всё знаю, дед! Дальше-то что?
Старик ботаники стоял опустив голову. Лица его не было видно за широкополой шляпой. Только длинные волосы спускались на виски белыми сосульками. А Генка ломал и ломал на мелкие кусочки тонкую, как проволока, сухую палочку.
Ольга в эту секунду старалась стоять понезаметнее. Даже чуть отшатнулась за куст боярышника, усыпанный красными ягодами.
* * *
Но такие уж удивительные люди были эти двое. «Двое Огоньковых», подумала неожиданно Ольга. Старик ботаники, наверное, ведь тоже был Огоньков!
Прошло минут десять, и размолвка их забылась, словно маленькая станция для пассажиров в быстролетящем поезде.
А вот Ольга так не могла. Даже и боялась такого. Она всегда старалась всё выяснить до конца. Чтобы не было каких-нибудь обид или недоговорок. Чтоб уже потом про старое не вспоминать!.. И мама у неё такая же. Она говорит: «А то эти обиды накапливаются, как ил в пруду. Разве столько черноты можно в себе таскать?»
Но старик ботаники и Генка ничего могли. Будто совсем не уставали от этой ноши.
Они шли уже опять спокойно втроём меж деревьев, как будто по музею. Старик ботаники рассказывал Чуть не о каждом дереве он мог рассказывать. Да зачем оно так растёт, да почему Он как будто бы за них говорил, за эти деревья. Высказывал то, что они сами хотели бы сказать, их мысли. Такой удивительнейший был это старик!
Раньше в породах Ольга не очень-то разбиралась. Откуда ей было их знать! Ну берёза, сосна, ёлка. Клён листики резные А здесь поздороваться с нею вышли из лесу тополь, и вяз, и дуб.
Ива опустила длинные волосы до самой воды. Старик ботаники говорил, словно уговаривал:
Нет, не печальная! Ей хорошо Это всё мы насочинили! Потом всё же добавил: Ну, действительно задумчивое дерево. Они же разные по характеру, как и люди: тот весёлый, тот не очень
Ольге хорошо теперь было приглядываться к деревьям опытным глазом, самой находить их, распознавать Скажем, берёзы. У них, оказывается, тоже разные сорта. Как, например, у яблонь.
А знаете как, если заблудишься, из лесу выбираться? неожиданно спросил старик ботаники.
Они все трое сидели на низком и широком сосновом пне. Сидели, касаясь друг друга плечами, завтракали.
Как из лесу выбираться? с улыбкой переспросил Огоньков. О! Слышишь? Вдали где-то проскакала электричка. Вот туда и шагай! засмеялся он, очень довольный своей шуткой.
Ну, а если серьёзно? спокойно и твёрдо продолжал старик ботаники. Если в тайге, скажем?
По мху неуверенно сказала Ольга. Она где-то что-то слыхала про это. Но где и что?..
Да всем известно, со скучающим лицом протянул Огоньков, как дважды два!.. Мох растёт на севере, а ветки у дерева гуще на южную сторону
Долгонько, вижу, вам придётся плутать! притворно засокрушался старик ботаники. Покамест железную дорогу в тех местах не проведут. Чтоб вам по звуку
Не, дед, погоди! сказал Огоньков. Я же точно помню. Вроде даже читал про мох и про ветки
Борис Платоныч пожал плечами, улыбнулся мягко:
Тем писателям, видно, тоже придётся поплутать
Не, ну правда?..
А ты сам посуди. Разве дерево может определять стороны света?.. Или, вернее, так скажем: разве дереву нужно определять стороны света? Оно ведь не лётчик и не птица! А то, что вы говорите, это же просто сказки для детей младшего возраста!
А тогда чего ж
Просто заметили, что обычно с южной стороны веток больше. С южной солнышка бывает больше. Вот дерево туда и тянется своими руками Ну, а если вдруг с северной стороны лучше освещение? Или с западной?.. Так ведь тоже бывает в лесу деревья стоят по-разному! Вот и выйдет: что ни дерево, то и свой юг.
А мох? спросила Ольга.
Так же и мох, девочка. Только он наоборот тенёк любит.
А как же тогда из тайги выбираться?
По звёздам, по солнцу, по компасу.
А в ненастную ночь и если компаса нету?
В тайгу, Геня, как попало не ходят. А если ходят, значит, плутают
Вдруг он замолчал, склонив седую голову на плечо. Сидел и думал о чём-то и видел, наверное, совсем не этот лес. Ольга даже бутерброд перестала жевать, посмотрела на Огонькова. А он пальцем ей показал: погоди, молчи, после
* * *
И потом опять они брели втроём по лесу. Большие деревья постепенно кончились, отступили, пошло мелколесье всё осинки да чахленькие берёзки.
А вот и захлюпало под ногами. Они пробирались теперь по нестрашному, полуосушенному, но всё ж таки мокрому болоту. Если шагать как придётся промокнешь в два счёта.
Генка опять шёл в стороне весело, легко. И думал он о чём-то своём, огоньковском. Синяя его куртка горела на фоне бурой болотной травы, на фоне ярко-жёлтого леса, что ждал их впереди.
Ишь ты какой! тихо улыбаясь, говорил Борис Платоныч. Прямо рыцарь в чистом поле А уж помучались мы с ним, о-ё-ёй!..
Ольга вздохнула про себя: она-то знала, как с ним можно помучиться! Однако спросила просто чтоб поддержать разговор:
Как это «помучились», Борис Платоныч?
Да всяко, дружок, бывало. В одной школе не удержался, из другой я сам его счёл за благо взять. А уж в третью Видишь, даже учительствовать пошёл! Нужно ведь, чтоб за мальчишкой глаз был! Это последнее он сказал особым строгим голосом, словно убеждал кого-то.
А Ольга прямо рот раскрыла от удивления. Три школы переменил! Это же кому скажи ну хулиган, да и всё! Буквально Бармалей какой-то! А ведь Огоньков Если кое на что внимания не обращать, он же, можно сказать, просто хороший!
Но старик ботаники её по-своему понял. И стал говорить про своё личное, а не про Генку.
А что ж, Оля, начал он решительно, опять с кем-то споря, мне было почти семьдесят, когда я ушёл из института. А ведь это возраст Возраст!
Разве вы не в школе работали?
Ну конечно, нет! Он усмехнулся. Вот ты какая чудачка!
Ольга засмеялась. И старик ботаники вслед за нею. Так они и смеялись, глядя друг на друга. Огоньков услышал их, обернулся и крикнул:
Вы чего грохочете?
Старик ботаники рукой махнул:
Да нет, ничего! Оля решила, что я учитель, что я в школе работал!
А-а, кивнул Огоньков значительно. Дети есть дети.
Ольга сразу замолчала. Во-первых, она не потому вовсе смеялась! Ну и был бы он учителем, что ж тут смешного-то? Ей слово показалось смешным «чудачка». Так её вроде никто и не называл никогда. А Генка уж сразу хвост распустил, как индюк: «Дети, дети!..» Сам-то он кто?