Школа Добра и Зла. Рассвет - Захаров Алексей Валерьевич 5 стр.


Еще один незачет.

Когда урок закончился, он поплелся к двери

 Мне рассказали о твоем желании, Аладдин,  сказала профессор Мэйберри.

Аладдин повернулся, густо краснея.

 Это было не мое желание. Рыбы что-то напутали.

 Может быть,  ответила профессор Мэйберри, перелистывая бумаги на розовом учительском столе.  Или, может быть, они почувствовали твой страх и копнули глубоко-глубоко в душу, чтобы найти правду.

Аладдин закусил удила.

 Послушайте. Я не хочу, чтобы Гефест

 Потому что твое определение любви мелочное и искаженное,  ответила декан Школы Добра, подняв на него глаза.  Ты видишь любовь точно так же, как никогдашники: для них это просто поцелуи, цветочки и прочие поверхностные проявления. Ты, наверное, думал, что и сегодняшнее испытание устроили только ради поцелуя и поэтому боялся целовать лягушку. Но настоящий всегдашник знает, что любовь это прежде всего узы. Любовь это когда у тебя есть заступник, товарищ, знаменосец, который видит настоящего тебя под лягушачьей шкуркой. Такая любовь нечто намного большее, чем романтические отношения с девочкой. Это любовь семьи. Любовь товарищей по работе. Любовь друга. Возможно ведь, что однажды вы с Гефестом станете такими хорошими друзьями, товарищами по оружию, что под конец жизни станете заботиться друг о друге? Что будете искать компании друг друга? Может быть, ты именно это увидел в своем желании? Может быть, в глубине души ты хочешь найти настоящего друга, а не только милую принцессу? Хочешь, чтобы тебе было не так одиноко?

Аладдин посмотрел на нее, и на душе у него стало спокойнее.

 Золотые рыбки сильнее, чем ты думаешь,  сказала профессор Мэйберри.  Искренность твоего желания пожалуй, единственная причина, по которой я и другие учителя не превратили в лягушку тебя.

В следующие дни Аладдин долго раздумывал над словами декана. На самом деле у него никогда не было настоящего друга. В Шазабе он был настолько одержим поисками способов разбогатеть и наконец-то сбежать, спастись от гнетущей домашней обстановки, что даже не задумывался над тем, чтобы найти союзников. Он всегда считал, что будет идти по жизни один. Даже когда речь зашла о любовных делах, он решил, что заставить девочку выбрать его сможет только обманом. Идея завоевать чье-то сердце без жульничества казалась невозможной. Неужели он в самом деле так плохо думал о себе? И о других?

Может быть, вот почему ему так стыдно из-за Гефеста? Потому что Аладдин точно знал, что смошенничал. Изменилось бы что-нибудь, если бы джинн действительно выполнил его желание и влюбил в него Киму? Или же Аладдин точно так же чувствовал бы себя униженным, зная, что это все обман? Если любовь это узы, как сказала профессор Мэйберри, то какой в ней смысл, если она ненастоящая?

Его душе действительно хотелось чего-то большего. Союза, искренней и настоящей дружбы. Знания, что можно без опасений быть собой с кем-то другим,  даже с человеком, которого он обманул.

А в этом случае золотые рыбки ведь могли быть и правы?

Но проблема с Гефестом от этого никуда не девалась. Мальчик, на которого наложили порчу. Мальчик, с которым Аладдин плохо обращался. Как бы он себя чувствовал, если бы это его прокляли так же, как Гефеста? Если бы ему не оставили выбора?

Аладдин покраснел от стыда.

А потом прогнал от себя это чувство.

Хватит плохо думать о себе.

До Снежного бала остался еще месяц.

Пора получше узнать мальчика, с которым он туда идет.

 А что вообще нравится Гефесту?  спросил он, садясь напротив Кимы на завтраке.

Она от неожиданности чуть не подавилась пирожком с черникой.

 Что?

 Ну, знаешь, что делает его счастливым,  сказал Аладдин, стащив несколько виноградин с ее тарелки.

Кима потуже затянула резинку на хвостике.

 Слушай, если ты собираешься еще как-то его разыграть

 Я видел, как он пинает мячик. А еще он иногда практикуется в стрельбе из лука. Так что я знаю, что он увлекается спортом,  настаивал Аладдин.  А что еще?

Кима уставилась на него искренность застала ее врасплох.

 Э-э если честно, я не так хорошо его знаю. Ну, в этом смысле Вроде бы ему нравятся сэндвичи с сыром, потому что он после плавания всегда ест их сразу по несколько штук. А еще он неплохо играет в покер

 Спасибо!  ответил Аладдин и поспешно ушел.

Кима, совершенно сбитая с толку, уставилась ему вслед.

Тем вечером, уже начиная засыпать, она услышала в коридоре шорох, потом приглушенные голоса.

Она выглянула из комнаты, повернулась на звук и увидела Гефеста и Аладдина, сидящих посередине лестничного пролета между этажами и играющих в покер. Гефест взял сэндвич с сыром из большой горки и откусил кусок.

 Вообще убойные,  сказал он с полным ртом.  Лучше, чем те, что я ем обычно.

 Я подкупил волшебную кастрюлю на кухне, чтобы она их приготовила,  ответил Аладдин, доставая новую карту.

 Как можно подкупить волшебную кастрюлю?

 Отчистить от жира плиту, на которой она стоит. Я подумал, что стоять на грязной плите это примерно как спать в сырой вонючей кровати.

 Я слышал, что никогдашники как раз спят в сырых кроватях,  сказал Гефест.  Они так учатся страданию или типа того.

 Хочешь пострадать? Попробуй расти в доме, где родители хотят заставить тебя стать портным. Я даже не люблю одежду. Не стал бы вообще одеваться, если бы это не было обязательно.

 Потому что ты из пустынного царства, где всегда жуткая жара. А я с гор, там даже двух шкур бывает недостаточно, чтобы согреться.

 А ты не можешь просто переехать куда-нибудь?  спросил Аладдин.

Гефест нахмурился.

 Там живет моя семья. Это наш дом.

 Ну, на твоем месте я бы переехал со всей семьей на Бахимское взморье.

Гефест хихикнул.

 Говоришь как мой брат.

 Мне казалось, ты говорил, что он из вас двоих главный добряк,  заметил Аладдин.

Гефест вздохнул.

 Он так хотел стать всегдашником.

 Есть разница можно хотеть стать хорошим, а можно им быть,  ответил Аладдин.  Наверное, поэтому сюда попал ты, а не он.

 Ты лучше нас обоих,  ответил Гефест, выкладывая стрит-флеш[5].  Ты готов пойти со мной на Снежный бал, хотя на самом деле хочешь позвать туда принцессу Киму.

Аладдин фыркнул.

 Ты хочешь пойти со мной на Снежный бал только потому, что не в своем уме.

 Ну нет, у меня мозги нормально работают.

Аладдин снова фыркнул и перетасовал колоду.

 Кима ни за что со мной не пойдет.

 Почему?

 Потому что она видит меня таким, какой я на самом деле есть. Эгоистичным гадом,  ответил Аладдин.  А ты видишь во мне человека достойного того, чтобы его знали. Человека, которым я хотел бы стать. Это большая разница.

Он посмотрел на Гефеста. Но на этот раз во взгляде Гефеста не было никакой одурманености. Словно проклятие развеялось, и они просто сидели вместе два мальчика, которые впервые друг друга увидели по-настоящему, хотя раньше не понимали друг друга. Аладдин заерзал на месте, чувствуя себя беззащитным и уязвимым словно рядом с ним уже не заколдованный Гефест, а настоящий, и они сидят вместе, потому что сами так решили, а не потому, что их заставила магия. И это чувство его не пугало. Оно было приятным и теплым.

 Еще разок сыграем?  спросил Аладдин.

 С удовольствием. Я готов обыгрывать тебя хоть всю ночь,  усмехнулся Гефест.

Аладдин снова раздал карты.

Кима, стоявшая за углом, улыбнулась и на цыпочках ушла обратно в комнату.

Может быть, и она неверно смотрела на вещи.

Ее глаза выбрали Гефеста, а вот ее сердце слишком рано закрылось для другого.

Она легла спать со странной улыбкой на лице

А на следующее утро учеников Школы Добра разбудила гроза с черными тучами, молниями и громом.

Ливень застучал в окна, а затем ветер принес записки, которые врезались в каждое окно,  эдикты на пергаменте, украшенные колючками. Приказ Директора школы.

Снежный бал.

Его перенесли на более раннее время.

Он состоится сегодня вечером.

Глава 13

Полуодетый Райен ворвался в кабинет.

 Ты не можешь просто взять и перенести бал!

 Уже поздно,  отрезал Рафал, наблюдая, как Сториан рисует его брата, раскрасневшегося и промокшего.  А в чем дело? Мои никогдашники готовы. Неужели твои ученики настолько плохо подготовлены и слабы, что не смогут справиться с простыми танцами?

Добрый Директор взорвался.

 Не прикидывайся дурачком, Рафал! Снежный бал всегда, каждый год, устраивают в один и тот же день, а всегдашникам нужно время выбрать, кого пригласить, танцы порепетировать Они едва учебу начали! Почти не знают друг друга! Да и вообще, твои никогдашники даже не ходят на Снежный бал. Они только устраивают розыгрыши, хулиганят и действуют всем на нервы. Они вообще не должны получать приглашений!

 Они приглашены, потому что они неотъемлемая часть этой школы, равно как и я, как бы трудно ни было тебе это признать,  ответил Рафал.  Я решил, что дату нужно изменить, а ты был слишком занят плавал в пруду

 Я всегда плаваю в это время

 а мне не хотелось ждать, так что я издал эдикт на правах Директора школы я ведь до сих пор Директор школы, правильно?

Райен шумно вдохнул.

 Ты сделал это только потому, что Аладдин заставил эту девочку снова обратить на него внимание, и, если дать ему больше времени, он заслужит ее любовь и разрушит заклинание. А это значит, ты знаешь, что сказка Сториана закончится тем, что Добро победит, а ты останешься в дураках, какие бы идиотские поступки ты ни совершал, пытаясь испортить историю.

 А ты что, не пытался ее испортить? Ты вмешивался не меньше моего.  Рафал тоже начинал злиться.  Кроме того, как ты и сказал, всегдашники буквально живут ради балов. Так зачем же откладывать? Не вижу никаких причин ждать. Давайте все предадимся духу любви. Ты ведь этого хочешь, да? Чтобы Зло стало больше похоже на Добро. А я больше похож на тебя.

 Хватит. Дело не в мальчишке и не в бале. Дело в том, что ты попытался доказать, что знаешь больше, чем перо, и тебя проучили.  Райен сердито посмотрел на него, разглаживая на себе рубашку.  Я все отменяю.

Он повернулся к двери

Оттуда доносился хаос звуков: крики, вопли, раскаты грома.

Братья переглянулись и стремглав выбежали из кабинета.

Стоя на лестнице, они смотрели, как девочки и мальчики-всегдашники носятся по коридорам, держа в руках стопки тюли, шелка и атласа, врезаясь друг в друга, словно безголовые куры, и крича во все горло:

 Снежный бал! Снежный бал!

Рафал ухмыльнулся брату-близнецу.

 Как я и сказал уже поздно.

Глава 14

Когда на подготовку к Снежному балу дают всего несколько часов, а не недель или месяцев, приходится идти на жертвы.

Первой жертвой становится мода. Нет времени, как обычно, заказать наряды у знакомых швей; мальчикам и девочкам приходится справляться своими силами, и результат далеко не всегда устраивает профессора Мэйберри. («Это костюм!»  настаивает Руфиус. «Это пижама!»  рявкает Мэйберри.) Страдает и разбиение на пары. Мальчики приглашают не тех девочек, которых хотели бы, потому что девочки начинают паниковать и принимают предложение первой попавшейся особы мужского пола, у которой бьется сердце, поскольку боятся, что их не пригласит больше вообще никто. Слабые и тщедушные мальчики пользуются этой паникой, чтобы заполучить девочек, которые обычно им бы отказали, а более красивые и привлекательные мальчики нервничают, потому что «их» девочек уже разобрали, и уже им приходится приглашать первых попавшихся. В общем и целом выходит, что никто не доволен ни своей парой, ни своей одеждой, ни одеждой партнера, так что парад парочек в направлении танцевального зала обычно впечатляющее и веселое событие под аккомпанемент оркестра сверчков на этот раз по настроению больше напоминал групповой поход к зубному.

Но затем двери открываются, и все видят убранство зала разноцветную Страну Игрушек с огромными оловянными солдатиками, танцующими плюшевыми мишками и украшенный гирляндами рождественский поезд на железной дороге. Волшебный снег падает с крыши и превращается в конфетти на танцполе, а стены поблескивают синим льдом. Поговаривают, что зал украшал лично Добрый Директор, что несколько оживляет обстановку и напоминает всегдашникам, как им повезло оказаться здесь, в школе, где готовят героев, и их долг как знаменосцев Добра не только выжимать максимум из любой ситуации, но и быть за это благодарными. Их единство лишь крепчает, когда в зал врываются ученики Школы Зла, чтобы устроить традиционный розыгрыш, но он в этот раз выходит слабеньким они кидают на танцпол стеклянные шарики, но их быстро сметают в сторону зачарованные метлы. Никогдашники убегают им, как и всегдашникам, явно пришлось планировать буквально на бегу.

А что касается Аладдина и Гефеста возможно, вы удивились, почему они, эта пара, самая важная для всей истории, еще не были упомянуты, но на самом деле о них сказать еще нечего, потому что они опаздывают.

 С меня штаны сваливаются!  проворчал Аладдин, подтягивая их за пояс в отчаянной попытке поспеть за своим партнером.  Уточнение: твои штаны!

 Как ты вообще поступил в школу без нормальной одежды?  спросил Гефест. Он бежал впереди, одетый в изумрудно-зеленый дублет и идеально подходящие по размеру брюки.

 Меня похитили! Я вообще не должен был тут учиться!  крикнул Аладдин, на ходу застегивая одолженный красный жилет.  Это все глупости. Зачем мы идем на какие-то тупые танцы? Пусть они отплясывают на своем дурацком балу, а в нашем распоряжении будет все остальное здание!

 Говоришь как настоящий никогдашник,  поддразнил его Гефест.  Поторопись!

 Да ладно тебе, Геф. Давай лучше захватим столовую. Я могу уговорить кастрюли приготовить нам картошку с рыбой

 Если мы не успеем до первого танца, нас превратят в картошку с рыбой!  воскликнул Гефест, ускоряя шаг.

Аладдин вытаращил глаза.

 Первого танца?

Гефест резко свернул за угол и буквально подлетел к залу. Аладдин наконец нагнал его, и ребята распахнули двери

Мимо них в изящном вальсе скользили парочки. Всегдашники, одетые в зимние цвета, словно бутоны рождественских роз, кружились и вертелись во все стороны.

То был худший кошмар Аладдина, и все стало еще хуже, когда он увидел, с каким восторгом Гефест смотрит на танцующие парочки. Аладдин схватил его за руку и отвел к банкетному столику в углу, ломившемуся от разноцветного сахарного печенья и кувшинов с ароматизированным молоком.

 Неплохой улов у Кимы,  заметил Гефест, по-прежнему не сводя глаз с танцующих.  Абрам четвертый в очереди на престол Фоксвуда.

Аладдин тоже посмотрел в ту сторону и увидел Киму в малиновом платье с короткими рукавами и шелковыми рюшами. Она танцевала с румяным коренастым светловолосым мальчиком.

 Четвертый в очереди?  пробормотал Аладдин, набив рот печеньем.  Много кому придется помереть, прежде чем он сядет на трон.

Гефест сердито глянул на него.

 По крайней мере, он танцует.

 Танцы это для обезьян,  мрачно сказал Аладдин и отхлебнул бананового молока.

 Ты только что назвал обезьяной моего брата,  потому что он танцевал со мной по вечерам, репетируя свое выступление на балу, думая, что сюда возьмут его, а не меня,  парировал Гефест.  Давай, Аладдин. Станцуем один танец. Как можно сказать «мы сходили на бал», если мы даже не танцевали друг с другом?

 В тебе говорит заклинание,  фыркнул Аладдин.

 Какое заклинание?

Аладдин, набравшись смелости, посмотрел Гефесту в глаза. Больше врать было нельзя.

 Так слушай. Помнишь волшебную лампу, которую я принес на церемонию Приветствия? Ну, это  Он глубоко вздохнул.  Я украл ее обратно из кабинета декана Хамбурга, вызвал джинна и пожелал, чтобы Кима влюбилась в меня, но джинн был проклят и заставил тебя переключиться на меня. Так что все твои чувства ко мне ненастоящие.

Назад Дальше