В институте ему посчастливилось учиться вместе с сыном одного размашистого бизнесмена. Владимир Ульмасович вспоминал, что в те дни каждое утро просыпался в теплой и влажной постели и из этого делал вывод, что попал в струю. В сущности, так и было. Шаг за шагом он начал входить в зачарованный круг бизнеса, принадлежавшего отцу того сокурсника. Конечно, он был парнем на подхвате, лакеем, тогда как сокурсник принцем империи. Но время причудливо перетасовало колоду. Через пятнадцать лет после окончания парнями института тот самый бизнесмен, отец сокурсника Владимира Ульмасовича, погибнет при невыясненных обстоятельствах: его найдут спустя неделю после исчезновения, спрятанным в огромной итальянской вазе, красовавшейся в его кабинете. Официальной версией станет «самоубийства по неосторожности». В крови бизнесмена обнаружат лошадиную дозу алкоголя. Видимо, он напился, начал чудить, влез в вазу и не смог потом из неё выбраться. Такова была официальная версия. Что же касается неофициальной, её распространение Владимир Ульмасович пресёк лично. На тот момент он уже работал начальником службы снабжения в той самой компании и успел обрасти плотным клубком полезных и сомнительных знакомств. О неофициальной версии широкие массы не узнали. Сын бизнесмена, ведший и при отце праздный образ жизни, после его смерти опустился с облаков на асфальт бытия с удивительной быстротой. Казалось, ему на шею прицепили камень, чтобы помочь быстрее достигнуть дна. И он его достиг. Спился. А через год, успешно преодолев череду невнятных реформ и кадровых брожений, Владимир Ульмасович стал генеральным директором компании.
Надо заметить, что он не только не запустил дел, но и сумел заставить предприятие вращаться предприятие по новому витку на более высоком уровне. Себя Владимир Ульмасович тоже запустил на новый виток и начал вращать всех подчиненных.
Он был женат. Были дети: дочь Катя, вышедшая замуж за иностранца и эмигрировавшая в Польшу, и сын Георгий, готовившийся продолжить дело отца. Ещё были аквариумные рыбки, жутко дорогие. Жена Владимира Ульмасовича, Валерия, мечтала смыть их в унитазе, потому что они по ей одной известной причине служили постоянным напоминанием о регулярной неверности мужа. Но не смывала из жалости к немым созданиям. Так она и жила: смотрела на рыбок и одновременно ненавидела их и жалела.
9
В три часа Вальдимат ушёл с работы.
До больницы было минут двадцать пешком. На автобусе примерно столько же, только сидя. Вальдимат решил идти.
По дороге он то и дело мысленно возвращался к шраму на лице Жабоедова. Получалась какая-то мистика. Он же видел этот шрам вчера. Точно видел. Правда, выглядел тот, так будто Жабоедов заработал его месяца два назад. Может, это телепатия? Или психоз?
Вальдимат тряхнул головой, прогоняя ранние сомнения. Сейчас покажется врачу тогда и решит, что делать и о чем думать.
Позвонила Лиза, узнала, пошёл ли он к больницу.
Как раз иду, сообщил Вальдимат.
Ладно, вечером расскажешь.
Пока.
По дороге он несколько раз боролся с искушением снять с правого глаза пластырь и посмотреть на прохожих. Но что-то останавливало. Вдруг опять какие-нибудь видения приключатся? Нет уж, к врачу так к врачу. А уж после посмотрим.
В больнице было немноголюдно. Несколько женщин и пара скучавших от своей ненужности пенсионеров. Вальдимат взял талон и направился к кабинету окулиста.
Перед ним в очереди стояли две старухи с хмурым выражением утомленных возрастом лиц. Обе были старые и скучные. Трясущиеся руки, давно умершие волосы, стертая ластиком времени кожа обычное зрелище. Удивительно, что даже в таком предмогильном возрасте они интересуются своим здоровьем. Как будто оно им ещё пригодится на том свете. Вальдимат считал, что если доживёт до пожилой старости, то сразу же забудет о здоровье и всех запретах и ограничениях, которые оно ежеминутно накладывает на человека.
Старухи громко жаловались на одолевшие их недуги, то и дело перебивая друг друга. На Вальдимата они смотрели с укором, как на чужака, избалованного запасом неизрасходованного здоровья. Он порядком устал от этих разглядываний прежде чем наконец-то попал в кабинет.
Доктором была женщина, что сразу смутило Вальдимата. Жаловаться женщине, если она не твоя мать, казалось ему делом недостойным. Женщина ведь так устроена, что уже заранее готова искать изъяны в мужском организме. А если ей ещё и самому про них начать рассказывать, она наверняка станет искренне тебя презирать. Но Вальдимат поборол свои предрассудки и сел на стул.
Доктор смотрела на него усталыми от чужих болезней глазами. При появлении нового больного в кабинете она автоматически бросала взгляд на висящие над дверью часы. Но время двигалось безобразно почти стояло на месте. Единственной отдушиной для неё на работе была музыка. Мелодии, если они выстроены умело и гармонично, напоминали ей загубленное возрастом детство и навевали некоторые другие приятные воспоминания: первый поцелуй, первый стакан вина, первый мужчина. Даже монотонный голос диктора порой отвлекал от скудности больничных событий. Но радио вот уже неделю как молчало сломано. Приходилось встречаться с жалующимися на здоровье людьми в позорной тишине, и от этого становилось тоскливо вдвойне.
Доктор что-то записывала, а Вальдимат покорно ждал её внимания.
На что жалуетесь?
Вальдимат начал осторожно жаловаться:
Знаете, как будто радуги перед глазами, всё расплывается. Но когда смотрю одним левым всёвроде нормально.
А если только правым смотрите?
Тоже нормально. Но похуже
Конечно, он не стал говорить о тех метаморфозах, которые происходят с окружающими, когда он глядит на них, прикрывая левый глаз. Такая откровенность была преждевременной. Хотя, её правый глаз Вальдимата тоже немного искажал. Когда она просила его чередовать глаза, в правом глазном яблоке Вальдимата она предстала более толстой и обрюзгшей, как после бани.
Доктор посветила фонариком, заставила прочитать буквы на стене, даже постучала молоточком по правой коленке Вальдимата.
Доктор, что со мной?
Доктор села за стол и опять начала что-то писать.
Вальдимат разочарованно ждал.
Никаких патологий не вижу, сообщила она, закончив писать.
Так что же делать? не понял Вальдимат.
Нужно пройти более глубокое обследование. Проверить глазное дно, давление. Возможно, это связано с сосудами.
Она протянула ему направление в больницу в другом конце города.
На следующей неделе во вторник. У них там по записи, пояснила. А потом ко мне с результатами.
Вальдимат взял бумажку с какими-то каракулями и вышел. Облегчения он не почувствовал. Самое главное, непонятно, что делать с правым глазом. Смотреть на мир обоими глазами было невозможно. Подумав, Вальдимат решил не снимать пластырь. Дома и на работе скажет: врач прописал беречь от дневного света. Как-нибудь до следующей недели протянет.
10
У подъезда своего дома Вальдимат встретился с Фёдором. Тот сидел на лавке и угрюмо курил.
Привет, кивнул Вальдимат.
Фёдор стряхнул пепел с сигареты.
Сядь, буркунл он. Поговорим.
Я тороплюсь начал было Вальдимат.
Я тоже. Только к чему это не знаю. А ты знаешь?
Вальдимат остановился. Подумав немного, присел на край лавки.
Ты небось думаешь, я сволочь? вдруг спросил Фёдор.
Вальдимат стиснул зубы, чтобы не сказать правды.
Почему?
Ну-у Фёдор затянулся и замолчал, давая Вальдимату время самому ответить на этот детский вопрос.
В сущности, Вальдимат знал о Фёдоре только три вещи: он сидел за драку в парикмахерской, его жену зовут Амалия, и Фёдор частенько бьёт её во время ссор. Достаточно ли этого, чтобы считать человека сволочью? Вальдимат погрузился в размышления.
Выпиваю, жену бью, подсказал Фёдор, заметив, что мозг Вальдимата закупорился.
Ваши дела. Плохо, конечно.
Плохо, согласился Фёдор. Вот вчера опять, слышал? Конечно, слышал. Я ведь хотел просто лечь кино посмотреть, а она
Фёдор в отчаянии махнул рукой.
Что она? спросил Вальдимат.
Руку я ей вывихнул. Нечаянно, конечно.
Как вывихнул?
Толкнул а она об стенку.
Фёдор затоптал окурок.
Вот ведь жизнь, помрачнел он. Отец мой тоже, помню, однажды мать ударил. Ложкой по плечу как стукнул. За то, что борщ подала слишком горячий, а он язык обжёг. Такой гад был уму непостижимо. Слава богу, ушёл куда-то, а то бы я его точно сковырнул. И я тогда решил лучше сопьюсь, но женщину не ударю. И вот на тебе. Видать, кровь во мне порченная. От скота этого в наследство досталась.
Фёдор явно томился своим характером. Он был из тех мужиков, что сгоряча способны и голову свернуть, но потом, когда остынут, долго стесняются своего порыва. Даже всплакнуть могут.
Почему вы ругаетесь? спросил Вальдимат.
А тебе какое дело? вдруг обозлился Фёдор, словно лишь сейчас обнаружил сидящего рядом Вальдимата.
Вальдимат сразу притих. Если разговор будет развиваться в том же духе, Фёдор и ему руку вывихнет. А может, и обе. И зачем только вообще останавливался?
Ты вот чего сказал Фёдор. Прекрати к нам ходить, мебель двигать.
Так ведь твоя жена просит
Я тебя говорю: прекрати, внушал Фёдор. А то ведь не кончится всё это хорошо. Придется мне потом тебе морду бить. Думаешь, у меня кулаки казённые?
«А ведь точно хорошо не кончится», подумал Вальдимат.
Фёдор встал и пошёл домой. Вальдимат некоторое время сидел на лавке, чтобы не ехать вместе с ним в лифте.
Дома сказал встречавшей его маме:
Давай пистолет купим я пристрелю этого Фёдора.
Что случилось? не поняла мама. Подрались?
Увидев пластырь, она подумала, что Фёдор подбил Вальдимату глаз.
Да нет.
А что с глазом?
С глазом? Вальдимат успел забыть, что пластырь он наклеил уже на работе. А, да это так, доктор посоветовал пока заклеить. От света.
В коридоре появился папа.
Ты чего? удивился он. Избили, что ли?
Пришлось ещё раз повторить объяснение про пластырь и врача.
Ну, а Фёдор что? вернулась к началу разговора мама.
Сволочь он, сказал наконец Вальдимат то, что хотел сказать ещё сидя на лавке.
Разувшись, он прошёл к себе в комнату, оставив родителей в коридорном недоумении.
Неприятный осадок после разговора с соседом мешал Вальдимату наслаждаться свободным вечерним временем. Что бы такого сделать? Вальдимат лёг на кровать и потянулся. Хорошо бы этому Фёдору рожу расквасить прямо на глазах у Амалии. Да, вот это настоящее геройство! Но Вальдимат был слишком умён для геройства. Он все просчитывал наперёд и уже наверняка знал, что Фёдор легко его покалечит, если захочет.
Устав от своих мечущихся мыслей, он стал читать. Книги, если их читать, могут отвлечь от много в этой жизни даже от самой жизни, если очень-очень читать.
Позвонила Лиза, сказала, что сегодня не придет.
Марианна позвонила. Ты не поверишь, что мы вчера с тобой пропустили.
У Вальдимата зачесался язык сказать, что уже знает о драке, но он героически стерпел.
Они вчера с Витькой подрались! взвизгнула Лиза и принялась пересказывать всё, что Вальдимат уже слышал от Быбина.
Вальдимат отложил трубку недалеко, так, чтобы было слышно, и стал читать дальше. Щебетанье Лизы и текст книги причудливо сплетались, образуя какое-то новое произведение.
Едва Лиза начала выдыхаться и паузы между словами увеличились, он прильнул к трубке.
она позвонила, попросила встретиться, договаривала свой монолог Лиза. В восемь, после работы. А потом я домой.
Ясно, сказал Вальдимат. Тогда до завтра.
Целую. Пока.
Вальдимат снова вернулся к чтению. Но это было уже не так интересно, как чтение параллельно с Лизиной болтовней, и вскоре он отложил книгу.
Лиза жила на квартире у своей тётки старой девы по имени Светлана Ильдаровна. И хотя это была в меру воспитанная и даже приветливая женщина, которая, ко всему прочему, всячески одобряла связь Лизы с Вальдиматом, он не любил бывать у неё дома. Такая антипатия возникла у Вальдимата после того, как он в первый и единственный раз заночевал с Лизой у Светланы Ильдаровны. Старуха радушно их встретила и даже налила вишневого ликера из запасов своей молодости. Но потом, когда Вальдимат ночью вышел в туалет и обнаружил Светлану Ильдаровну, подслушивающую под их дверью, ему резко разонравились и она, и её ликер, и её квартира.
Вы что, подслушиваете?! растерявшись, спросил он.
Петух! обиженно фыркнула Светлана Ильдаровна, уплывая в свою комнату.
Вальдимат так рассердился, что чуть было не передумал идти в туалет. Но потом, прикинув, что до утра ещё далеко, всё же сходил. Лизе он ничего не стал говорить, не желая портить её отношений с тетей. Но больше Вальдимат в той квартире не ночевал.
Несколько раз Вальдимат и Лиза заговаривали о том, чтобы снять отдельную комнату или квартиру и жить, так сказать, голыми друг перед другом. Но каждый раз эта идея гасла, не причинив никому вреда. Оба понимали, что никаких перемен кроме лишних расходов это решение им не сулит. Они оба работали и могли себе позволить снимать жильё, но почему-то не могли ответить на вопрос: зачем им это нужно? С родителями Вальдимата жилось легко, дёшево и иногда даже весело. Конечно, порой молодость и старость, не умея разойтись в узком коридоре жизни, звонко бились лбами, но этот звон быстро стихал. Так что ни Лиза, ни тем более Вальдимат не стремились бунтовать. По молчаливому согласию они решили оставить сей вопрос до тех пор, пока не узаконят свои отношения.
Весь вечер Вальдимат бездарно пролежал на диване, не мечтая и не созидая. За стеной, у соседей, было тихо. Родители по-семейному копошились перед телевизором, вникая в новости и скандалы этого мира. Время тянулось медленно, но всё-таки ночь настала. Заснул Вальдимат на правом боку.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГОСПОДИНА Ч.
Мне всегда казалось необъяснимым чудом всё то, что мы называем природой. Ещё будучи ребёнком, я удивлялся тому, как маленькое тыквенное семечко превращается в огромное зелёное чудовище с длинными колючими щупальцами, с ядовито-жёлтыми, похожими на раскрытые пасти цветами, с плодами, больше напоминающими раздутые от какой-то неведомой болезни человеческие головы. Оглядываясь назад, в прошлое, я вижу, что сам когда-то был тыквенным семечком. А теперь превратился во что-то другое.
Я рос угрюмым. Друзей у меня никогда не было. Просто кучка знакомых. С некоторыми из них я и сегодня сталкиваюсь на улице. Но говорить нам не о чем, и мы просто проходим мимо.
С понятием «дружба» мне не все ясно. Не уверен, что она есть. Но так же сомневаюсь и в её отсутствии. Уверен только в одном: говорить о друзьях в прошедшем времени можно в одном случае когда их уже нет в живых. Если же кто-то говорит, что вот с тем-то мы когда-то были хорошими друзьями и человек, о котором он говорит, жив, значит, всё ложь: они никогда не были друзьями. Разговаривая на эту тему с людьми, я сделал забавный, но в общем предсказуемый вывод: люди живут ложью.
В моём прошлом был лишь один человек, которого я хотел бы называть своим другом. Но другом он мне не был: я не знал, что значит быть «другом», а он не хотел этого знать. Мы вместе работали ночными сторожами на химической фабрике. Уже не помню его имени. Все звали его просто: Щ. Бывший учитель физкультуры, уволенный за то, что избил двух школьников. Я узнал об этом не от него, а от своего сменщика. Когда я спросил об этом Щ., он послал меня подальше. Позже мы пили на дежурстве водку и он рассказал, что те школьники смеялись над старушкой, мылвшей полы в спортивной зале. Я спросил, почему он просто не сделал им замечание. Он сказал, что та старушка была похожа на его бабку, которая в детстве покупала ему халву тайком от родителей. Не знаю, был ли Щ. сумашедшим, но мне понравилась эта история и понравился он сам. В тот вечер, наверное, впервые в жизни я искренне проникся уважением к другому человеку.