Дело Аляски Сандерс - Стаф Ирина Карловна 5 стр.

Гэхаловуд вернулся к себе. Подъехав к своему новому дому, он сразу успокоился. Дневные тревоги словно смыло. Заглушив двигатель, он несколько минут любовался новым жилищем маленьким, но миленьким. Они с Хелен три месяца назад сразу в него влюбились. С тех пор как она забеременела, они пытались съехать из слишком тесной квартиры и купить дом: скоро их станет четверо, нужно место. Ему хотелось, чтобы у дома был хоть какой-нибудь садик. Они объездили много домов, но безрезультатно. Ничего подходящего. Пока не нашли этот. День тогда был дождливый, но, несмотря на непогоду, на вид дом им понравился сразу. Переступив порог, они уже не сомневались: оба представляли, как здесь закипит жизнь. В довершение всего цена оказалась очень низкой: дом нуждался в ремонте. Через десять дней они подписывали договор. Ремонтные работы начались месяц спустя, но, как всегда, затянулись, и в конце концов они смогли переехать только на прошлой неделе, за несколько дней до родов.

Гэхаловуд открыл дверь. Внутри в веселом беспорядке громоздились коробки, но ему было плевать. Он был счастлив. Хелен прикорнула на диване. Он нежно разбудил ее, она притянула его к округлившемуся животу:

 В этом доме так хорошо.

 Знаю. Где Малия?

 У моей матери. Сегодня ночует там.

 Прости, за весь день минуты не было тебе позвонить.

 Ничего страшного, я так и поняла, что тебе некогда.

 У нас убийство. Девушка, двадцать два года, нашли в лесу.

Гэхаловуд постарался выкинуть из головы образ Аляски.

 А ты как день провела?  спросил он, чтобы сменить тему.

 Сходила в тот магазинчик декора на Айзек-стрит. Смотри, что нашла.

Она встала и вытащила из бумажного пакета железную кованую накладку со сплетенными словами:

радость жизни

 Повесим снаружи, у входной двери,  пояснила Хелен.

 И что это будет значить?

 Нас! Нас в этом доме.

Гэхаловуд улыбнулся. После ужина он прибил настенное украшение под навесом крыльца. Как только он закончил, на аллее, ведущей к дому, остановилась машина: приехал Вэнс.

 Ну что?  спросил Гэхаловуд напарника, когда тот поднялся на крыльцо.

 Родители просто убиты. Нетрудно догадаться. Они официально опознали дочь.

Гэхаловуд принес две банки пива. Напарники сели на ступеньку и стали пить. Вэнс закурил.

 Милая хибарка,  сказал он.

 Спасибо.

 Но что вам приспичило переезжать за несколько дней до родов!

Вэнс разглядывал кованое украшение на стене, теперь оно будет встречать гостей.

 Радость жизни,  прочитал он.

 Это Хелен придумала,  сказал Гэхаловуд.

 Мне нравится,  одобрил Вэнс.  Это значит, не надо тащить сюда все ужасы, с которыми тебе придется сталкиваться.

Они посидели молча. Вэнс докурил сигарету и тут же достал еще одну. Он нервничал. Затянувшись пару раз, он подумал, что пора рассказать напарнику о своем решении. Мысли эти посещали его уже давно, но сегодня утром, увидев тело Аляски, он понял, что время пришло.

 Я начинал службу копом в Бангоре, в штате Мэн. Одно из моих первых дел семнадцатилетняя девчонка, ее убили, когда она возвращалась пешком с вечеринки у подруги. Звали Габи Робинсон. Никогда ее не забуду. Того, кто это сделал, так и не нашли. Сегодня утром, когда я увидел это тело на пляже, во мне поднялась целая туча дурных воспоминаний. Дело Аляски Сандерс станет моим последним расследованием, Перри. Мы поймаем того, кто это сделал. Мы его возьмем. Обещаю. Тогда я смогу посмотреть в глаза родителям Аляски и сказать им, что правосудие свершилось. А потом хватит с меня.

К дверям Гэхаловуда я подошел сильно заранее с цветами, бутылкой вина и подарком для Лизы. И, нажимая на звонок, как всегда, задержался взглядом на кованой вывеске, встречавшей гостей: Радость жизни.

Глава 3

Радость жизни

Нью-Гэмпшир

6 апреля 2010 года

Этот дом за последние два с лишним года стал средоточием нашей дружбы. Я начал захаживать сюда летом 2008 года, в разгар дела Гарри Квеберта. Тут я познакомился с Хелен, изумительной женой Гэхаловуда, и его прелестными дочками, Малией и Лизой. Настоящей вехой в наших с ними отношениях стало Рождество того же года.

* * *

Декабрь 2008 года

Дело Гарри Квеберта было завершено несколько месяцев назад, и общались мы редко, от случая к случаю. Но нерегулярность контактов как всегда бывает с глубокими чувствами нисколько не затронула оснований нашей дружбы. Я осознал это однажды утром, во время той праздничной передышки, когда время словно останавливается. Мне пришла по почте маленькая посылка от Хелен Гэхаловуд местные нью-гэмпширские деликатесы и открытка с поздравлениями. На открытке был потрясающе правдивый портрет всего семейства: Перри, в одном из своих жутких галстуков, глядел в объектив с видом рассерженного бизона, а сияющая Хелен обнимала дочерей. Внутри несколько строчек, написанных рукой Хелен:

А пониже, рукой Перри:

Эти знаки внимания перевернули мне душу, заставили осознать собственные чувства к семейству Гэхаловудов. Мне захотелось немедленно ответить взаимностью, и я принялся печь для них пирог. Соорудил единственный десерт, какой умел готовить,  банановый пирог, его всегда пекла в эти дни тетя Анита. Получался он только из очень спелых бананов. Через час, когда пирог был готов, я прыгнул в машину и за четыре часа добрался до Конкорда, штат Нью-Гэмпшир. Под вечер я позвонил в дверь дома Гэхаловудов. В руках у меня был пирог и какие-то безделушки, захваченные в придорожном торговом центре. Засиживаться я не собирался: весь этот путь в обнимку с жалким пирогом был всего лишь моим ответом на их слова: И вы, вы тоже лучшее, что случилось со мной в 2008 году. Друга нельзя встретить, он объявляется сам. Так случилось и с ними. Это были настоящие друзья, таких у меня не было вернее, больше не было со времен моей славы. Кроме Гарри Квеберта.

Помню улыбку Хелен, когда она открыла дверь и увидела меня с моим смешным подарком. На миг она застыла в изумлении, потом бросилась мне на шею.

 Маркус! Маркус, ты откуда?  Обернувшись в дом:  Перри, иди сюда, это Маркус!  Снова поворачиваясь ко мне:  Холод собачий, заходи.

 Не хочу вам мешать,  сказал я.  Я тут проездом.

 Ну-ну, зайди хоть на минутку.

Я послушно переступил порог дома. Внутри царила веселая суматоха: Гэхаловуды играли в какую-то настольную игру. Подошел Перри и в виде приветствия чуть не раздавил мою руку в своей.

 Писатель, вот так сюрприз! Что вас привело в наши края?

 Ничего особенного, просто заехал отдать пирог, который для вас испек. Сейчас сваливаю. Спасибо за посылку. И особенно за открытку. Я страшно тронут. Держите, сержант, это вам.

Я протянул ему один из купленных мною четырех пакетиков. Перри открыл его и с отвращением взглянул на новый галстук:

 До чего же страшен.

 Все как вы любите, сержант.

Он поблагодарил меня и вдруг насупился: опытная гончая подняла зайца, которого я только что подкинул.

 Минуточку, писатель! Вы сказали сваливаю? Вы что же, хотите сказать, что едете назад в Нью-Йорк?

 Ну да,  ответил я, как будто это само собой разумелось.

 Дьявол вас раздери, Гольдман! То есть вы мне тут рассказываете, что ехали четыре часа, чтобы отдать нам подгорелый пирог, а теперь собираетесь катить обратно?

Я не нашелся что ответить, лишь кивнул и уточнил:

 Он только кажется подгорелым, он так и должен выглядеть. В середке он нежный, вот увидите.

Перри воздел очи горе:

 Писатель, по-моему, вы окончательно спятили. Ну-ка, давайте сюда свою куртку и не забудьте разуться, сейчас мне тут снегом везде натопчете! Гоголь-моголь любите? Только что приготовил, обалденный.

 От гоголь-моголя никогда не откажусь,  улыбнулся я.

Я просидел у Гэхаловудов до самого вечера. Играл с ними в Тривиал Персьют, Монополию и Скрэббл, потягивал из чашки гоголь-моголь, который Перри щедро доливал своим самогоном. Остался ужинать. Когда пришло время ехать домой, Хелен и Перри забеспокоились, как же я буду в такой час возвращаться в Нью-Йорк.

 Поеду в мотель, видел тут один на обочине,  успокаивал их я.

 Мотель у меня в подвале,  решительно заявил Перри.

Он отвел меня туда, разложил диван-кровать, занимавший чуть ли не всю тесную комнатушку, открыл шкаф и показал, где постельное белье.

 Если Хелен спросит, так я вам постелил. А то она опять разворчится, что я не умею принимать друзей. Спокойной ночи, писатель.

 Спокойной ночи, сержант. И спасибо. Спасибо за все.

В ответ он только фыркнул, как бизон, что на его сварливом языке должно было означать не за что. Так в мою жизнь вошли самые дорогие друзья.

* * *

В тот апрельский день 2010 года, стоя перед домом Гэхаловудов, я перебирал в памяти эти счастливые воспоминания. Перри встретил меня не слишком радушно. Открыв дверь, он чертыхнулся:

 Чтоб вам провалиться, писатель, вы зачем приперлись? Сказано вам было к шести!

 Пришел помогать.

 Никто в вашей помощи не нуждается!

Из-за спины мужа появилась Хелен с ее всегдашней солнечной улыбкой:

 Маркус, как я рада тебя видеть!

Она отодвинула супруга и обняла меня.

 Я раньше времени, но я вам подсоблю,  объяснил я, протягивая ей цветы.

 Маркус, ты прелесть.

Она понюхала букет и препроводила меня на кухню. Перри замыкал шествие.

 А ваша жена говорит, что я прелесть,  ехидно заметил я, обернувшись к нему.

 Ох, писатель, заткнитесь!

 Нет, сержант, вы мне объясните, как так вышло, что эта невероятная женщина вышла замуж за такого, как вы?

 Сами подумайте.

 Из жалости, наверно.

 Ну-ну.

 Держите, сержант, вино это вам. По-моему, вы такое любите.

 Спасибо, писатель.

Хелен и Перри собирались устроить вечеринку с фахитас, Лиза его обожала. Ждали человек двадцать, и я на кухне прилежно резал курицу, перцы, сыр и давил спелые авокадо для соуса гуакамоле. Вышло два полных подноса, и мы с Перри более или менее удачно их украсили.

Хелен, улучив минуту, спросила, как моя амурная жизнь:

 Что, Маркус, по-прежнему ходишь холостяком?

 Подружку себе завел,  сообщил Перри.

 Да ну?  удивилась Хелен, напустив на себя обиженный вид: почему это я ей не сказал.  Давай рассказывай, Маркус.

 Совсем недавно, не заводись.

 Стало быть, кастинг принес плоды?  поддела меня Хелен.  А дух твоей матери выбор одобрил?

 Сержант!  возопил я.  С ума сойти, вы что, все ей рассказали?

 Она моя жена, я от нее ничего скрываю! И вообще, это же круто вам является мать и высказывает свое мнение.

 Ее зовут Реган,  сказал я Хелен.

 Твою мать?

 Нет, девушку! Она пилот гражданской авиации. Живет под Монреалем.

 И давно вы вместе?

 Да уже три месяца!  опять наябедничал Перри.

 Три месяца? Дело серьезное,  заметила Хелен.

 Не знаю пока,  сказал я.  У нас не было случая подольше побыть вместе.

 Дело очень серьезное,  влез Перри.  Он ее везет в отпуск на Багамы!

 Ради всего святого, сержант, не делайте из мухи слона!

 Бедная девочка,  продолжал подтрунивать Перри,  если бы она знала, что ее ждет.

Мы расхохотались.

Малия и Лиза одна за другой вернулись домой. Обе, увидев меня на кухне, кинулись мне на шею в восторге и изумлении. С тех пор, как я видел их последний раз, они подросли. Лизе исполнялось одиннадцать, она заканчивала начальную школу. Малии было девятнадцать, в прошлом году она окончила лицей и поступила на подготовительное отделение университета. Отношения у нас сложились приятельские: они любовно называли меня «дядя Маркус», что меня очень трогало.

К шести часам на праздник подтянулись бабушки, дядья, тетки и кузены. Тот вечер оставил у меня яркие воспоминания оживленные разговоры, взрывы смеха. Лиза, задувающая свечи. Наше с Перри состязание кто состряпал пирог лучше? Хелен за роялем, красивая как никогда, поющая джазовые вариации на расхожие музыкальные темы.

Я ушел в двенадцатом часу ночи. Мог ли я вообразить, что в следующий раз, когда попаду в этот дом, все здесь будут убиты горем?

Сержант Гэхаловуд вышел на улицу меня проводить:

 Уверены, писатель, что не хотите остаться у нас ночевать?

 Нет, сержант, спасибо, надо ехать в Нью-Йорк.

 Приедете середь ночи,  заметил он.

 Я темноты не боюсь.

Мы по-братски обнялись.

 Хотел бы я быть как вы, сержант.

 Там хорошо, где нас нет, писатель.

 Знаю но завидую вашей с Хелен семье. Вам, похоже, так хорошо вместе.

 Семья это тяжкий труд, писатель. У вас все впереди. Порхайте лучше с цветка на цветок, так тоже неплохо.

Он смотрел на меня в упор, словно хотел подчеркнуть, что говорит серьезно.

 Что у вас за трагедия, сержант?  спросил я.  Сегодня днем, на пляже, вы упомянули какую-то драму, которая случилась ровно одиннадцать лет назад, в Лизин день рождения.

Он ответил вопросом на вопрос:

 А у вас что за трагедия, писатель?

 То, что случилось с моими кузенами, Вуди и Гиллелем.

 Вы мне ничего не говорили.

 Вот, сказал. Теперь, сержант, ваш черед отвечать: что случилось 6 апреля 1999 года?

 Знаете, писатель, настоящие раны любят тайну. Про них надо молчать: они рубцуются, только когда держишь их при себе.

 Не уверен.

Повисла долгая пауза. Потом Гэхаловуд произнес нечто загадочное:

 Лес Уайт-Маунтин вам это о чем-то говорит, писатель?

 Нет, а что?

 Это и есть моя драма. Ладно, не будем портить старыми воспоминаниями такой прекрасный вечер. Будьте осторожны на дороге и пришлите мне из Нью-Йорка эсэмэску, что добрались.

 Хорошо, мамочка.

Он улыбнулся и ушел в дом. Сев в машину, я тут же полез с телефона в интернет. Набрал в поисковике Лес Уайт-Маунтин и дату 6 апреля 1999 года. Но ничего не нашел. На что намекал сержант Гэхаловуд?

Мои разыскания прервало сообщение от Реган. Днем я послал ей по имейлу билет на самолет и ссылку на сайт Харбор Айленд. Она писала, что я сумасшедший. Я немедленно ей позвонил.

 Мы едем на Багамы?  закричала она восторженно и недоверчиво.

Я все устроил так, чтобы мы могли отправиться вместе из Монреаля: заеду на несколько дней на съемки, а потом мы улетим в наш маленький рай.

 Числа тебя устраивают?  спросил я.  Я пока могу поменять бронь и сдвинуть даты, если что.

 Числа идеальные. Все идеально. Ты идеальный чувак, Маркус Гольдман. Мне страшно повезло, что я тебя встретила.

Я улыбнулся. Я был счастлив.

 Отъезд через десять дней,  сказал я.  Для меня еще не скоро.

 Для меня тоже, Маркус. Мне тебя не хватает.

 И мне тебя не хватает. Ложишься спать?

 Да, уже в постели. Ты доехал до Нью-Йорка?

 Нет, остановился в Нью-Гэмпшире. Поужинал у близких друзей. Я тебе, по-моему, про них говорил.

 У Гэхаловудов?

 У них самых. Очень хочется тебя с ними познакомить.

 Я с удовольствием.

 Спи давай,  сказал я.  Завтра поговорим.

Мы нажали на отбой.

Реган была не в постели. Реган лгала. Ее не было дома, она бродила по соседней пустынной улице, якобы выгуливая собаку. Закончив разговор, она выключила телефон, вернее, телефон с предоплаченной симкой, с которого мне звонила и которым пользовалась только для общения со мной, спрятала его в карман и вернулась к себе. Муж в гостиной смотрел телевизор, она села рядом. Он заметил, что у нее странный вид:

 Все хорошо, дорогая?

 Все хорошо.

Она посидела немного, уставившись невидящим взглядом в телевизор, потом поднялась на второй этаж, поправить одеяло двум своим детям.

Выдержка из полицейского протокола

Допрос Роберта и Донны Сандерсов

[Роберт, он же Робби, и Донна родители Аляски Сандерс. Она их единственная дочь. Беседа записана в помещении уголовного отдела полиции штата Нью-Гэмпшир в воскресенье, 4 апреля 1999 года.]

Не могли бы вы коротко рассказать о себе?

робби сандерс: Мне пятьдесят три года. Владелец электромонтажной фирмы.