Софи Данло
Поцелуй дракона
Глава 1
1
Морозная, светлая ночь. Снежный лес высоких пихт и елей с пышными ветками. Опускающаяся луна и звёзды на тёмном полотне едва разбавляли густые тени. Но благодаря снегу, в котором тонул густой лес, видимость была куда лучше, чем в тёплое время года. Но и сейчас лес вполне оправдывал название: «Тенистый» всегда наполненный тенями, густотой и одинаковостью.
Алая капля тёплая, кажущаяся в темноте чёрной упала на снег. Упала вторая, третья, и затем ещё несколько. Окровавленная рука юноши схватилась за ствол и, удерживаясь, сдирала чешуйки коры. А изо рта вырывались тяжёлые выдохи и создавались облачка пара.
На краю заснеженной полянки на ель навалился Мати́ас: высокий, стройный и в хорошей физической форме. Тёплая одежда взмокла от пота. Из-под съехавшей на бок тёмной шапки выглядывали волнистые кончики чёрных волос. Капюшон утеплённой мехом накидки длиной до локтей давно спал с головы. А на правом боку был глубокий порез от лезвия оно разрезало тонкую кожу жилета с тремя ремешками на груди, толстую ткань серой туники и ткань рубахи.
Несмотря на то, что недалеко от начала леса располагается город, а недалеко от него деревня, а там и до тракта рукой подать, гостей в этом лесу не бывает. Благодаря рассказам, порождённым причудой воображения, обуянного страхом, видеть в тенях то, чего там нет; и ничем не подтверждённым слухам, о том, что в лесу обитают свирепые хищники, духи и магические существа. Хотя опровергнуть эти слухи так же сложно, как и доказать, а никто и не рвётся совершить эту миссию.
Изо рта Матиаса вырывались жаркие выдохи. В просветах хвойных веток в ночном свете его светлая кожа казалась бледнее чем обычно. Кровь, которая в полутемноте казалась чёрной, струилась, а рана пульсировала жаром. С окровавленной руки упала очередная капля крови в снег, и ещё одна, и ещё. Но кровь пока не задела серые штаны и кожаные ботинки.
Морщась, Матиас тремя рывками снял тонкий шарфик из-под накидки свернул его дрожащими руками и, шипя, прижал к ране. Зажав рану и впиваясь левой рукой в ствол, он выпрямился покачнулся, а вместе с ним покачнулся одноручный топор, который был слева на ремне в креплении-петельке; и посмотрел через полянку на продолжающийся лес, который размывался и терялся в паре, вырвавшимся изо рта. А в карих глазах виднелись: усталость, боль, и будто Матиас готов вот-вот сдаться.
Вдруг позади послышались голоса, и Матиаса пронзил страх. Он обернулся и присмотрелся. Там среди деревьев, теряясь в тенях мелькали и исчезали огоньки не то от факелов, не то от ламп.
Выдохнув страх и панику, Матиас взял себя в руки поправил кожаный рюкзак, который выглядел как панцирь, и лук с колчаном стрел; безотчётно проверил маленький кожаный кошель справа на ремне и побежал через полянку, и снова в лес. Матиас пробирался через сугробы, а там, где ветра уплотнили снег, бежал как можно быстрее; постоянно хватался за стволы и тяжело выдыхал; рана пылала, рыдала и обливалась алым страданием, которое шептало неминуемую гибель.
Лес становился гуще, снега под ветками меньше. Матиас бежал, уже больше шёл, и зажимал рану шарфиком, пропитанным кровью; он в очередной раз обернулся и посмотрел назад через плечо. Преследовали не оторвались шли по его следам. Сдерживая стон отчаяния, не позволяя страху и панике взять верх, Матиас сделал вдох. На выдохе он собрал оставшиеся силы и попытался ускориться; но главным было продолжать бежать.
2
Недалеко от Матиаса, в той стороне куда он, углубляясь глубже в Тенистый лес, шёл-бежал находилась девушка А́ннет. Она, смотря по сторонам, стояла в густых тенях под хвойными ветками и очерчивалась в темноте как одна из теней леса: невысокий рост и стройная фигура, небольшая грудь и средние бёдра.
Среди деревьев был небольшой открытый участок, на котором снег бледно искрился в свете ночи. К нему приблизилась Аннет и из густой тени под еловой веткой на свет выглянуло овальное, небольшое лицо с плавными чертами, немного курносым носом, средним ртом с чуть пухлыми губами и глазами пурпурного цвета. Кожа была светлая, с легко-вечным загаром она никогда не была бледной, а благодаря множеству жарких лет загар так въелся в кожу, что ослабевал только зимой, но никогда больше не уходил полностью, а в тёплое время года лишь немного обновлялся, ведь дни ребёнка, который проводил бо́льшую часть на улице на заднем дворе, в саду или на крыше остались позади.
Продолжая всматриваться в тени и прислушиваться, Аннет вышагнула на свет. Она казалась миниатюрной, но не слабой и не хрупкой; а в её прямой осанке и манере держаться виднелась лёгкость. Сапоги высотой до середины голени облепил снег, и немного налипло на подол тёмно-зелёного шерстяного платья, которое едва касалось сапог и в шаге иногда были видны серые колготы. Платье было простое и ношенное уже не первый год: приталенное, но не стискивающее движений, с прямым подолом и круглым воротом у шеи. На голове был надет капюшон вязаной коричнево-зелёной шали она ложилась на спину, скрывая лопатки, а концы, прикрывая грудь, шли наискосок, затем вокруг тела под грудью, и завязывались на солнечном сплетении. На талии был повязан шерстяной платок он прикрывал ягодицы и левое бедро. Поверх был ремешок, а тело пересекал широкий ремень сумки, лежащей на левом боку, поверх платка. Сумка же была из тёмно-бежевой плотной ткани.
Остановившись, Аннет выдохнула облачко пара и поправила вязаные митенки без пальцев. Она явно не боялась находиться в глуши леса в позднее время. Однако на её лице всё отчётливее виднелось беспокойство, а глаза продолжали искать у стволов, под кустами, на ветках.
Вдруг Аннет заметила, как в дупле блеснуло два круглых глаза и на её лице отразилось облегчение.
Фи́ва, сказала Аннет. Ты почему убежала? Это же была просто сова.
Она сняла капюшон и приблизилась к дуплу. Волосы были прямые и светлые: русые холодно-пшеничные длиной покрывали лопатки; нижняя часть волос была распущена, а верхняя заплетена в несколько кос, которые собирались на затылке в хвост.
Прости, сказала Аннет. Я знала, что не нужно было брать тебя в лес ночью, по эту сторону гор. И, взявшись за край дупла, она привстала на цыпочки. Ну, же, иди сюда. И, улыбаясь, она протянула руку. Идём домой.
Из дупла раздались тонкие, жалобные, утробно-гортанные звуки похожие на тявканье лисы и они выражали согласие.
Давай же, сказала Аннет. Иди ко мне.
Сегодня ночь была тихая, спокойная и безветренная точно мороз съел все звуки и тех, кто их мог бы издать. И когда копошение в дупле, заглушил скрип снега, Фива замерла, а Аннет повернула голову влево. Её сердце забилось быстрее, тревога завертелась в груди вместе с волнением и опасениями.
Отчётливо распознавались шаги: сбивчивые, через разные промежутки времени; и они приближались, и приближались.
Не вылезай, прошептала Аннет. Она развернулась к приближающейся опасности с суровым, напряжённым лицом; осанка стала прямее, а плечи стали одной линией.
Пыхтение, скрип, ругань шёпотом; ещё дальше ещё больше скрипа, голосов и криков всё это разрезало тишину Тенистого леса и, казалось, даже ветки елей со снегом потяжелели от недовольства, а пихтам хотелось заскрипеть от возмущения, но, как назло, не было помощника-ветра.
Взгляд Аннет был устремлён на голоса вдали, и когда кусты задребезжали в трёх шагах перед ней она вздрогнула. Но она тут же собралась и напряглась.
Из-за куста, с веточек которого осыпался снег, в широком шаге, точно в последнем рывке, вышел Матиас запыхавшийся, держался из последних сил и прижимал к ране на правом боку пропитанный кровью шарфик.
Аннет удивилась и, нахмурившись, смотрела на Матиаса внимательным, настороженным взглядом.
Матиас пошатнулся, выпрямился, поднял взгляд увидел её, и замер. Усталость и боль сползли с его лица как вуаль мышцы разгладились, веки чуть расширились, а рот приоткрылся. Он увидел её милое, хмурящееся личико; увидел удивительные глаза пурпурного цвета, которые будто чуть светились в бледном свете морозной луны, и которые перевернули его мир. И они были прекрасны.
Она была прекрасна.
От каждой поры кожи и до светлого волоска, от каждой реснички и до хмурой, настороженной морщинки. Это было самое прекрасное создание, которое Матиас когда-либо видел. И от неё словно вырвался вихрь пурпурных бабочек, влетел через его приоткрытый рот по пересохшему горлу, мимо горящих от холодного воздуха лёгких и в грудь, в душу. Пурпурный вихрь роился, трепыхаясь множеством прекрасных крыльев, и душа Матиаса обрела крылья и затрепетала вместе с ними.
За все свои двадцать шесть лет Матиас не познал любви, но он знал, что это любовь.
«Как это возможно?», маячил вопрос на заднем плане сознания.
Матиас не знал её. Он увидел её и прошло только три секунды, но он уже любил её с первого взгляда, всегда и после. Каким-то образом он всегда знал, что любил её. Как только она родилась, или даже до этого она всегда существовала в его жизни. Или его жизнь никогда не существовала без неё.
Аннет была озадачена реакцией и странным взглядом Матиаса. В её груди что-то вертелось, разворачиваясь и вырастая; сердце вело себя очень странно, а тело охватило непривычное волнение, и каждая его клеточка сияла и трепетала.
Аннет смотрела на Матиаса в тени и не видела чёткости в чертах лица, не видела чёткости в глазах и ей захотелось всё это увидеть при свете луны или в лучах солнца; захотелось приблизиться, рассмотреть, коснуться, почувствовать это напугало так, словно изнутри Аннет ошпарили кипятком. Она отступила на полушаг, почувствовала слабость в коленях и едва не присела; она хотела отступить, убежать, но ноги приросли к земле, и она не понимала, что происходит.
Матиас не заметил, как убрал руку от раны, как упал кровавый шарфик на снег. Но позади послышался мужской голос:
Кровь! воскликнул он. Кровь! Туда! Быстрее!
Это разорвало момент, как страницу. И во вспышке реальности, Матиас пришёл в себя как от разряда ледяной молнии. Он обернулся и посмотрел через плечо огоньки от факелов были близко, и показался силуэт рослого мужчины. Матиас повернул голову обратно и в глазах поплыло. Из-за остановки, из-за неё адреналин перестал нестись по венам; страх возвращался, но был больше не по размеру и не мог полностью залезть обратно в тело и подстегнуть инстинкты, не мог заставить Матиаса действовать в прежнем темпе.
Беги, выдавил он. И на личике прекрасной незнакомки отразилось изумление.
Матиас сделал шаг и боль пронзила бок; он, пытаясь зажать рану исчезнувшим из руки шарфиком, накренился упал и частично потерял сознание. Матиас пытался выкарабкаться, но сил не осталось, а мозг словно дал команду «безопасность», или «сдаться». Но Матиас всё равно пытался, не сдавался.
Растерянная, изумлённая Аннет шагнула к Матиасу; к краю дупла придвинулась Фива, и блеснули глаза. Но Фива не выглянула, а Аннет не успела присесть.
Скрип снега, тяжёлое дыхание и голоса между стволов показались мужчины разного роста и телосложения, но все были в хорошей физической форме. Они были одеты хорошо, тепло, у всех были шапки и утеплённые накидки. У одного на спине был лук, у другого арбалет, двое были вооружены парными кинжалами, один мечом и кинжалом, а самый рослый и сильный двумя увесистыми одноручными топорами с гравировкой медведя.
Наёмники вышли на открытый участок, где на спину перевернулся Матиас и боролся с тем, чтобы не упасть в объятия черноты и холода. С боку от него замерла Аннет с растерянностью и жалостью она смотрела на побледневшее лицо Матиаса, в его приоткрытые глаза с трепещущими веками. Её душа стенала от жалости к нему, от желания помочь и это сбивало с толку. С чего бы ей помогать тому, от кого она обычно защищается? Изредка убегает. Но в большинстве случаев она прячется и старается не сталкиваться.
Наёмники запыхавшиеся, потные, злые останавливались неровной линей на краю полянки, и с удивлением переглядывались.
Эй! рявкнул рослый мужчина. Девчушка, ты чего в такой глуши одна делаешь?
И это наш пленник! воскликнул лучник и снял лук со спины. Не трогай!
Аннет отмерла она выпрямилась, расправила плечи, и показалась идеальная осанка, не хуже, чем у знатных женщин в городах, на которых наёмникам счастливилось смотреть только с расстояния на каком-нибудь хорошем рынке. До того, как одна из таких знатных дам их и наняла, хотя обычно нанимали только мужчины да юноши.
Аннет повернула голову лицо было спокойное, но холодное, суровое. Взгляд пурпурных глаз поднялся и устремился на наёмников. Те ахнули, замерли, двое отступило, а один прирос к земле.
В, попытался сказать арбалетчик. В Ведьма!
Стой, где стоишь, демоново отродье! крикнул наёмник, вооружённый парными кинжалами.
Не разбираясь, не думая, мужчины, дрожа внутри от страха, вызванного предрассудками, вынули оружие и встали в стойки. Аннет не испугалась, не удивилась, а лицо наморщилось от недовольства.
Беги, прозвучало сиплое слово слева от Аннет.
Она в изумлении опустила взгляд на Матиаса. Его лицо с испариной, с сухими губами в холодном, бледном свете ночи было болезненным. Карие глаза смотрели на неё с сожалением, с мольбой, с желанием защитить и спасти; но веки тяжелели и он едва боролся. Его слово, его взгляд поразили Аннет мягкой стрелой, и душа встрепыхнулась.
Наёмники двинулись в стороны, чтобы окружить, и держали оружие наготове; а арбалетчик и лучник отступили для лучшей позиции и вынимали снаряды из колчанов на спинах. Аннет подняла обозлённое лицо; и было видно то, что ей явно не впервой бороться, не впервой защищаться и защищать.
Веки Матиаса попеременно закрывались, кровь струилась из раны, а пальцы могли сжимать только холодный снег; он проваливался в маленькие ямы и последние мгновения разделились на непонятные фрагменты, как осколки разбитого стекла.
В первом фрагменте Матиас увидел, как Аннет, не имея страха в профиле лица и в уголке прекрасного глаза, отступила и развела руки в стороны.
В втором фрагменте Матиас почувствовал жар от пламени и увидел свет где-то в стороне; услышал изумлённые, испуганные ахи и вскрики наёмников.
В следующем фрагменте голоса и крики стали воинственными; приоткрывшимся глазом, в расплывчатом взгляде Матиас увидел Аннет она проскользнула как одна из теней Теневого леса, и снова возникло пламя в стороне.
В следующем фрагменте послышался грохот, будто бы рухнуло здание, и Матиас почувствовал телом, как онемевшим, вибрацию земли. Раздались перепуганные крики, и затем раздался рёв громкий, оглушительный и сотрясающий Теневой лес. Рёв, не достигнув финала, оборвался, так как Матиас провалился в ямку забвения и черноты.
Последний рывок к сознанию, последние силы новый фрагмент и Матиас приоткрыл оба глаза. Он увидел, как в небо поднялось нечто большое и белое, и как мелькнули светлые когти такого размера, которого он никогда не видел. На него и на лес упала тень, а от взмахов больших крыльев поднимались завихрения снега, скрипели ветки, стонали стволы и осыпа́лся снег. Слышались удаляющиеся крики, перепуганные возгласы, мольбы. Но затем наступила чернота силы Матиаса иссякли, и он больше не очнулся.
Глава 2
1
Матиас проснулся лёжа на спине и открыл веки. Перед глазами был серый, неровный потолок, а точнее свод пещеры. Часто моргая, Матиас приходил в себя и вспоминал, что произошло быстрые фрагменты, которые не складывались в одну картину. Но он отчётливо помнил её: милое личико, необычные глаза, русые холодные волосы, темно-зелёное платье.