Вот что значит профессионал.
А дальше следователь нашел и кассиршу, которая Володьке билет выписывала. Она тоже профессионалкой оказалась. Вспомнила человека, который ей «Аленку» подарил. Потому что за такую услугу, если хотите знать, ей в прошлом году один артист бутылку коньяка поставил, а этот, понимаешь, «Аленкой» ограничился. Короче, запомнила она и Володьку, и «Аленку», и Одессу.
Ну а там уж дело совсем простое было. Подняли корешки билетов и разыскали родственничка.
Надо сказать, что дядя очень удивился, когда вором Володька оказался. А Володька тоже расстроился, потому что не мог уже дяде очки втереть, не мог он ему сказать, что едет на Север работать.
И к неприятности с кражей добавилось еще огорчение, связанное с родственными чувствами, а именно с тем, что не смог Володька скрыть от дяди свое неэтичное поведение.
Потому что Володька по-своему очень любил своего дядю, о чем свидетельствует и его последнее слово на суде. Он так прямо и сказал в нем: «Дядя, прошу вас, не обижайтесь на меня. Потому что я все равно люблю вас как родного, но ничего с собой поделать не мог. Не обижайтесь на меня, дорогой мой дядя. Я больше не буду».
Ах, любовь
Она: Вот честно скажи, ты меня любишь?
Он: Честно?
Она: Честно.
Он: Честно-честно?
Она: Честно-честно.
Он: Люблю.
Она: А за что ты меня любишь? Только честно.
Он: Честно-честно?
Она: Честно-честно.
Он: Не знаю.
Она: А ты мне когда-нибудь изменял?
Он: С кем?
Она: Не знаю. Я просто спрашиваю вообще: ты мне изменял с кем-нибудь?
Он: С кем конкретно?
Она: Ну, вообще, ты мне изменял?
Он: Когда?
Она: Ну, никогда, всегда?
Он: Честно?
Она: Честно.
Он: Всегда не изменял.
Она: А никогда?
Он: И никогда тоже не изменял, так же, как и всегда.
Она: Ни с кем?
Он: Ну а с кем я могу тебе изменить?
Она: Ну, допустим, с Танькой.
Он: Ты что, с ума сошла, она же меня близко к себе не подпустит.
Она: Ну с Нинкой.
Он: Типун тебе на язык! Ты ее лицо помнишь?
Она: Помню.
Он: Ну а чего тогда спрашиваешь? Ты мне хоть сколько доплати, а я изменять не стану.
Она: А сколько, сколько доплатить?
Он: Да хоть миллион.
Она: Ну вот, допустим, даю я тебе миллион, ты мне изменишь?
Он: Честно?
Она: Честно.
Он: Если честно, то нет.
Она: А почему?
Он: Потому что у тебя миллиона нет.
Она: Ну а если, допустим, даю тебе миллион, можешь ты предположить, что мне изменяешь?
Он: Могу.
Она: Как можешь?
Он: Предположить могу, изменить ни за что.
Она: А за два миллиона?
Он: Да ведь ты не дашь.
Она: А если предположить, что даю я тебе два миллиона, что ты будешь делать?
Он: Один миллион положу в сберкассу.
Она: А на второй?
Он: А на второй куплю тебе семечек.
Она: Для чего?
Он: Чтобы у тебя рот был всегда занят.
Она: А изменить бы не мог?
Он: Ни за что.
Она: Значит, ты меня любишь?
Он: Люблю.
Она: Честно?
Он: Честно.
Она: А если очень честно?
Он: Тогда очень люблю.
Она: И никогда в жизни не врал?
Он: Врал.
Она: Честно?
Он: Если врал, то всегда только честно.
«Киртикуй, Кердыбаев!»
Давай, Кердыбаев, киртикуй меня, не бойся. Сейчас новое время, Кердыбаев. И в нашем драматическом театре имени оперы и балета сейчас полный свобода критики.
Давай, киртикуй, Кердыбаев, киртикуй, а мы тебе за это «спасибо» скажем. Давай, начинай. Так, молодец, Кердыбаев. Понял тебя. Ты спрашиваешь, почему моя жена, заслуженная артистка всех республик, играет все главные роли: Джульетты, Зухры, великий русский ученый Тимирязев? Это очень интересный факт, нам совсем неизвестный. Скажи, Кердыбаев, а чей жена должен играть все главные роли? Может быть, твой, Кердыбаев? Вот когда ты будешь главный, хотя бы режиссер, тогда твоя бездарная жена станет талантливый. Она будет все роли играть. А пока ты киртикуй, а мой жена будет дальше играть.
Давай, киртикуй, Кердыбаев. Ты только смело киртикуй, ты ничего не бойся, раз я тебе разрешаю. Так. Ты хочешь знать, Кердыбаев, почему я старинный мебель из театра перевез к себе домой? Отвечаю. Потому что этот старинный мебель очень дорогой. Скажи, где мне взять так много денег, чтобы такой мебель купить? Ты знаешь, главный режиссер как мало денег получает? Еще меньше, чем министр культуры.
Давай дальше киртикуй, Кердыбаев. Давай, не стесняйся, показывай, какой змея мы пригрели на свой волосатый грудь. Киртика нам сейчас нужна, как тебе деньги.
Так, вопрос понимаю, не понимаю, как такой вопрос может задавать порядочный человек. Почему мой мама работает в кассе театра, а моя папа в буфете театра торгует? Отвечаю, Кердыбаев. Потому что родителей надо уважать. Чтобы у них был обеспеченный старость. Ты о своем мама, папа не заботишься. Они у тебя нигде не работают. Они у тебя сидят ждут, когда им бог пошлет кусочек сыра. Моя мама-папа не ждут милости от природы, они сами у нее сыр берут. Родителей, Кердыбаев, надо уважать, тогда у тебя дома будет много сыра.
Давай дальше киртикуй, Кердыбаев, мы тебя потом не забудем, если вспомним. Так. Ты спрашиваешь, почему в санаторий «Актер» из всего театра езжу только я. Ай, зачем неправду говоришь? Почему только я езжу? И дочь моя ездит, и муж дочери, и его мама-папа оттуда не вылезают. Мой жена ездит, заслуженная артистка, только что роль Чапаева сыграла. Очень хорошо сыграла, ей даже усы приклеивать не надо. Все ездим. Ты, Кердыбаев, киртикуй, только объективно. Субъективно и подло мы сами умеем киртиковать.
Киртикуй, Кердыбаев. Если хорошо будешь киртиковать, премию дадим. Государственную. Если найдем такое государство, которое согласится дать тебе премию. Так ты, Кердыбаев, спрашиваешь, почему я встречаюсь с молодой, красивой артисткой Шмелевой? Ай, молодец, Кердыбаев, настоящий юный следопыт. Отвечу тебе, Кердыбаев: потому что со старой и некрасивой мне встречаться неинтересно. Сам не понимаю почему.
Ну, давай еще киртикуй, Кердыбаев. Так. Ты, Кердыбаев, спрашиваешь, почему у меня нет театрального образования, а я главный режиссер? Отвечу тебе прямо и откровенно, так, чтобы ты, Кердыбаев, понял. Отвечаю: потому что это не твое дело! Понял? Все!
Теперь я тебя буду киртиковать, Кердыбаев. В самую суть тебя буду поразить. Ты подлый человек, Кердыбаев! Учись, Кердыбаев, киртиковать. У нас здоровый коллектив, а ты мерзавец. Ты успеваешь следить, как я тебя киртикую? Я тебя принял в театр. Не взял с тебя почти ни копейки. Роль тебе дали второго верблюда. Подавай, Кердыбаев, заявление о самовольном уходе. Все. Иди и завтра опять приходи.
Только в другой театр.
Наши женщины
Что ни говорите, но ихним женщинам до наших далеко. Нет, я, конечно, с ихними женщинами близко не знакомился. Они меня близко не подпускали, но чувствую, что им до наших далеко, слабые они перед нашей женщиной.
Возьмем, к примеру, француженку. Вот они, говорят, пикантные, кокетливые. А перед нашей все равно слабы. Представь себе, эта француженка, вся из себя пикантная, приходит в понедельник с утра на работу к миллионеру. Она у него секретаршей работает. А он ей говорит: «Пардон, мадам, вам сегодня в связи с конверсией придется на овощной базе картошку разгружать». И вот она, француженка, вся из себя пикантная, вся во французских духах и вся, можно сказать, в «шанели номер 5», а ей на спину мешок с картошкой хлобысь! и нет француженки. А нашей, она в шинели номер 56, ей хоть мешок на спину взвали, хоть два хлобысь! и нет картошки.
Филиппинки, говорят, тонкие, стройные, нежные. А перед нашими все равно слабы. Они, понимаешь, тонкие. Между прочим, и у нас тонких навалом. Я лично, правда, не видел, но один мужик говорил, что есть. Правда, у нас их дистрофиками называют. Они, понимаешь, стройные. А покорми-ка их вместо всяких авокадо и бананов картошечкой три раза в день, да надень на эту филиппинку вьетнамскую одежку, «челноками» нашими из Турции привезенную прямо из Караганды, с итальянскими наклейками, да впусти ее в наш автобус в час пик ей сразу места для инвалидов уступать начнут.
Немки, говорят, хорошие хозяйки. Каждая немка, говорят, может приготовить до пятидесяти разных блюд из разных продуктов. Ну, так то же из разных. Я бы посмотрел, сколько она блюд приготовит, когда у нее всего три продукта: картошка, спички и сковородка. А моя Нинка из одной картошки шестьдесят три блюда сделает, а если с постным маслом, то и все сто. Она из этой картошки в воскресенье такой супец сварганила, что ем уже третью неделю и все равно жив.
Англичанки, говорят, сдержанны, немногословны. А чего тут много говорить, когда пришла в магазин, купила, пошла домой. Ты попробуй быть сдержанной, когда два часа в очереди за этой картошкой отстояла, а пьяные Потому что пьяные джентльмены все время без очереди лезут, да еще орут на тебя: «Щас как дам фейсом об тейбл!»
Американки активные, спортивные, целеустремленные, а перед нашими все равно слабы. У нашей каждый день кросс по пересеченной местности. Утром проснулась, всех разбудила, накормила, в детсад отвела, на работу отправила, сама на работу прибежала, восемь часов отсидела, потом по магазинам пробежалась, домой пришла и как впервые за день навернула семьсот грамм колбасы, пока картошка жарится! Может твоя американка навернуть семьсот грамм колбасы за один присест целеустремленно? А сдать литр крови затри отгула?
Японки, говорят, тихие, вежливые, миниатюрные. Ну, наших, конечно, миниатюрными не назовешь. А нам и не надо. У нас, между прочим, женской обуви маленьких размеров раз-два и обчелся. Импортные кусаются, а своя промышленность только сороковой размер выпускает. Вот и представь себе миниатюру: стоит японка в кимоно с веером, а снизу сороковой размер.
Нет, ихним женщинам до наших далеко. Слабы они перед нашими женщинами. Наша тихая, как японка, вежливая, как эскимоска, активная, как американка, на соседей может поорать не хуже итальянки, веселая, как чукча, и нежная, как филиппинка, если ее филиппок рядом.
Наши люди
Товарищи, что сегодня творится в нашей стране? Сегодня в нашей стране происходит коренная перестройка всего нашего образа жизни. Так что многие наши люди вполне могут оказаться лишними. Разные прохиндеи, болтуны, вымогатели, дармоеды и другие паразиты на теле нашей страны. Что с ними делать? Конечно, можно их просто уволить с насиженных мест, и дело с концом. Но ведь они тут же вопьются в наше тело с другой стороны и снова будут пить кровь трудового народа. Спрашивается, как использовать их богатый опыт, который они накопили в деле развала народного хозяйства? От себя лично предлагаю бросить их всех на борьбу с империализмом.
Объясняю. Для начала собираем человек двести этих дармоедов, обучаем их иностранному языку, и весь этот боевой отряд лишних людей забрасываем в какой-нибудь город на Диком Западе.
Они, конечно, быстро там акклиматизируются, быстро с кем надо покорешатся, заведут связи, они это умеют, и быстро внедрятся во все отрасли капиталистического хозяйства.
И вот в один прекрасный день ихний миллионер, капиталист и эксплуататор, приходит в магазин с целью приодеться получше. А там уже наш человек надевает на него костюмчик из сэкономленных материалов, сделанный нашим же человеком в ихней швейной промышленности в конце года. Глядит миллионер на себя в зеркало и теряет дар речи. На нем пиджачок зеленого цвета в косую линейку со стоячим воротничком на пол-лица. Рубашечка типа «мечта комбайнера» с тракторами по всему полю и брючата с капюшоном. Одним словом, в таком виде ему лучше всего выбегать на арену цирка с криком: «Привет из психбольницы!»
Поэтому он бежит в кино, чтобы в темноте отдышаться. А там уже идет наш фильм, сделанный нашими людьми в ихнем Голливуде. То есть фильм о производстве чугунных болванок кокильным способом. Где все еще решается проблема брать премию или отдать ее врагу. Миллионер кидается в ужасе к такси, а они уже все идут в парк. Наши люди постарались. А своя машина у миллионера давно уже не работает, поскольку он ее нашим ребятам в автосервис сдал. У его «мерседеса» дверца не закрывалась Через неделю приходит дверца закрывается, но трех других вообще нет. Он скандалить. Через месяц приходит все дверцы на месте, машина ездит, но только в том случае, если ее поставить на гору и сильно толкнуть. Короче, через полгода он получает свой «мерседес» как новенький с колесами от грузовика, движком от «запорожца», все остальное от инвалидной коляски.
Миллионер звереет и бежит в суд, а там уже наш бюрократ требует от него справку с места работы, справку из ЖЭКа, ходатайство от Бермудского треугольника, заявление, две анкеты, три характеристики и четыре фотографии в профиль, фас, стоя и сидя на всякий случай, а вдруг придется сидеть.
Миллионеру становится плохо, и он бежит в поликлинику, а там уже очередь в регистратуру на месяц вперед, и без флюорографии никого не принимают, а флюорография закрыта на ремонт навсегда. Наконец, через неделю он со скандалом добирается до участкового врача, и тот ставит ему диагноз: ОРЗ с плоскостопием. Дает ему бюллетень на три дня с ежедневной сдачей анализов в соседней поликлинике. И он, миллионер, уже не думает об эксплуатации человека человеком, а думает, как бы ему выжить в этих каменных джунглях.
Вот так, если действовать с умом любого дармоеда можно заставить лить воду на нашу мельницу.
Поликлиника
Нет, что ни говорите, но, чтобы болеть, надо иметь лошадиное здоровье.
Я иной раз в поликлинике гляну больные в очереди стоят в регистратуру, и думаю: это какое же надо иметь здоровье, чтобы эту очередь выстоять! Доберешься наконец до окошка регистратуры, а оттуда:
Что у вас?
Болит, говоришь.
У всех болит.
Мне бы талон на сегодня.
Только на завтра.
Помру я до завтра.
Ну тогда и талон вам ни к чему.
Подходишь к кабинету врача, а там народу опять жуть.
Опять думаешь: это же какие силы надо иметь, это же как надо любить жизнь, чтобы такую очередь выстоять! Пока бюллетень получишь, чего только не насмотришься, чего не наслушаешься.
Зашел однажды в кабинет врача. Там двое в белых халатах и шапочках.
Раздевайся, говорят.
Я, ничего не подозревая, разделся. Они осматривали меня, осматривали, потом говорят:
Плохо твое дело, запустил ты себя.
Я говорю:
А что такое?
Они отвечают:
А это ты у врача спроси.
Я спрашиваю:
А вы кто?
А мы маляры. Потолки здесь белим.
И что интересно, они ведь до меня уже человек десять осмотрели, и никто не жаловался.
Но зато если тебе бюллетень не нужен, каждый врач тебя вылечить норовит. К какому ни зайди, каждый свою болезнь найдет. Я ходил, специально проверял. А чего терять? Мне бюллетень все равно не дают. Зашел к «ухо-горло-носу».
Чего-то, говорю, у меня в боку екает.
Он говорит:
Это все от носа. Перегородка в носу кривая, воздух не туда идет, легкое раздувается, давит на печенку, печенка екает.
Ладно, думаю, пойду к хирургу. Говорю:
Чего-то у меня глаза болят.
Он говорит:
Это все от ног.
Я говорю:
Как же так?
А так, говорит, вот вы, когда идете, на ноги наступаете?
Я говорю:
Ну, вообще-то бывает.
Ну вот, земля на них давит, глаза и болят.
Я спрашиваю:
Какая связь? Ноги вон где, а глаза вон где.
Он говорит:
Связь самая прямая. Вот вы молотком себе по ноге стукните глаза на лоб полезут.
Ладно, иду к глазнику и говорю:
Что-то у меня живот болит.
Он говорит:
Это все от глаз.
Как же, говорю, от глаз? Я что, глазами ем, что ли?
Он говорит:
Вы глазами на еду смотрите, рефлекс срабатывает, сок выделяется, язва получается.
Я говорю:
Вот те на. Значит, если я на женщин смотрю, что у меня получается?
Он говорит:
Правильно. Если много смотрите, потом уже ничего не получается.
Ну, думаю, схожу с ума. Пошел к психиатру. Рот открыть не успел, как он мне заявляет: