А-а-а, почесал в затылке Митрич, марихуану это тогда конечно.
Есть еще в зале кто, которые не знают, кто такие наркоманы? спросил Ступкин, пристально вглядываясь в зал.
Все молчали. По всей видимости, знали или, во всяком случае, догадывались.
Ступкин все равно объяснил:
Марихуану делают из конопли.
Народ зашумел облегченно. Коноплю знали. Эвон на пустыре травка растет.
Вот из этой конопли и делают такое зелье, которое дурманит почище водки, ясно?
Эхма! сказал слесарь Артемкин. Кабы раньше-то знать!
А как зелье-то делать? спросили из зала.
Это кто спросил? стал всматриваться в зал Ступкин. Я тебе сделаю зелье!
Значит, продолжаю, сказал Будашкин, наркоманы есть, значит, антисемиты.
А это что ж за пугала такие? спросила доярка Свиридова.
Антисемиты, сказал Ступкин, это такие шовинисты, которые не любят семитов.
А это кто ж такие? спросила Свиридова.
Народ ее поддержал. Всем было интересно, кто это такие.
Это нация такая, сказал Ступкин, маленькая, но шустрая. Помните, в прошлую осень к нам из института приехали инженеры картошку копать? Рабинович у них был, помните? Так вот этот еврей и есть семит.
Хороший мужик, сказала Семеновна, моего оболтуса по арифметике на четверку натянул, а у него сплошные двойки были.
А я что говорю? Люди как люди. А эти антисемиты их не любят. Одни негров не любят, другие семитов.
Так это что ж, закричал конюх Митрич, вот эти антисемиты к нам из Америки и приезжают, что ли, наших семитов бить?! Дождутся, мы к ним попадем всех ихних семитов перебьем!
Ну вот что, сказал Ступкин, хватит дебатов. Дело такое, приезжает к нам американская делегация фермеров. Приличные, можно сказать, люди, то есть классовые враги. Одним словом, представители рабочего класса трудовой Америки, другими словами, агрессоры. Поступило указание показать им наши недостатки во всей ихней красе. Значит, я так понимаю, чтобы были у нас и наркоманы, и проститутки, которых называют почему-то путанками, и антисемиты в общем, чтобы был процент морального разложения. В небольшом, конечно, количестве. Какие будут предложения?
Зал долго молчал. Потом поднялась почтальонша Нюра и сказала:
Я, может, чего не поняла, но вот эти путанки это что ж, которые с разными мужчинами за деньги или так?
Как это так? спросил Ступкин.
Ну, так, зарделась Нюра, ну, с разными, и все за так.
С нашими за так, с иностранцами за деньги, сказал Ступкин. Прессу читать надо.
Тут вскочила Мария Дмитриевна, завмаг, и закричала:
Что же это такое?! Мы тоже молодыми были, но чтоб за деньги никогда в жизни! Это же разврат получается! И кто же призывает нас к разврату сам председатель!
Вот что, граждане, сказал Ступкин, никто вас к разврату не призывает. Речь идет о том, чтобы показать американцам, что у нас есть то, чего у нас на самом деле нет.
Ну давайте, предложил кто-то, покажем им, как крыша на скотном дворе прохудилась.
Залатали уже, сказал председатель.
Ну самогонщицу покажем.
Ее уже в район увезли.
Ну хорошо, предложил кто-то, давайте Васька Ежов напьется и обматерит их так, что они всю жизнь вспоминать будут.
Товарищи, сказал Ступкин, ну что это за распад?! «Крыша протекла», «пьяный обматерит». Это же прямо по-нищенски, когда в мире СПИД, мы с вами будем ерундой заниматься.
Эвон, задумались мужики, ты что предлагаешь-то?
Я предлагаю, сказал Ступкин, назначить на завтра, на один день, кто у нас будет антисемитом, кто проституткой, кто наркоманом, кто голубым.
Кем-кем? спросили с первой лавки. Белых помним, а голубые это кто?
Голубые это когда мужик встречается с мужиком.
И тоже за деньги? спросил слесарь Артемкин.
За еду! Как получится, сказал Ступкин. Вот через них и получается этот СПИД.
Это кто же из них спит? закричал кто-то.
СПИД это болезнь, которой болеют в Америке из-за этих голубых, чтоб им всем пусто было. Одним словом, давайте предложения. Кто сам добровольно на завтра пойдет в путанки?
Желающих не было.
Давай ты, Глаша, сказал Ступкин секретарю комсомольской организации. Ты у нас человек проверенный.
Ни за что! Глаша пошла пятнами. Мне замуж выходить, а я в путанки пойду.
А валюту дадите? спросила вдруг продавщица сельпо.
Два отгула дам, сказал председатель.
Годится, сказала продавщица. Но только на один день. Послезавтра никто не подходи!
В антисемиты выбрали самого скандального и злющего человека в деревне счетовода Микиткина.
Наркоманами согласились за две машины навоза стать Свеколкин и Базаров.
Голубым долго никто становиться не соглашался. Нашли одного командированного, которого до этого не отпускали домой, пока он не наладит сепаратор. Вместо сепаратора он обещал отработать один день голубым. Ну и по мелочам уговорили кое-кого.
На другой день делегация американских фермеров прибыла в колхоз имени 8 Марта. Фермеры были загорелые, крепкие, некоторые с женами. Встретили их хлебом-солью. Долго водили по полям, показывали сад, ферму, комбайны. Днем угощали обедом, а уже во второй половине дня повели по злачным местам.
Первым злачным местом была изба счетовода Микиткина. Семен Макарович сидел на лавке под кумачовым лозунгом, где черной краской было выведено: «Бей жидов спасай Россию!» Переводчик перевел лозунг фермерам. Они насторожились и стали задавать вопросы.
За что же вы их так не любите? спросил один из фермеров.
А как же их любить, отвечал счетовод, ведь они же все как один семиты. Вот, к примеру, первый из них семит Егоров Ерофей Кузьмич или этот яблоки на базар вез. «Возьми, говорю, моих полпуда». Где там! Жадные, одно слово жады! Весь колхоз как один семиты! Только в прошлую осень один приличный человек был, да и тот Рабинович.
Американцы вышли несколько озадаченные. Следующей была изба продавщицы нашей, Клавдии Ивановны. Председатель, входя, сказал:
Вот, познакомьтесь, это наша передовая проститутка, так сказать, валютная путанка.
А путанка Клавдия Ивановна, пятипудовая женщина, сидела у самовара, распаренная, в тренировочных штанах, грудь колесом, размалеванная и в бигуди.
Председатель Будашкин сказал:
Работает уже в счет будущей пятилетки. Производительность нашей путанки неуклонно растет.
Клавдия Ивановна томно посмотрела на фермеров, вытерла пот со лба и сказала:
Желающие есть?
Желающих не оказалось. Один из фермеров спросил:
А какие у вас условия работы?
Оплата у нас, проституток, сдельная, отвечала Клавдия Ивановна. Сколько заработаешь, столько и получишь. Клиент всегда прав. Бывает, правда, машина подъедет, а грузчиков нет, сама, как проститутка, мешки на себе таскаешь. Подсобник запил, товаров с базы не дождешься. Всему начальству давать приходится на лапу. Ой, батюшки, трудно нам, колхозным путанкам, ой трудно!
Американцы уходили довольные. А один фермер, маленький такой, даже норовил остаться, объясняя, что он желающий. Но Клавдия Ивановна, пользуясь тем, что вся делегация ушла, поднесла к носу фермера свой кулачище величиной с его голову, и фермера как ветром сдуло.
В следующей избе разместился целый вертеп: в сенях Федька Базаров курил кальян, сидя по-турецки, в валенках и телогрейке, в комнате передовик Костя Свеколкин, нанюхавшись вместо героина сахарной пудры, орал не своим голосом, что видит светлое будущее, а в углу Костя Баранов с оглоблей в руках предложил американцам «рашн балдеж», а Ступкин пояснил:
Тем, кто хочет побалдеть, Костя сильно бьет оглоблей по балде, и клиент балдеет до тех пор, пока не вынесет свою балду из реанимации.
Голубой, которому не нашли пары, грустно сидел в углу и, обливаясь слезами, демонстрировал свой любимый сепаратор. Американцы радовались как дети. Они долго хлопали по плечу председателя и говорили, что у себя в Америке они такого разврата никогда в жизни не встречали. Когда американцы уехали, председатель Будашкин сказал:
Хотели по мясу обогнать, обогнали по разврату.
Ничего, сказал Ступкин, мы их раньше по вранью обгоняли, а теперь по правде уделали.
Председатель Будашкин грустно посмотрел на Ступкина и сказал:
Дурью маемся, а надо бы делом заниматься.
Сложный случай
Доктор, болит голова. Температура небольшая, но противная. И ломит в суставах перед непогодой.
Спите нормально?
Не очень.
А бывает так, что кофе выпьете и заснуть не можете?
Да, точно бывает.
Особенно от бразильского кофе?
Да от любого.
Нет, не скажите, бразильский самый лучший. Я лично пью бразильский, когда достаю. Сейчас трудно с бразильским, а другой я не пью.
Доктор, температура небольшая, но противная.
А позавчера в магазине за чаем стояла. Индийский давали. Передо мной кончился, а я другой вообще не пью. Только индийский. Но где его теперь взять, ума не приложу!
Доктор, и суставы ломит. Если перед плохой погодой. Отчего это?
Это от погоды. Если погода меняется, у вас суставы ломит, верно?
Точно.
Это от погоды. Это бывает. Погода меняется, суставы болят. Это от погоды.
И температура небольшая, но противная. От нее чувствую себя плохо.
Крабы пропали. Раньше один больной доставал. Потом сам пропал. Либо вылечился, либо перешел к другому врачу. Нет, он вылечиться не должен был так быстро. Он секцией в продуктовом заведовал, такие болеют подолгу, если попадут к хорошему врачу. Значит, перешел к другому. Или переехал. Но только не вылечился.
И болит, доктор, голова.
А не подташнивает?
Тошнит.
А отчего?
Даже не знаю.
От икры?
Нет, от икры не тошнит, это я точно знаю.
Вот и меня тоже. От икры не тошнит, особенно от черной не тошнит. От красной тоже не тошнит, но уже не так сильно. Воту меня один больной был
А что у него было?
Он икру доставал.
Я говорю, у него что было-то?
Так я вам говорю: икра у него была. Он мне ее доставал. Потом перестал. И все. Пропал.
Уехал?
Да, насовсем.
За границу?
Еще дальше.
Это куда же дальше?
Туда, где нет ни икры, ни крабов.
И где бюллетени не нужны.
Мне бюллетень не нужен. Мне главное чувствовать себя хорошо.
Как же чувствовать себя хорошо? Голова болит, температура противная, суставы ломит
Доктор, а это вылечивается?
Ну, конечно, а кем вы работаете?
Инженером.
А-а-а. У инженеров это все плохо лечится. Тем более все это без крабов, без игры, без кофе и чая.
Да я могу безо всего этого обойтись.
Вы-то можете, а другие никак.
Но меня другие не интересуют. Ведь болит-то у меня. И здесь болит, и здесь
У вас, видно, и с головой не все в порядке.
Вы так думаете, доктор?
Убеждена. Надо голову проверить, и в первую очередь. К невропатологу вам надо, дорогой, к невропатологу. А как только головку наладите, так сразу ко мне. И все тут же пройдет.
Ладно, доктор, я пойду. Значит, все, что у меня в портфеле, икру, крабов, кофе, все это к невропатологу нести? Счастливо, доктор.
Инициатива масс
Секретарь парткома НИИ машиностроения зашел в кабинет директора и сказал:
Иваныч, отстаем мы от народа.
Семен Иваныч от испуга стал таращить глаза так, будто хотел увидеть тот самый народ, от которого отставал.
Так ведь же повесили в цехах лозунги: «Даешь гласность!», «Берешь демократию!».
Мало, сказал Селезнев.
Вахтеру выговор объявили за отсутствие самокритики.
За что, за что?
Ну, в его дежурство, пока он спал, из столовой два мешка сахара вынесли, с него кепку сняли и штаны.
Ерунда это все. Демократия это инициатива масс. Посмотри, на соседнем заводе люди сами директора выбрали.
У Семена Иваныча глаза снова полезли на лоб.
Ты что же, от меня избавиться хочешь?
Я хочу, чтобы люди пар выпустили, кипят люди-то. Вон позавчера скандал устроили, кричали, почему столовая в обед не работает, обнаглели вконец. Короче, сказал Селезнев, надо нам кого-нибудь из завотделами переизбрать. Ну, к примеру, Ивана Сергеевича Загоруйко.
Да ты что, возмутился директор, он же приличный человек, не пьет, знания, опыт
Вот и хорошо, сказал Селезнев. Головой работать надо, а не другим местом. Пораскинешь мозгами, поговори с Загоруйко, потом позвони в отдел, намекни: мол, молодым дорогу, пора развивать инициативу масс.
Директор набрал номер отдела. К телефону подошел Поляков, инженер довольно склочный. «Как раз то, что надо», подумал директор и стал намекать со свойственной ему изобретательностью:
Слышь, Поляков, ты завотделом хочешь стать?
Ну, сказал Поляков.
Баранки гну, остроумно ответил директор. Это тебе не при старом прижиме. Сейчас народ сам тебя выбрать должен. Бери народ и дуй к секретарю парткома. Так, мол, и так, хотим выбрать нового завотделом.
Через десять минут в кабинет секретаря парткома ворвались пятеро под предводительством Полякова. Это были Тимофеев Сергей Васильевич, человек скромный, неразговорчивый. Тамара Степановна, женщина полная и болтливая, Аркашка, так его все называют Аркашка, есть такие люди, им уже под пятьдесят, а они все Аркашка да Аркашка, Галька Зеленова наша отечественная секс-бомба. Вот уже сколько лет не может найти себе бомбоубежище, и Поляков.
Вот он, Поляков, и начал:
Всюду люди перестраиваются, начальников себе выбирают, а мы что, космополиты, что ли, какие?
Секретарь парткома Селезнев говорит:
Вот они, первые ростки нашей демократии. Давайте собирать собрание.
На следующий день собрались. Директор пришел, председатель месткома.
Селезнев говорит:
Мы собрались сегодня здесь по просьбе трудящихся. Иван Сергеевич Загоруйко, который успешно руководил отделом, оказался неперспективным работником. Как считаешь, Иван Сергеевич?
Загоруйко говорит:
Я давно уже за собой стал замечать, что я неперспективный. Чувствовал, что надо меня переизбрать, а сказать стеснялся.
Вот, сказал Селезнев, Иван Сергеевич это вовремя понял, с первого раза. Два раза объяснять не пришлось. Так что давайте выбирать. Какие будут предложения?
Тимофеев тихо так, скромно встает и говорит:
Я предлагаю Тимофеева. У него опыт, связи, трезвый взгляд на дело.
Народ заволновался. Все думали, что он Полякова выдвинет. А тут он сам выдвинулся.
Тогда Мария Степановна говорит:
А я чем хуже? Я себя тоже предлагаю. У меня тоже связи. Два раза замужем была.
Галька Зеленова вскочила, кричит:
Как вам не стыдно? Это нескромно. Я тоже в начальники хочу. Я молодая, активная.
Аркашка говорит:
А я что, рыжий, что ли?
Поляков, который всю эту кашу заварил, кричит:
Товарищи, что же это такое?! Что же вы все без очереди лезете? Каждый себя предлагает, а меня кто же предложит? Я должен быть начальником. У меня и поддержка сверху.
Он посмотрел на директора, но тот сделал вид, что в первый раз его видит.
Селезнев говорит:
Молодцы, дружно взялись за дело. Смелее, товарищи, резче. Давайте обсуждать кандидатуры. Кто предложил Тимофеева?
Сергей Васильевич говорит:
Я предложил Тимофеева. Он человек непьющий, негулящий. Знания его вам известны. Да чего там, вы меня все знаете.
Тамара Степановна говорит:
Знаем, знаем, снега зимой не допросишься.
Галька Зеленова говорит:
А позавчера в лифте ехали. Народу много было. Он ко мне прижался так, будто холостой. Я ему на пятом этаже говорю: «Сергей Васильевич, что же вы ко мне прижались-то так, ведь мы с вами в лифте уже одни остались», а он мне говорит: «Ой, извините, я вас не заметил».
Поляков говорит:
А чего его в начальники выбирать, его, того и гляди, ногами вперед понесут, а туда же в начальники.
В общем, четверо проголосовали против одного.
Мария Степановна встает и говорит:
Голубчики вы мои, всем за свой счет давать буду, отпуск всем летом дам, тебе, Аркаша, безвозмездную ссуду выбью, вам, товарищ Поляков, квартиру будем хлопотать.
Сергей Васильевич говорит:
А мне чего?
А вас в начальники выберем, но в следующий раз.
Сергей Васильевич говорит:
И вас в следующий раз. А сейчас я против. Она два часа по телефону треплется, в обед по магазинам бегает, а потом ест два часа и чавкает, как устрица.