Правый ангел - Василенко Владимир Юрьевич 2 стр.


 Иддди ты!.. Умник!  разозлившись, схватив за ручки мешок с тяжело изогнувшимся в нем этим без названия Ника, не оглядываясь, выбрался на тропу, полого поднимавшуюся к видневшимся вдалеке хатам.

В тени одинокого посреди луга зеленого дуба с длинной сухой рукой, вывернутой в небо, Ника остановился, с удовольствием, носом и грудью, втягивая прохладу.

 Ну, что, щщщеглавль сев и вытянув ноги, обратился он к светлохвостой добыче, вывалившейся наполовину из мешка в траву.  Выбббирай, как тттебя готовить: зззапекать, варить или жжжарить (Так Жанна, Баклажана их детства, допрашивала выловленных из варенья ос: «Выбирайте, как вас казнить: утоплением или отрыванием головы?!»)

Залитый солнцем, плавно спускавшийся к реке луг с крохотной фигуркой Левки на берегу, безмолвствовал. Кузнечики, заливавшие эфир с середины лета, сейчас, посреди июня, молчали Ни облачка убедился Ника, оглянувшись на такое же чистое вдалеке-вверху, над хрипотинскими хатами, небо, как и здесь, над лугом: стоявшая над головой глубокая синь, с непостижимой неуловимостью бледневшая, стекая к горизонту, дразнила откровенностью на секунду Нике представилось: бледность это оттого, что там, ближе к земле, синь, как с мели, уходит прочь оставалось понять, отчего здесь, над головой, глубоко.

 Да, сссловом! Да! Чем же еще!..  ни с того, ни с сего, озлился Ника.  Нету ссслова нету никакой инннформации! Только бббудешь мммычать, как пппитекантроп, да пппальцем вввокруг тттыкать лежать в мммешке с кккрапивой и хххвостом мммотать или ттторчать вон, кккак этот недоговорив, разволновавшийся, раззаикавшийся Ника воздел глаза к синеве с уходившим в нее одним из двух стволов, иссохшим, в отличие от второго

На ужин (первый же, без мамы, ужин первого хрипотинского лета) была черемша. Или спаржа?.. Что-то зеленое, уже не вспомнить ни как выглядело, ни как называлось. Но называлось В отличие от щеглавля Посреди ночи братья одновременно открыли глаза: непривычные к деревенской еде желудки сигналили о приближавшейся катастрофе Две пары босых ножек, простучав по полу, въехали в три разбросанные у порога сандалины с бабы-Люсиной кровати понеслось вслед: «Ведро в сенях» проскрипели поочередно дверь в сени, дверь во двор и над головами перепуганных беглецов распахнулась щедро посоленная, от крыльца до сараев, черная бездна. Не соображая, Левка в обоих сандалиях и Ника в одном, галопом полетели через залитый невидимым фонарем двор! Левкины руки первыми вцепились в железную ручку заведения, и Ника остался один на один с этим пугающим за спиной пространством. Извиваясь, переминаясь с ноги на ногу перед закрытой деревянной дверью с глазками от спиленных сучков, Ника сперва повторял вслух, а потом как бы уже со стороны слушал этот звучавший в голове голос кого-то, забравшегося туда, в голову: «Скорее!.. скорее!.. скорее-скорее», сменившийся вдруг тишиной Тишиной, в центре с ним, Никой позабывшим, переставшим понимать, где он что он тут делает он ли это вообще Кто-то вместо него, Ники, беззвучно забарабанившего, заколотившего кулачками в запертую перед носом дверь какой-то отделившийся от него мальчик осторожно обернулся, боясь вскрикнуть и разбудить раскинувшуюся за спиной, на расстоянии вытянутой руки, бездну с собачьей, в половину черного неба, головой Морда отвязанной на ночь собаки, оставаясь на месте, необъяснимо медленно приближалась.

 Ммм ммм ммм («Милан Милан миленький»),  вместо него, Ники, сказал тот, другой, отделившийся, мальчик, обернувшись всем тельцем к неподвижно стоявшему перед ним, растущему на глазах, псу.

Враждебно-нездешний, с запрыгнувшей в оба глаза бездной взгляд притворившегося собакой существа, наплывая, парализуя, разрастаясь, давя безвоздушностью дернувшись, ухнул куда-то вверх!..

 Ну наконец-то,  тетя Люся, отерев руки о фартук, развернула крапиву.  Краса-а-авец!.. Ну! Не зря всю неделю с пустым мешком шлёндали. Кормильцы вы наши. А Левка где?

 На ббберегу цокая зубами о край железной кружки, Ника, допив, проливая на грудь, воду, прикрыл фанеркой ведро, стоявшее в летней кухне у входа.  Ссследующую тянет

 Ну-у, заживем!  улыбаясь, тетушка заводила кухонным ножом о камешек.  Ты мне только его убей, вон у сарайки топорик обухом. Займу на рядах место на станции, стану такой красотой торговать! За глаза три кило затянет. О!.. (Прикинув рыбину на руках.) Хлопчики мои, племяннички дорогие, ни свет ни заря, натяга-а-ают, Жанка на мопеде доста-а-авит, а тетя Люся это самое, значит Возьмем Жанку в долю, а? На холодильнике там полендвички отрезала, огурчики только помыла. Как знала

Полендвичка, огурчики После развала огромной страны, в городском их семейном меню, год от году ужимавшемся, что-либо сверх макарон-вермишели-картошки появлялось все реже Рыбина же, ожидавшаяся уже сегодня на ужин, а после и на завтрак, превращала «отощавших за зиму» братьев, эту парочку «скелетов ходячих», присланную «отъедаться на деревенском», практически в гурманов. Вот бы мама порадовалась!.. Поела бы рыбки!.. Ничего, к выходным, к ее приезду они обязательно натягают. Нельзя не натягать, теперь, после этого для них, но не для мамы, праздника живота. Пускай тетушка подкалывает сколько захочет,  обязательно выловят, еще и побольше, чем на три кило. Лиха беда начало. Вот так

Неужели сейчас он, Ника, ее убьет?.. Рыбину

Поосторожничав с первым ударом, Ника переборщил со вторым: «щеглавль» замер с размозженной головой

 А где бббабушка?  морщась и отмывая под рукомойником клейкие руки, спросил Ника.

 Легла. Косточки ломит. Видать, к дождю.

 К дождю хмыкнул Ника.  На нннебе ннни облачка.

Вернув топорик на место, распихав по карманам Левкин бутерброд с полендвицей и огурцы, Ника остановился во дворе перед пустой будкой: пара вылезших на свет звеньев цепи, утоптанной в землю «Вилами закололи Зимой. Возле станции»

Чем заколоть заикание?.. Какими вилами?.. Там, на берегу: солнечный ореол вокруг головы свидетельницы Если б не Левка прощай рыбина! Как он: «По двести тринадцатой так по двести тринадцатой И два свидетеля» Остановить Хорька!.. Чем бы он, Ника, мог остановить Хорька? Этим своим: «Браккконьерством»?.. «Ррразобрались»?.. Мысленно Ника видит раскручивающийся для удара кулак Хорька болтнувшуюся из-под кулака Левкину голову его, Ники, бросок на вражью спину, заломленные Хорьковы руки поверженного, припечатанного к земле врага мотающего головой, стоя на коленках, Левку встречающиеся с его, Никиными,  сияющие глаза свидетельницы И ничего больше. Только они вдвоем будут знать. То, что не касается даже брата. В первую очередь. В первую очередь Умник. Все-то ему насквозь ясно, все очевидно. Робот не будет думать выпрыгивающая из воды смерть сила, тянущая реку вперед «Рыба-рыба, ты кто?..» Когда и где началась эта Левкина без него, Ники, отдельная жизнь это его отстранение только в свое, куда вместо входа ему, Нике,  эта Левкина снисходительность? Когда и где все это началось?..

Здесь! В этом месте!.. Оглядевшись, Ника осознал, что, подавшись к собачьей будке, вышел со двора не в ту калитку, и топает сейчас к речке не по прямой, через луг с дубом, а по огромной дуге, ведущей сквозь лес к «выдриной горке», когда-то открытой братьям Жанной Здесь и началось на этой самой, усеянной сосновыми иголками, тропе, по какой он сейчас шагает. С этого Жанниного «он нам всю дорогу слезами зальет» началось (вот эту дорогу «зальет», эту самую и даже, кажется, в этом самом месте: в этом хилом малиннике, обступившем тропу, он тогда хлюпал носом) С этого началось: с беззаботной физиономии уводимого Левки, так легко бросившего брата одного среди леса, пусть уже и в виду огорода и хаты, маячивших за деревьями. В первый раз бросившего, чтобы тою же ночью бросить и во второй: его, Никины, кулачки, барабанящие в запертую дверь сортира Она не открылась, дверь И черная бездна в собачьих глазах теперь только его, Ники, бездна Дверь нужника, отделившая героя-всезнайку от заики.

Последнее уже не мысли, а общее, не закованное в слова, ощущение, возвращавшее все на круги своя на один и тот же круг: берег рыбина Хорек солнечный ореол вокруг головы свидетельницы

Сквозь заросли потянуло свежестью. В Никиных ушах плеснуло то ли от речки, то ли сквозь годы от первой, незабвенной Жанниной выдры Вот. Еще Еще раз Неужели Понемногу обрастающее новыми дворами Хрипотино несколько лет назад вынудило выдр уйти. Неужели вернулись?.. Почему бы и нет: село́ все ж таки далеко, лес нехожен, тропа заросла

Пробравшись сквозь стену зелени, осторожно раздвинув руками последние перед рекой, длинные, узкие, то ли спускавшиеся откуда-то сверху, то ли поднимавшиеся снизу, стебли, Ника черпанул глазом блеснувшую воду «Выдрина горка» (обычный холм), горбившаяся чуть левее, была пуста Выпрямляясь, вышагивая из зарослей, он замер на месте: тот же звук, тот же всплеск прозвучал близко и явственно Вслед за волночками, пущенными руками невидимого пловца,  там, внизу рыжеватая копенка волос с полунамокшими, наполовину темными, свисавшими в воду прядями выплыла на открытое место в пяти шагах от берега. Здесь, под бережком, была мель. Одновременно, синхронно: пловец и соглядатай, один вырастая над водой, другой приседая и уходя в гущу зелени, поменялись ролями: один возник, другой исчез из виду «Дура-а-ак»  прозвучало в Никиной голове относившееся то ли к его метнувшемуся прочь, то ли к тут же (сквозь стебли) вернувшемуся на место, потерявшему управляемость взгляду. «Выдрина горка»  мелькнуло среди разбегающихся мыслей.

 С утра маялось,  отворачиваясь, указывая в небо за речкой, негромко, но так отчетливо, как бывает только над водой, произнесла выдра.  Гроза идет.

Поверивший на слово, не глянувший на небо Ника был занят одним раз уж он рассекречен лихорадочным поиском выхода из положения, какое речная его визави посчитала возможным, начав этот с ним диалог, в этом своем виде

 Ох, и влупит!.. Хорошо мопед, а то б самое время тикать

переворачивающем Никино сердце, разделяющем жизнь на до и после. До этой улыбающейся в его сторону, и и

 Погоди, «Ижа» из района пригоню,  раздалось из-под горки в двух шагах от Ники, и без того раздавленного происходящим, теперь и вовсе окаменевшего

 С меня и «Верховины» вполне хватает.

 Не-е. Пора тебе на «Ижа».

 Это почему?

 Седло ширше.

 Дурак.

Глубоко дыша ртом, Ника медленно возвращался в реальность Не рассекречен

 Дурак-дурак, а дело знаю.

 Точно смываться надо. Глянь.

 Но не гремит?.. А, Жанка? Не гремит?

 Загремит будет поздно.

Медленно разгоняя ногами воду, рассеянно оглядывая берег, наяда проследовала под горку, скрывшись из виду.

 Не ссы, Маруся, я Дубровский,  разнеслось над водой.

 Я Леву люблю. В-витя

 И я Леву люблю По стенке мог размазать? Мог Мог?..

 М-мог

 То-то Ленин сказал делиться. Поделись улыбкою своей, и с тобою тоже случись, кто поделится Поделится?..

 Он т-такой Особый

 А я-то, по простоте, думал: особый заика Не в службу, а в дружбу, Жанка: как ты их различаешь, когда не болбочат? Какой особый какой нет, а? По мне так два сапога пара: судака от мудака не отличат. Точно, Жанка. Выбрала из двоих которого не мычит, и вся любовь. И ворота́ чтоб в ворота́, далеко не бегать. О! Я понимаю!

 Заику жалко. Дерганый, пуганый А Лева никого не боится.

 Да? А хошь, кто из нас завтра вот тут, на этом месте, кого отмудохает, тот дальше с тобой и будет. Голыми руками, без балды

На полпути от горки к лугу соскочив с тропы, по пояс ввалившись в прибрежную зелень, Ника продрался к воде!.. Огибающая песчаный бережок река, мирно серебрясь у ног, с середины водной глади и дальше на глазах наливалась темно-сизым В ту самую минуту, когда полные теплой влаги Никины очи казалось, навсегда потерявшиеся где-то за речкой, на том берегу пересохнув, ожили нехорошим блеском какая-то сила, всосав барабанные перепонки и выждав мгновение, всадила в образовавшийся вакуум торжественно-грозный разряд!.. Сильнейший порыв ветра, толкнув в грудь, отбросил от воды не устоявшего на месте Нику! Забыв, зачем он здесь, испуганно озирая черное, в последней стадии помрачения, небо, разгребая руками заросли, вырвался он на тропу и сломя голову понесся к лугу!..

Солнце, уже не сиявшее над их насиженным рыбацким местом, вызолотило край неба за лугом. Гигантскую тучу, наклонившуюся к реке махрившимся краем, несло в сторону туда, где недавно стоял над рекой он, Ника

По частям вытащив из карманов Левкин перекус, испытующе глянув на брата, протянул бутерброд и огурцы:

 Это вммместо воды.

 Спасибо,  невозмутимо ответил Левка.  Как рыба?

 Убил.

Жуя, Левка едва заметно кивал. Мыслитель.

 Ннну, так что?  позади брата опустившись на траву, сказал Ника.  Ррробот не будет думать?.. Смерть выскккакивает из воды?

 Суть вещей и наша способность ее узреть

 Только не надо нннотаций!  перебивая, рубанул рукой воздух Ника.  Вввыскакивает или нннет?

Взгляд обернувшегося Левки задержался на Никином лице

 Наш мир, все, что мы видим вокруг каким-то другим, но опять не тем, не из их прежней жизни, тоном сказал Левка и замолчал.

 Ннну!..

 Мир куда больше того, что мы видим. И видим мы вовсе не мир, а ту его часть, на которую настроено наше зрение.

 Откккуда ты это зззнаешь?! Кккакими особыми ггглазами, которых нет у дррругих, а только у тебя, ты это вввидишь?!

 И мы с тобой тоже,  игнорируя Никин натиск, продолжал Левка,  куда больше. Вопрос в подстройке зрения. «Зрения»  условно: всех органов чувств и сил мозга, способных воспринимать информацию. Для жизнедеятельности того, что мы знаем о мире, достаточно.

 А для чего не дддостаточно?!

 Для информации.

 Что ты мммелешь

 Ты же спрашиваешь. Выскакивает или нет?.. Информация ответы, а не наши с тобой вопросы. Мы думаем вот: умирая, люди исчезают телепат видит мысли граница поверхности линия. На самом деле, мы спрашиваем.

 То есть, линия не ггграница ппповерхности?!

 Любая линия под микроскопом шпала; какая из граней шпалы граница поверхности?  как само собой разумеющимся поделился с братом Левка («Не может быть»  вдруг прозвучало у Ники в голове).  Самое любопытное: эти наши вопросы, они наши? Суть вещей, забирающаяся к нам сюда (ткнул пальцем Левка в свой лоб), спит и видит, чтоб мы прозрели. Информация хочет жить. Как Жаннины осы. Помнишь твое: «Она же тоже жить хочет»? Робот не будет думать на том простом основании, что при его изготовлении используют длину-ширину-высоту. И время. А мы с тобой мыслим потому, что сделаны во всех измерениях: и в этих четырех, и в остальных. Во всех сразу. А чтобы робота сделать во всех измерениях, надо в них проникнуть. А проникнешь зачем тогда робот? Смерть не выскакивает из воды потому, что, глядя из других измерений, смерть и рождение условны. Потому что время и события не везде. Время у нас, здесь. На побегушках у длины-ширины-высоты. Откуда я это знаю? Какие у меня особенные глаза? Пара книг у нас дома с моего края стола. Не замечал? Хороший шрифт. Масса пояснений. Картинки. Пытаясь ощутить Вселенную сразу во всех ее направлениях, мы ведь не движемся, это не движение в его классическом понимании с его предельной скоростью. Но это движение. Вот, со временем не так все и сложно. Так что, почему река может двигаться не оттого, что толкают сзади, а оттого, что тянут спереди, надеюсь, ясно

«Не может быть»  на мгновение упуская Левкину речь (но не самого Левку, нет), слышал Ника все тот же голос. Да, свой собственный, но

Раскат грома заставил обоих вскинуть головы: ушедшая, было, туча, совершенно выпущенная ими из вида, успев развернуться, широким фронтом стояла за речкой, вытягивающимся сюда, к лугу, передовым краем ясно демонстрируя свои намерения На глазах застывших, растерявшихся подростков несколько молний через равные промежутки времени ожесточенно вонзились в землю

Назад Дальше