Очень сильно люблю, продолжаю я. Но ты пойми
Она не дослушав вырывается из моих объятий и, вскочив, становится передо мной.
Любишь, говорит она вздёрнув подбородок. Докажи!
ЁКЛМН, как пишут на кассовых аппаратах! Это плохие парни требуют от недающих подружек доказательств любви. Не наоборот!
Ты вроде хотел на примерке побывать? Ну вот, смотри. Как тебе колготки?
Она дёргает за поясок халата и он развязывается, а сам халат, этот маленький клочок шёлка, или из чего он там сделан, соскальзывает с худых девичьих плеч и падает к её стройным ногам.
У меня челюсть отваливается. Да, ножки, как конфетки. Она вся как конфетка. Плечики, шейка, грудка, широкие белые трусы под колготками, закрывающие весь живот. На ней ничего нет, кроме этих трусов и колготок. Мама дорогая! Я паникую! Кто бы мне сказал, что я, как ботан и задрот буду хлопать глазами, глядя на голую девчонку, стоящую в метре от меня.
Ты же понимаешь, что для меня это значит, правда? шепчет она. Ведь я девушка. Это не просто так и теперь
И в этот самый момент хлопает входная дверь. Твою мать! Мы оба оборачиваемся к прихожей, откуда доносится недовольное:
Я тебе сколько раз говорил не запираться! Я же всё равно
Упс Дядя Гена съел пургена
Наверное, мы с ним сейчас очень похожи. У обоих отвисшие челюсти и глаза по полтиннику. Впрочем, это очень быстро меняется. Его глаза в один момент из по-детски обескураженных превращаются в не по-детски взбешённые. Они как фонари идола, как зеницы Молоха, наливаются кровью. Хоть бы его удар не хватил, так-то он, вообще-то, нормальный мужик.
Ах ты козёл! хрипит он.
Наташка подхватывает халатик и уносится в спальню, хлопая дверью, а разъярённый отец с неотвратимостью каменного гостя начинает медленное движение в мою сторону.
Погиб смертью храбрых, представляю я надпись на своём надгробном камне.
Дядя Гена, я лепечу я.
Паскудник!
Да я
Убью, с-с-с с-с-ука! Задавлю!
Он бросается на меня, но я подныриваю под руку и делаю кувырок.
Ах ты, мразь! хрипит разгневанный отец. Ах ты, тварь. Я тебе сейчас бубенчики отчекрыжу. Пи***ныш мелкий! Кабздец тебе, козлище!
Развернувшись, он снова пытается меня схватить, но я опять уворачиваюсь и, когда он резко разворачивается, запутавшись в собственных ногах, слегка его толкаю. Он падает, а я, воспользовавшись моментом, вылетаю в прихожую.
Ну, не буду же я лупить отца влюблённой в меня девочки. Стыд какой, честное слово! Я хватаю куртку с ботинками и вырываюсь в подъезд. Блин! Блин-блин-блин! Почему всё не может быть просто? Я не против скучной и безынтересной жизни. Лишь бы без таких вот потрясений.
ЁКЛМН.
Уфф. Я наклоняюсь, зачерпываю в пригоршню снег из сугроба и растираю им лицо. Не помогает. Всё равно, перед глазами стоит Наташка. Теперь ещё её надо будет успокаивать. Ладно, надо заняться делами. Работа превыше всего. Иду в бар. Тоже разговорчик тот ещё будет.
Здравствуйте, Альберт Эдуардович, приветствую я Алика.
Он молча кивает и внимательно смотрит.
Теперь я тут у вас буду ставки принимать, если вы не против.
Он снова кивает и, помолчав, добавляет:
Теперь будет пятнадцать процентов.
Можно мне кофе, пожалуйста?
Алик молча отворачивается и делает мне кофе. Надо сказать, кофе неплохой. Мало где да что там, подумав, могу сказать, лучший в городе.
Делаю глоток.
Пятнадцать не выйдет, пожимаю я плечами.
Тогда, спокойно отвечает он, не будешь здесь работать.
При всём уважении, говорю я, как в американских фильмах про мафию, но от меня это не зависит. Боюсь, от вас тоже не вполне. Хотя рад буду ошибиться.
Поясни, холодно произносит он, и я чувствую, что он крайне недоволен направлением разговора.
Я не владелец тотализатора. Новый владелец Цвет. Я лишь оператор, если так можно выразиться. И предлагаю вам десять процентов, но не от выручки, а от прибыли конторы.
Он замирает. Грабёж, конечно. Он привык уже десять про с выручки хапать. Но это ни в какие ворота, если честно. Он получает клиентуру, которая тут бочками выпивает его заморские пойло, а он ещё и на выигрыш хочет лапу наложить. И накладывает, собственно.
Я вас глубоко уважаю, Альберт Эдуардович, но в убыток работать не смогу. У меня ресурсов для этого нет. Тем более, до Олимпиады, думаю, будет ощутимый спад среди игроков. Впрочем, многие из них уже привыкли приходить именно сюда, в ваш бар даже когда не играют. Выпить, поболтать в дружелюбной буржуазной обстановке. Атмосфера бара ваша заслуга и отсутствие Кахи с Рыжим пойдёт всему на пользу. Согласитесь, они и из-за ширмы умудрялись всё портить. Но я портить не буду. Посажу тут у вас красотку, ту что Рыжему палец откусила, она с репутацией девушка, ей палец в рот не клади. Мужики будут толпами виться, сами понимаете. Так что ваша выручка пойдёт несомненно в гору. Но не то что повышать, а даже оставлять прежней, вашу комиссию никак не получится.
Значит, не получится продолжать сотрудничество, отвечает он безо всяких эмоций.
Это было бы прискорбно. Для нас обоих, между прочим.
Он, не глядя на меня, протирает бокал.
Потому что, продолжаю я, мне бы пришлось искать новое место. И оно нашлось бы, вы же понимаете. Не такое красивое и импозантное, как ваш замечательный бар, разумеется, но функцию свою вполне бы выполняло. Хотя бы тот же «Папин мир».
Алик фыркает.
Ну это я так, чисто для примера, поясняю я. Но отток посетителей от вас был бы неизбежен, вы же понимаете. Даже ваших постоянных клиентов.
Нет, спокойно говорит он.
Нет, так нет, я же не уговариваю. У всех свои резоны. Я вашу ситуацию не знаю, вы мою. Тем не менее
Не стоит пытаться меня вразумить, перебивает он. Нет значит нет.
Да я понял, понял. Значит не договорились. Неудачный день какой-то сегодня. Ну что же. Желаю всех благ. Сколько с меня?
Сегодня он берёт в полтора раза больше, чем обычно. Ну и рожа. Вот заберу всю его клиентуру, будет знать.
Я смотрю на часы. Пора двигать на встречу с адвокатом. Это тот самый дядя, что был на дне рождения у Вали Куренковой.
А, молодой человек, мы, кажется, виделись с вами
Абсолютно верно, Яков Арсеньевич. Но представлены не были.
Ну что же, проходите.
Он принимает меня у себя дома. Великая честь. Мы сидим за столом в большой гостиной, а его жена подаёт нам кофе и домашнюю выпечку. Скатерть с кистями, напоминающая гобелен, старая мебель, хрусталь и серебро, почерневший натюрморт на стене. Откуда в наших краях такое?
Хороший дом, гостеприимный. Для тех, кто готов платить сумасшедший гонорар. Вернее, неофициальную надбавку к официальной низкой ставке. Договариваемся, что по тарифу будут платить родители, а всё что свыше, я заплачу сам. В подтверждение своих возможностей я сразу оставляю задаток в двести рублей. Этим, ясно дело, мы не ограничимся, но для начала хватит.
Яков Арсеньевич Кофман человек с невероятным апломбом и подобраться к нему просто так вряд ли получится, даже, как говорится, и на кривой козе. Но с протекцией первого секретаря горкома общение у нас проходит нормально. Даже мило.
Я объясняю ему суть проблемы. Со всеми подробностями и деталями. Почти со всеми. Вижу, юрист он толковый, да только действительность наша очень сильно отличается от фильмов про американских адвокатов. У нас защитник допускается к делу только после завершения предварительного следствия. Но так как я несовершеннолетний, то в моём случае он имеет право взять быка за рога с самого начала.
Торопиться не будем. Начнём с тактики изматывания противника. Посмотрим, как пойдёт, а там будет видно.
Ой-вей! говорю я на прощание и мы расстаёмся
Из автомата звоню Рыбкиным. Надеюсь, строгий отец не убил там свою дщерь за эротические провокации.
Алло! звучит недовольный и раздражённый голос.
Неужели по такому случаю даже не бухнул сегодня?
Дядь Ген, не вешай трубку!
Но он не прислушивается к моей просьбе и, разразившись проклятиями, обрушивает трубку на рычаг. Блин попадалово
Утром Наташка не выходит в обычное время и я жду её минут двадцать, понимая, что, скорее всего, в школу она не пойдёт. Подняться к ней не решаюсь, опасаясь всё усугубить, встретившись с Геной. В итоге иду в школу один и неимоверно опаздываю на литературу.
На перемене отзываю Ширяя в сторону.
Юр, привет.
Ага, здорово. Когда начинать?
Да, начнём на днях. Там ещё кое-какие организационные вопросы решить надо. Не переживай. Скоро. Я вот что хочу сказать. Ты парень шустрый, боевой. У тебя знакомых и приятелей хренова туча, так?
Ну, допустим, кивает он.
Вот и хорошо. Ты подбери ещё человек пять для занятий.
Так Тимурыч не возьмёт, удивляется он.
Да ладно, уговорим мы его. Он же видит, пацаны нормальные, не гопники и не бандосы.
Ха, ухмыляется Ширяй, бандосы. Прикольное словечко.
Только ты смотри, чтоб реально чёткие пацаны были. Понимаешь? С высокими морально-этическими принципами. Порядочные, чтоб понятия имели. Не воровские, а человеческие. Хороших ребят, короче подтягивай.
Мля, Егорыч, где я тебе таких возьму?
Ну, ты уж поищи, покумекай. Я вон тоже с Серёгами поговорю.
А зачем тебе? топорщит он глаза.
Ну, как зачем, будем армию создавать. Патрули революции. Защищать слабых и обижать сильных.
Он ржёт:
А чё, прикольно. Тимур и его команда в натуре. Ну ладно, поспрашиваю.
Ну только аккуратно, ладно? Чтоб у нас тут очереди желающих записаться в ЧОП не выстроились.
Куда записаться?
Потом скажу, отмахиваюсь я. Пошли в класс. Звонок уже.
После уроков я сразу иду домой. Вернее, не домой, а по направлению к дому. На пути моего следования находится опорный пункт с офисом участкового. Вот туда с тяжёлым сердцем я и направляюсь.
Захожу прямиком в кабинет. Не убьёт же он меня. Может покалечить, конечно
Он сидит за столом, а перед ним восседает толстая тётка в форме. Увидев меня, он в лице меняется. В его взгляде не читается ни намёка на внутреннюю доброту. Да Не надо было заходить.
Он привстаёт, а рука тянется к кобуре.
Ты чё припёрся, сука? зло спрашивает он.
8. А всё хорошее и есть мечта
Дядь Ген, начинаю я миролюбиво.
Какой я тебе дядя! рычит он. Матвеевна, ну-ка выйди. Мне с этим змеёнышем один на один поговорить надо.
Дородная Матвеевна безропотно поднимается и, смерив меня неодобрительным взглядом, тотчас выходит из кабинета. Свидетели нам и в самом деле не нужны. Рыбкин выбирается из-за стола и, воспламенив безумный кровавый огонь во взгляде, надвигается на меня. Ну ладно. Если насилие неизбежно, говорят, нужно расслабиться.
Я делаю шаг навстречу своему палачу и останавливаюсь в расслабленной позе, правда, удобной для быстрого реагирования. Он быстро приближается и у него даже не ёкает ничего, я не вижу, ни тени сомнения, вообще никаких посторонних мыслей и слюнтяйского морализаторства.
Он резко замахивается и бьёт. Прямо, как на картинке из учебника по самбо. Ну, чего уж, раз такое дело, я тоже действую, как на той же картинке. Вернее, серии картинок. Делаю несколько простых движений, блок, захват, поворот и вот уже дядя Гена загнут носом к давно немытому полу, а рука его трещит в суставе.
Отпусти, щенок, тихо хрипит он, стараясь не закричать.
Знаю, что делаю ему больно, ну, а что мне ещё остаётся?
Нападение на сотрудника при исполнении шипит он.
Это не нападение, это самозащита, парирую я.
Впрочем, ни для кого не секрет, что по линии самозащиты у меня, как раз, проблемки сейчас нарисовались.
Короче, дядя Гена, ты можешь нормально меня выслушать или готов воспринимать только в позе рака?
Пусти, сука
Ладно, отпускаю. Только ты не кидайся больше.
Я его отпускаю. Он выпрямляется. Злой, как собака. Морда красная, глаза дикие. Поправляет мундир, отряхивается и резко бросается на меня. Снова. И снова оказывается загнутым носом в пол.
Блин. Ну, придётся значит в таком виде с тобой разговаривать, вздыхаю я. Лишь бы не вошёл никто, а то неудобно ведь получится, да?
Отпусти, тихонько скрипит он. Отпусти, гад.
Я отпускаю. Мне, в конце концов, не сложно. Он стоит, наклонив вперёд голову и переводит дыхание.
Я сразу скажу для начала. Ничего не было. Успокойся. Ничего не было. А теперь сядь за стол и послушай. Садись, говорю.
Размашисто поправив разлетевшуюся чёлку, Рыбкин возвращается за свой стол. Я присаживаюсь напротив него и поворачиваю к себе телефон.
Дочь дома? спрашиваю, не глядя на него.
Он не отвечает. Я набираю телефонный номер и долго держу трубку. Не подходит.
Так дома или нет?
Дома, зло произносит он.
Я набираю ещё раз и опять слушаю длинные монотонные гудки. Наконец, она отвечает.
Алло, слышу я тихий печальный голос.
Только не бросай. Не бросай трубку.
Она молчит.
Привет, Наташ. Это я. В общем слушай. Во-первых, тебе нечего стыдиться. Ты не сделала ничего такого, за что может быть стыдно. Ни передо мной, ни перед отцом.
Отец, возможно, так не считает, потому что кулаки его непроизвольно сжимаются.
Ты очень красивая и смелая девушка, продолжаю я. и твоё сердце полно любви. Я тебя тоже очень люблю, Наташ. Это не шутка и не отговорка. Но мы с тобой ещё почти дети, понимаешь? Не бросай, дослушай. Мне очень хотелось прикоснуться к тебе, обнять и поцеловать.
Рыбкин от этих слов становится просто зелёным, а из ушей у него дым начинает валить, как из внезапно пробуждённого вулкана.
Но это было бы нечестно по отношению к тебе.
Ты любишь кого-то другого? тихо спрашивает она, прерывая молчание.
Нет, ну что ты, кого? Нет, просто я знаю, как это бывает.
Откуда ты знать-то можешь?
Просто поверь, знаю. Ты сейчас думаешь, что влюблена в меня, но очень скоро ты выйдешь в мир, увидишь огромное количество новых людей, классных парней. И вдруг полюбишь кого-то ещё, уже по-взрослому, по-настоящему. Но будешь связана со мной. Понимаешь, что я говорю? Ведь я совсем тебя не достоин.
Она какое-то время молчит, а потом коротко спрашивает:
Ты дурак?
Конечно, дурак, раз ничего лучше этой кретинической хрени не смог придумать.
Наташ, я с батей твоим поговорю, он мужик нормальный и тоже тебя любит. Ты просто веди себя, как всегда и всё. Хорошо? И я зайду к тебе?
Нет! говорит она и вешает трубку.
Я тоже вешаю и смотрю на Гену. А он на меня.
Ну что, нормальный мужик, всё понял? спрашиваю я. Или разжёвывать надо?
Он только головой качает.
Смотри, не дави на неё, подобрее будь. Я вот смотрю на вас с ней и понять не могу, как оловянный твердолобый солдафон вроде тебя смог воспитать такую чудесную девушку. Это, я полагаю, не благодаря, а вопреки тебе Ладно, пошёл я.
Я протягиваю ему руку и он, на мгновенье задержавшись, крепко её жмёт.
Слышь, Егорий как-то неуверенно начинает он.
Я не
Егор-Егор, да. Слышь, Егор, ну а чё ты не женишься-то, если у вас так всё серьёзно?
Чего? теперь у меня глаза ползут на лоб. Мне ж только семнадцать исполнилось.
Ну, не сейчас, а когда можно будет. Сейчас просто скажи, так мол и так, люблю, выходи за меня, когда можно будет. И ей спокойно, и тебе нормально. Чё?
Ладно, дядь Ген, прости, что руку тебе выкрутил. Пойду я.
Да ладно, чё свои люди как-никак. Ты ж мне, как сын теперь. Жалко, не пьющий только. Но это дело поправимое.
Не знаю, что здесь ещё сделать можно было бы. Мне в голову ничего больше не приходит.
Выйдя от участкового, иду на встречу с Большаком. Мы договорились встретиться в Центральном универмаге, он как раз туда едет, а потом немного посидеть в баре у Альберта. Это рядом. В универмаге я покупаю два бюстгальтера для Лены Ивановой, по Большаковской записке, разумеется. Обещал, надо исполнять. Сегодня, как раз, у нас заседание. Вечернее.
Сделав покупку, шагаю в бар и жду Платоныча там. Альберт, увидев меня, едва кивает и сообщает, что кофе сегодня нет. Закончился. Врёт гад, ну, да хрен с ним, не буду реагировать на его капризы. Вообще, конечно, работать с человеком с кукишем за пазухой не очень хорошо, ну а что делать