Курить бросает.
А ну да Да, и как? Хотя Махнул ручищей.
Медведь он и есть Медведь. Огромный. И страшный. Для чужих. Унтер-офицер. Бывший. И не просто так, а из личного его императорского величества Михаила Романовича отряда.
Садись куда
Куда?
Выбор невелик. Стул колченогий да кресло с ободранной спинкой, ибо Медведь слишком честный, чтобы взятки брать, а пенсия у него вкупе с жалованьем не столь велики, чтобы хватило на этакую ерунду.
Во всяком случае, не когда у тебя молодая жена.
Появилась.
Я поморщилась и велела себе успокоиться. Появилась и появилась. И хорошо. Мне бы порадоваться, что хоть кто-то жить начал. А радости не было. Только раздражение и глухая ядовитая зависть.
Присесть я присела. А Медведь вот не спешил.
Стоял, чуть покачиваясь.
Кресло мы ему с Софкой поднесли, еще когда только-только переселились на остров и тешили себя надеждой, что уж здесь-то все будет иначе. А он принял. Попробовал бы не принять.
Тьма, ты
Я напряглась. Если уж Медведь не по имени обратился, то нет, оно, конечно, можно. Я и сама-то его Медведем кличу. В мыслях. Так-то он Османов Олег Ефремович, ежели по паспорту, но Олега Ефремовича я знать не знаю, а с Медведем мы изрядно крови пролили.
Там.
В прошлом.
В прошлом, которого нет.
Не выпускайте чудовищ из шкафа.
Что за глупая фраза и, главное, прицепилась. А Медведь смотрит так жалко, что охота затрещину отвесить.
Говори уже, вздыхаю, понимая, что лучше б меня и вправду уволили. Уезжаешь?
Софья?
Я покачала головой.
Ты же знаешь, что она больше не видит.
Ну да, ну да Он провел ладонями по голове.
Голова у него массивная и бугристая, в шрамах вся. Это когда он под осколочную огненную угодил. Чудом вытащили. И и волосы не растут почти. На шрамах. А между ними пробиваются седою щеточкой. И оттого черепушку Медведь предпочитает брить налысо.
Не знакомых с ним людей впечатляет.
Из-за нее, да?
Тьма Он все-таки сел.
На пол.
И плевать на мундир, хотя не понятно, с чего это Медведь ныне парадный нацепил. Он форму любит примерно как я городские танцы. И нехорошее предчувствие окрепло и оформилось.
Сердце у меня, тихо произнес он. Ты же знаешь ты тогда меня вытащила спасибо. Я и вправду помню.
Кто бы сомневался. И я помню. Хотя многое отдала бы, чтобы забыть. Хоть что-то забыть.
Не выпускайте
В шкаф, мать вашу!
Тогда еще целитель, ну, помнишь, говорил, что я чудом и собирали.
По кускам. Не только его. Но ему повезло, что все куски были на месте. А целитель, мастер Зикорский, был старым въедливым козлом, который не пропускал ни одной юбки, но при этом лучше него спеца на нашем участке фронта просто-напросто не было.
Ну и предупредил, что оно свое все равно возьмет.
Это я понимала.
Давно?
Да уж лет пару как. Сердце прихватывать начало. А в прошлом, помнишь, слег?
Еще бы. Я тогда испугалась до усрачки, потому что потому что не имел он права умереть. Просто не имел, и все тут!
Не сейчас, когда войны нет!
Медведь дернул башкой.
Оно вроде простуда. Хрень же ж. Чтоб штурмовик и с простуды. А оказалось, что тоже сказалось. Мне посоветовали уехать.
И какого хрена ты до сих пор тут?
Медведь виновато потупился. Ну да как он мог бросить. Нас. Меня. Софку. Никонова вот с его безумным желанием отыскать ту самую состоятельную и молодую вдову. Молчаливого Барского, который периодически уходил в запои. Тихоню и Сапожника. Остальных тоже.
Свой отряд. Собранный вместо того, который однажды сгорел, попав под огненный осколочный.
Ну все не так быстро.
Мне не рассказывай.
Хотя мог бы. И должен бы.
Только я ведь тоже молчала бы на его месте. И Софка. И все мы. Но все равно злюсь.
У тебя глаза желтые.
Это ничего не значит. Я зажмурилась. Ты куда собираешься?
У Ниночки есть родня. В Крыму. Побережье там море.
У нас здесь тоже.
Сизое и злое. Пыхающее яростью и снегом. Скалящееся ледяными клыками скал. В нем хорошо китам, не людям. И косатки частенько приходят.
Там вроде климат мягче. Мне так сказали. Ну и если вдруг земли прикуплю. Я вроде подсобирал. Да и старые капиталы куда тут тратить?
Оно и верно.
Когда уезжаешь?
Дней через пару. Снова вздох. И тихое: Прости.
Брось. Я дотянулась и провела пальцами по голове его.
На острове нас долго считали любовниками, а многие и по сей день. Это дико злит Ниночку. И и может, это правильно.
Уехать.
Туда, где не будет ни меня, ни Софьи. И и остальных тоже. Изуродованных. Убогих. Давно забывших, что есть нормальная жизнь. Тогда, глядишь, у Медведя появится шанс.
Ты напиши, ладно?
Конечно.
И если вдруг денег не хватит. Земля, я слыхала, на юге дорогая тоже напиши, ладно?
Обязательно, соврал Медведь.
А зря. Деньги-то у меня есть. До неприличия много денег, которые в этой гребаной глуши и вправду тратить не на что. Не на пасту же для волос, пусть и патентованную.
Один хрен не спасет.
Это еще не все.
Ну да покойник.
Мертвец то есть. Вернусь, разберу треклятую колоду и сожгу к демонам. Пусть даже Софья обидится.
Я рапорт еще в том месяце подал, когда совсем тяжко стало. Он потер грудь.
И я коснулась. Сердце в ней стучало медленно, тяжко. И стало совестно, что я не увидела, как ему тяжело.
Он и вправду похудел. Осунулся.
Твоя Ниночка, она
Я не смогла произнести это в слух.
Беременная она, сказал Медведь очень тихо, а лицо стало таким, таким что и описать не могу.
И главное, сердце от этого счастья застучало быстрее.
Поздравляю.
Я я хотела быть счастливой. С ним.
И заталкивала боль поглубже. И старалась улыбаться. Очень старалась. Только Медведь знал меня получше многих.
И счастье его поблекло.
Тогда вам поспешить надо, я мысленно прикидывала: февраль, конечно, месяц неспокойный, но март и того хуже, пока не начались ветра. И
Она отправляется завтра.
Одна?
Я нахмурилась. Может, Ниночка меня и недолюбливала. А я недолюбливала ее, что уж тут. Но одну отправлять это неправильно. Категорически.
Тихоня пойдет. И Лютик. Медведь с трудом поднялся. А там встретят. Я отписался.
Хорошо.
Дом?
Гостиница. Приличная.
Не люблю гостиницы. Слишком много в них народу и очень уж разного, а потому никогда нельзя быть уверенным, кто окажется твоим соседом.
Очень приличная. Да и Тихоня
А еще Лютик, который, может, и похож на старого алкаша, но нож в глотку с двадцати шагов всадит. Хотя все одно не спокойнее.
Крым далеко. И может, вам пока погодить? Не с отъездом, нет, но
Запнулась, понимая, что куда годить-то.
От Лезинска теперь железная дорога идет. До Владивостока. А там уже и на корабле можно. Корабли не люблю едва ли не больше гостиниц. Или и дальше. Я узнавал. Ну, и целители как скажут, так оно и будет. Я о другом хотел.
Медведь осторожно разогнулся. Ему было тесно в этом кабинетике, где единственной роскошной вещью было нефритовое пресс-папье, врученное благодарным купечеством новому полицмейстеру. Было это лет десять тому. С тех пор купечество стало менее благодарным, а полицмейстер совсем даже не новым. Но вот фиговина эта осталось.
Память.
Заберет?
Пресс-папье.
Я честно рекомендовал тебя. Когда стало понятно, что дальше не выдюжу. Медведь сложил руки за спину.
Вот уж не было печали.
Сомов давно хочет реформировать участок. И сократить.
Расходы.
Да мы больше не герои войны, которых они рады принимать на своей земле. Мы обуза. И финансовая, и так просто, ибо наши кривые рожи напоминают о том, о чем остальные с радостью позабыли бы. И позабыли.
Я вот и подумал, что, может, выйдет тебя старшей поставить. Лютика я заберу.
Я кивнула.
Это и понятно. Тот от Медведя никуда. Но и хорошо, мне всяко спокойней будет, что он там не один.
Тихоня?
Вернется. Но тоже в отставку хочет.
Вот и сокращение
Ну да Руки опять прошлись по голове к затылку и обратно.
И стало быть, не все поганое сказано.
Да не телись уже.
Сегодня прибудет новый полицмейстер. Медведь с трудом выдавил это из себя. Дневным паромом.
Охренеть.
Все-таки не соврал Покойник. Столько нового, что как бы и не усраться от избытку.
Ну, я тоже встала, тогда надо бы начальство встретить.
Один хрен не уволят.
Наверное.
Глава 2. Рыцарь пентаклей
«Карта Рыцарь пентаклей описывает человека дисциплинированного и педантичного, порой излишне бескомпромиссного, в силу чего зачастую весьма неудобного в общении».
«Малый толкователь карт и гадальных арканов», выпущенный под редакцией Общества любителей предсказаний и рекомендованный для домашнего применения лицам, не обладающим истинным даром прозрения
К полудню дождь прекратился. Остались сизые лужи, в которых отражались кружевные ограды, да и сами дома, побелевшие, даже будто бы нарядные. Автомобиль Медведя давил их и сизые куски льда, что упрямо держались в воде.
Мы молчали.
Не потому, что я злилась. Хотя да, все еще злилась, но это привычное состояние. А в голове крутилось то самое, про чудовищ
И про то, что Медведя я знала. Давно. Еще с войны. Еще на войне. И позже, потом, когда мне сделали предложение. И оказалось, что не только мне. Он был очень внимательным и заботливым ублюдком, мой бывший муж. И знал, как сделать так, чтобы я приняла это хреново предложение.
Дышать надо глубже.
И улыбаться.
Кто-то в женском журнале, которые приносят Софке, писал, что если улыбаться миру, то он улыбнется тебе. Я честно пыталась, но добилась только того, что челюсти свело от злости.
Я могу отказаться. Медведь выбирался из-за руля медленно, потому как старый «Студебеккер» был ему еще более тесен, чем кабинет.
Только попробуй.
Не может.
Если новое начальство прибыло, стало быть, и рапорт на отставку подан и принят. Подписан. Отправлен в имперскую канцелярию, а оттуда его хрен добудешь. И этот вот, новый начальник, тоже прибыл.
Почти.
Я видела паром, который медленно полз, пробираясь по-над гребнями скал. Ветер попритих. Море тоже облеглось. Солнце и то выглянуло сквозь решето туч, щедро плеснувши светом.
И я зажмурилась.
Слишком уж яркий. Слишком
Ты только с ходу его не сожри, попросил Медведь.
Постараюсь.
Врать я так и не научилась, и Медведь хмыкнул. Пускай себе
Может, человек приличный
Приличного человека в нашу глушь не сошлют.
Не скажи. Как по мне, как раз и сошлют, чтобы приличиями своими жить людям не мешал. Все-таки чувство юмора у Медведя было своеобразным.
Он замолчал. И я тоже. Смотрели, как медленно приближается серая туша парома. Загудели трубы, и в порту началась привычная суета. А еще снова запахло рыбой.
Ненавижу этот запах.
И остров.
И
Я подняла голову и посмотрела на небо. Тучи вытянулись, почти как решетка а за нею солнце. Далеко. Недостижимо почти.
Если если я пришлю ребенку подарок?
Мы будем рады.
Уверен?
Кивок.
Ты только в рамках приличий себя держи, на всякий случай уточнил Медведь.
И я кивнула. Удержу. И постараюсь. Софке надо будет сказать, если она пока еще не знает.
Интересно, обрадуется? Или снова за карты засядет?
А вот курить закурит, тут и думать нечего.
Паром причалил, и его поспешно закрепили дюжиной цепей. С грохотом опустились трапы.
Пойдем?
Да ну. Медведь не шелохнулся. Не суетись.
Кто суетится? Я? Да я вообще могла бы тут и не быть. И и с каждым мгновением эта мысль начинала казаться все более здравой. В конце концов, чего это я? Завтра явится этот, новенький, в участок. Медведь зачтет речь. А
Не пропустим?
Сама-то как думаешь?
Ну да Людей прибыло немного. Большей частью к нам грузы идут. Вон, Бахтин что-то там закупал для ферм своих. Зерно еще привезти должны были. Хлеб. Товары для магазина Нателлы Олеговны, что-то она там Софье обещала из тканей.
Почта опять же.
А люди люди редкость.
Вон, гляди, сказал Медведь.
И я увидела.
По трапу неспешно спускалась дама в роскошной шубе. Песец? Соболь? Соболь вроде темный Так и не научилась разбираться. Главное, что видно, шуба умопомрачительно дорогая. И роскошная.
Как и дама.
А вот мужчина, что следовал за ней, выглядел до отвращения обыкновенным. Нет, пальтецо хорошее, под стать шубе. Тросточка в одной руке, кофр в другой. И тросточка не для красоты, он явно прихрамывает на левую ногу. А больше с такого расстояния не разглядеть.
Идем? Медведь сделал шаг навстречу, и я, преодолев трусоватое желание сбежать, потянулась за ним.
Желание желанием, но своих не бросают.
Мимо дамы с грохотом прокатился грузовик, обдав и ее, и шубу тучей брызг. Но те растворились, не коснувшись драгоценного меха.
Одаренная.
Чтоб тебе.
Доброго дня. Медведь уже добрался до этой парочки. Полагаю, господин Бекшеев? Госпожа
Бекшеева. Голос у дамы оказался низким. И руку она Медведю протянула, а тот осторожно пожал. Ольга Андреевна.
Матушка, поморщился мужчина.
Матушка?
А выглядит-то молодо. Правда, если присмотреться, то возраст проскальзывает, большей частью во взгляде. В морщинках тоже. В седых волосах, что выбивались из-под изящного мехового берета.
Бекшеев Алексей Павлович. Он слегка поклонился и посмотрел на меня.
Не нравится.
Категорически.
Аристо.
Одаренный. И род древний. По роже видна вереница благородных предков, что наверняка сверлят взглядом спину невезучему потомку, который вместо Петербурга оказался на острове Дальний. Дальше и вправду некуда.
Османов Олег Ефремович. Медведь легко сдвинулся вбок. Охотова Зима Желановна.
Ненавижу это имя.
И
Счастлив знакомству. Бекшеев поклонился.
Сдержанно. Вежливо.
И как-то сразу стало понятно, что не уживемся.
У вас здесь очень мило, голос Ольги Андреевны звучал мягко. И сила, от нее исходившая, окутывала теплым облаком. Своеобразно
Увы, порт у нас больше грузовой.
И что же здесь грузят?
Вряд ли это ей действительно интересно. Просто она хорошо воспитана. И поддерживает разговор.
Да рыбу в основном, еще китовый жир, весьма пользуется спросом. Опять же ус. Многое иное. Тут вроде договора с парфюмерной компанией, но точно не знаю.
Я отвернулась. Может, оно и не слишком вежливо, но злость накатывала волнами та самая, иррациональная, разрушающая, с которой я честно пытаюсь справиться, но выходит не лучше, чем у Софьи с сигаретами.
Меж тем на трапе показалась еще парочка весьма любопытных личностей. Первым шел юноша в шубе, наброшенной поверх костюма. Шуба была распахнута, показывая то ли костюм, то ли удаль молодецкую, то ли, что куда вероятнее, дурь. Ветра у нас такие, что шутить с ними себе дороже.
Я эту привычку ходить нараспашку еще в первую зиму изжила.
И теперь плащ поплотнее запахнула.
Интересная личность. Мягкий голос нового начальства заставил замереть.
Юноша двигался быстро, едва ли не бежал. А за ним, переваливаясь с ноги на ногу, спешил толстый господин в пальто с меховым воротником.
Кто это? Если не смотреть, то Бекшеев не так уж и раздражает.
Не сильнее, чем обычные люди.
Ольгерд Витольдович Гельшь-Салинский. Старший сын и наследник Витольда Ольгердовича Гельша.
Все-таки у людей благородных с фантазией туговато, особенно когда до имен доходит.
Понятия не имею, кто это.
Весьма своеобразный человек. Миллионер. Состояние составил в послевоенные годы, да и если верить слухам, то и война для него оказалась весьма доходным предприятием. Можно ли верить слухам? Сам он еще до войны заключил брак с княжной Салинской, воспользовавшись ее непростой жизненной ситуацией. Случается. А поскольку иных наследников у рода не осталось, то его императорское величество счел возможным удовлетворить прошение о наследовании фамилии по женской линии. Дабы род не прервался.
И такое случается.
Я покосилась на Бекшеева. Тот глядел даже не на юношу, а на пару мордоворотов, его сопровождавших. О, даже не на пару. Четверка. И слуги. Надо же, какая важная персона.
Давно в нашу глушь этакие господа не являлись.