Когда поймешь это, а понимаешь не сразу, а долго, но вдруг шандарахнет и поймешь, тогда с тоски начинаешь пить. Вернее, начинаешь раньше, от счастья и радости, что издали, напечатали, что выступаешь, тебя слушают, задают вопросы, ну и прочая, прочая. Пьешь с друзьями, с писателями, потому что вместе, пьешь, чтобы поддержать разговор. Потом вообще по привычке, с кем встретишься. Потом, когда понимаешь, что никому это не надо, что никакого разумного, доброго и тем более вечного не сеешь, тогда уже пьешь с тоски. Оттого, что не пишется, что нету денег, а аванс проели-пропили, и надо книжку нести в издательство, а книжки-то нету. Клепаешь наспех халтуру авось прокатит. Ну и так далее, как римляне говорили, эт сетера, эт сетера.
А захочешь написать про то, что накопилось, наболело, а тю-тю, нету тех самых главных и единственных слов, куда-то делись, осталась эта самая халтура, профукал способности и таланты, ничегошеньки не выходит. Оказывается, «весь воздух выпила огромная гора». Это Мандельштам верно подметил, и «не приманить её окариной, ни дудкой приручить, чтоб таял снег во рту».
Как он это ловко углядел! «Снег во рту» это же слова. Настоящие, чистые, не изгаженные и не затертые штампы. Вот эту-то чистоту, непосредственность и правду и выпила гора быта, жизни, суеты, погони за славой, которой, как оказывается, фить и нету.
Книжки есть, а стихов в них нету. Нету того, что нечаянно, а может переболев жизнью, написал он: «Снега, снега, снега на рисовой бумаге». Нету настоящих снегов-стихов на белой, чистой рисовой бумаге. Ничегошеньки нету. Всё дерьмо. И то, что было, чем хвастался, чему радовался, что обмывал с друзьями и гордился, и то, что будет, будет таким же дерьмом. Потому, что время ушло, изгажено суетой, торопливостью и погоней за этой поганой химерой-славой.
Глаза у писателя горели тоской, безысходностью и правдой. Вдруг потускнели. Он махнул рукой, разлил нам остаток самогонки, выпил. Я тоже.
Мы молчали. Чего тут скажешь, когда незнакомый человек вдруг, не хорохорясь, не рисуясь, выплеснет давно наболевшее.
Да вы не переживайте, все еще образуется, пожалела писателя сестра.
Он ухмыльнулся. Стрельнул глазом:
А я еще о-го-го. Это я так. Может, это я отрабатываю монолог из нового рассказа. Или еще чего такое!
Розалия вздохнула, обняла его, чмокнула в лоб:
Давай, Витюлечка, собираться, скоро выходить, приехали, Москва.
Москва? Как много в этом, взгляд писателя наткнулся на стакан, стакане для сердца русского кого-чего? Сплелось и не расплескалось.
Розалия вытаскивала сумки, уговаривала Виктора одеваться, он сопротивлялся. Потом, вдруг, за полчаса до Москвы стал никакой. С трудом ворочал языком, острил, но смешно не было. Особенно Розалии.
Когда поезд остановился, она не знала, как быть со знаменитым муженьком. Я помог выгрузиться из вагона. Распрощался с сестрой, благо её поезд отходил через час с этого же вокзала, а вещей тяжелых не было. Подхватил писателя и под причитания Розалии потащил к такси. В такси Виктора время от времени начинало мутить. Останавливались, он выходил, издавал звуки в подворотнях, мы его втаскивали назад. Таксист матерился, Розалия извинялась, обещала много заплатить. Витёк буянил. Наконец приехали. Вошли в квартиру. Разгрузились. Писатель предлагал обмыть возвращение, шумел, читал свои стихи, хвастался, что куда до него современным неучам, что он один теперь остался в стране и поэт, и писатель.
И швец один, и жнец, зловеще шипела Розалия.
Ну, как, холодно розе в снегу? куражился он.
Я попрощался, под извинения и благодарные слова жены писателя вышел.
Хитрая штука жизнь, и не приманить её ни дудкой, ни окариной даст один талант, а отнимет два. Конечно, проще быть мордастой, усатой форелью, спокойно в тине на известковом дне нести свою службу и не горевать о словесности, о стихах, прозе, которые, может, и вправду никому теперь не нужны и зря тащит их в расписных лазурных санях странный в этом пригламуренном мире горный рыбак.
Холодно и одиноко ему нынче, как розе в снегу.
Шекспирсинг
До отхода поезда оставалось полтора часа. На соседней лавке мужик рассказывал другому байку:
Дружили два пацана, говорил он. С детства. Жили в деревне. В колхозе или как там теперь называется. Отслужили в армии, стали шоферами работать. Поженились. А жены жадюгами оказались, сквалыжными до невозможности. Так они, дружбаны эти придумали. Один говорит бабе своей:
Я тут договорился с начальством, сено для нашей Буренки дают. Только надо именно завтра получить, иначе всё. Или завтра или не дадут совсем, а мне как назло срочно велено завтра с утра в райцентр ехать.
Ну, она, баба его: «Как же так, как же быть». А он: «Сам голову ломаю. Без сена-то как. Без него не перезимуем. Что делать?».
А ты дружка, Гриню, попроси. Он на грузовике своем нам и привезет.
Точно! муж отвечает, ну, ты голова! Я бы сам и не додумался. Только он за просто так не привезет. Ты ему бутылку хотя бы поставь.
Да уж поставлю.
На душе было муторно. Торчать на вокзале, слушать объявления о прибывших и отходящих составах стало невмоготу. Вышел на улицу. Промозглый ветер после десятка шагов заставил задуматься о тепле. На другой стороне площади сверкали вывески. Витрины дышали теплом, уютом. Перешел туда. Подошел к ближайшей. Над входом иллюминировала, заманивала неизвестностью надпись «ШЕКСПИРСИНГ».
Толкнул огромную стеклянную пластину, служившую дверью. Вошел.
Полумрак слегка успокоил. Подскочил менеджер зала, дыхнул мятной жвачкой, ослепил улыбкой:
Вам фантастически повезло! У нас только сегодня скидки 30 процентов! Только сегодня!
Не увидев на моем лице счастья, торговчик бархатным голосом проворковал:
И от себя могу добавить 5 процентов. Итого получается целых 35 процентов!
Я выдохнул осеннюю сырость, вдохнул привычную бронезащиту от этих деятелей, хмыкнул, не оборачиваясь к двери, показал на улицу большим пальцем и произнес:
А у тех, скидка 40 процентов.
40? менеджер слегка растерялся, но тут же собрался и продолжил, у нас 40 VIP клиентам. Но
Лицо его снова осветило счастье:
Но у меня есть для вас одна, личная карточка VIP клиента. Он проглотил слюну, прильнул к моему уху и заговорщицки прошептал И плюс от меня 5 процентов.
Я отстранился от настырного типа и менторским тоном сообщил:
Главное не цена, главное качество! Это я вам как хирург говорю.
Вот! менеджер просиял, именно качество! Вы совершенно правы. Качество это именно то, на что мы делаем особенный акцент. У нас самый высокий уровень качества. Предлагаю убедиться лично. Прошу!
С каждым словом, с каждой фразой он увлекал меня вглубь зала. Тепло и полумрак делали свое дело, и мы медленно, но удалялись от входной двери.
Мама в детстве нам с братом говорила: «Никогда не вступайте в разговор с политиками, цыганками и менеджерами торговых залов. Заболтают, загипнотизируют, обманут и вытянут деньги». Я развернулся, шагнул к выходу и путь к познанию «высокого уровня качества» снова удлинился. Но только на три шага. Девица на алых каблуках, преградила путь. Обойти не получалось. Вспомнилось о правилах прицеливания, о поправках, которые надо делать при расчете траектории, чтобы попасть в цель или наоборот не попасть во что не нужно. Показалось, что адское пламя плещется там, под этими каблуками. Пахнуло серой, хлороформом, операционной. Крашеная блондинка, огромные черные глаза пожирали, яркие в тон каблуков губки шептали в такт пламени:
Попробуйте, всего лишь разок попробуйте.
Слова, не становясь звуками, проникали в сознание, гипнотизировали, словно дудочка заклинателя.
Чего «попробуйте»?
Ш-ш-ш-екс-с-с-пир-с-с-с-инг, шептала, не моргая кобра в фирменном наряде, ш-ш-ш-екс-с-с-пир-с-с-с-инг.
Пятьдесят и еще пять лично от меня! спасительно пахнуло мятой.
Издалека, из другого мира снова мелькнуло:
Сынок, никогда не вступай в разговор с , и я вернулся в реальность.
Адское пламя сократилось до размеров люстры, отраженной в зеркальном полу. Не подозревая о расчетах траекторий, на меня глядело создание в форме младшего менеджера. Пахло пряными арабскими духами.
Спасибо, сказал я Спасителю в наряде менеджера и пожал его руку.
Пятьдесят процентов как VIP и еще пять лично от меня! Это почти бесплатно! повторил он, не поняв причины моей благодарности.
Девица зло блеснула глазами. Отвернулась от недотепы и, стуча такими же длинными, как ноги каблуками, обиженно ушла за стойку.
Ш-ш-ш-екс-с-с-пир-с-с-с-инг, напоследок прошелестели складки платья.
Я взглянул на часы. До посадки в вагон оставалось чуть больше получаса.
А что это такое шекспирсинг? я решил, что хватит крутиться вокруг да около, что пора узнать.
Шекспирсинг! О, шекспирсинг это
Новый посетитель прервал объяснение. Менеджер, поняв, что от меня толку не будет, кинулся к нему.
Вам фантастически повезло! У нас только сегодня скидки тридцать процентов! Только сегодня!
Не увидев на лице нового посетителя счастья, парень бархатным голосом проворковал:
И от себя я могу добавить пять процентов. Итого получается целых тридцать пять процентов!
Ты перед сном молился Дрозофила? вошедший начал расстегивать куртку.
Обиженная девица за стойкой захихикала, предвкушая побоище, и подзадорила:
Мужчина, как вы разговариваете в таком тоне с самым главным менеджером зала!
«Точно, кобра. Гадюка и есть», подумал я.
А мужик уже тряс одной рукой за грудки менеджера, а другой продолжал расстегивать молнию на косухе. Под косухой была груда мышц синего от татуировок цвета.
И от себя я могу добавить 5 процентов, по инерции блеял продавец.
Я тебе сейчас сам добавлю 100 процентов! замахнулся качёк.
Электрошокеры охранников успокоили его и уложили на пол.
Это Витек, прокомментировал один из охранников второму, молоденькому. Он тут рядом в тату салоне работал. Двери опять попутал. Их хозяин ему за два месяца денег задолжал, а когда Витек заявление на расчет принес, расплатился татуировками. Витек их терпеть не может. Вот такую подлянку тот кинул.
А зачем этот татушки согласился делать? спросил второй охранник.
Первый заржал:
Хозяин, скотина, сперва напоил Витька, а когда тот ничего не соображал разрисовал. Витек с тех пор не просыхает. Как дойдет до кондиции, к нему разбираться приходит. Ему в таком виде на соревнованиях в чемпионы не выбиться.
Да , протянул молоденький, чего только не бывает.
На полу раскинулось огромное красивое безобразно разрисованное татуировкой тело. Культурист похрапывал.
Охранники оттащили его подальше от входа, сказали «не на мороз же выставлять хорошего человека», ушли к двери перекурить. Выпускали в щелку дым и продолжили, наверное, нескончаемый треп.
Мне тут на днях приятель, да ты его знаешь, Михаил, начал тот который постарше.
Малышев? уточнил второй.
Ага, кивнул старший, так вот, он на днях хохму рассказал. Мы оборжались.
Ну? заранее хихикнул второй.
Дружили два пацана. С детства. Жили в деревне. Отслужили в десантуре. Поженились. А жены у обоих, не жены, а бензопилы «Дружба». И жадные, слов нет какие. Из карманов всё выгребают, до копейки. На пачку сигарет и то не оставят. А бутылку, никогда. Вообще никогда, понимаешь? Так они, друзья эти вот чего удумали:
Один своей дуре говорит:
Не знаю как и быть! Дрова выписал, еле добился. Начальство еле уломал, только в ногах не валялся. Согласились, но сказали или завтра вывезешь или всё. Никогда.
Да умница, жена говорит, будем теперь с дровами зимой. Не померзнем.
Только вот заковыка какая, понимаешь, не знаю, как и быть, пожимает плечами муж, завтра велено в область везти с утра картошку, капусту и прочее на ярмарку. Так что чую, мерзнуть нам зимой придется.
А ты своего дружка, Петьку, попроси. Он же на грузовике работает на нем и привезет.
Точно! муж отвечает, какая ты сображучая! Я бы сам и не додумался. Только он за просто так не привезет. Ты ему бутылку хотя бы поставь.
Да уж поставлю.
Потом, денька через два, другой своей гагаре чего-нибудь такое же навешает. Та тоже бутылку ставит.
А в выходные едут дружбаны на рыбалку, рыбки наловят, а вечерком костер разведут, ушицу поставят варить. Еду разложат, ну там помидорки, огурки, картошечку запекут, сальцо порежут. И две бутылки посредине! Сидят об жизни разговаривают, водочку попивают и над выдрами своими ржут.
А у нас, если уж разговор про водяру зашел, мужики вот чего удумали продолжил другой охранник, подрядились они работать на заводе. Химическом. Чего-то там делали в лаборатории. Не то электропроводку меняли, не то стены кафелем обкладывали. Короче, увидали, что у начальника лаборатории в сейфе бутыль со спиртом стоит. Пятилитровая. Они и так и эдак, как коты вокруг сметаны, возле этого начальника кружатся, а он не наливает. Сейф вот он рядышком, но, как говорится, видит око, да зуб неймет. Неделю думали! И вот чего учудили. Сгондобили из стали поддон. Дождались вечером пока все уйдут, поставили в этот поддон сейф. Потом подняли, а он килограммов двести весил, и в этот поддон со всего маху бабах! Бутыль вдребезги, а спирт через щели в поддон вытек! Вот это мысль! Такое захочешь не придумаешь. Процедили и сутки потом гудели. Пять литров спирта, это же считай, двадцать пузырей водяры.
А этот, начальник лаборатории, чего? спросил первый охранник.
Начальник? Не знаю, про него ничего мужики не говорили, задумался рассказчик, должно быть промолчал. Их не выгнали. Наверное, посмеялся. У нас инженерную мысль любят. А спирт, это так, сегодня есть, а завтра тю-тю.
В зал, растолкав охранников, вкатилась тетка.
Девчаты, завтра с утра воду отключат. На полдня. До шестнадцати ноль-ноль. Будут врезаться в трубопровод. Подключать новый корпус. Запаситесь водой.
Девицы в зале стали возмущаться, потом спорить, кто пойдет покупать канистры, ведра.
Шелестящая кобра, младший менеджер, надула губки, поморгала ресницами и произнесла:
Ужас, как можно так над людьми измываться. У меня дома в прошлом месяце на неделю горячую воду отключали. Просто не знаю, как выжили! Господи, ни умыться по человечески, ни ванну принять. Безобразие!
Остальные подхватили тему, закудахтали:
Да, да, это какой-то кошмар. У нас тоже недавно в доме труба лопнула, весь вечер без воды были.
А у нас летом экскаватор провода порвал, электричества не было. Часа четыре чинили. Господи, какой ужас. Фен не работает, телевизор не посмотреть и вообще.
Я поглядел на часы. Вернулся на вокзал, нашел свой поезд. Залез на верхнюю полку, проспал почти сутки. Вечером вышел на полустанке. Там ждали старые, раздолбанные «Жигули» с двумя молчаливыми парнями. За ночь по степным грейдерам перебрались на ту сторону. Потом ехали мимо сгоревшей подстанции с искореженным трансформатором, черной от гари водокачки, обезлюдевших деревень, закопченных пожарами мертвых пятиэтажек. Разрушенной снарядами котельной. На обочине, старухи, испуганные, онемевшие от страха детишки, стояли в очереди за водой у пыльной автоцистерны. Дорога петляла мимо воронок, разбитых витрин пустых магазинов, выжженных снарядами полей.
Под утро приехали. Седой парень в камуфляже поглядел документы, кивнул, сказал, что врач им очень даже пригодится. Сказал, что жилые дома постоянно обстреливают, что много раненых, а лечить некому.
Нет, командир, я пришел сто первым. У меня тут брата убили. Прямо в больнице. Делал операцию и
Я знаю. Понял. Вы похожи. Он у жены моей в прошлом году роды принимал. Хороший врач.