Провансальная тетрадь,
20 ноября 2021
Локоток
Она всегда удивлялась тому, как память лихо выхватывает из прошлого нужные случаи и выстраивает их по своему проекту, ранжирует по своему усмотрению. И на тебе. Предстанет перед тобой нечто противное и нелюбезное твоей душе, будет стоять, хромать, ковылять и ныть, пока не осмыслишь и может быть даже повинишься за деяние это твое в далеченном прошлом.
Поэтому Ольга не любила никаких воспоминаний и старалась строить в представлении своей молодой и слегка пустой головки картинки из возможного и очень желаемого будущего.
Ее маленькое, но крепкое жизненное кредо было убедительным и приятным. Оно гласило ей, что может она делать все, что хочется ей в это волшебное мгновение её жизни, а это было об одном «Ты свободна». Что означает этот восхитительный посул Ольга не всегда понимала, но на всякий случай ни в чем себя не ограничивала.
Свобода от всего!
Это звучало для неё как приказ, и она с радостью подчинялась. И ничуть не робела.
Но сегодня с утра ей никак не удавалось вступить на этот сияющий плац любимых свобод и в радости выпить утренний кофе.
Память ей подбросила случай из отступившего давно детства. Тогда они возвращались с подружкой из школы одной и той же дорогой. Долгой и довольно безлюдной. Вся она состояла из нищих обветшалых домов в проулках без названий.
И почти всегда им навстречу попадалась парочка. Он и она.
Скорее всего, это были молодожены. Ольга сразу заметила как бережно держит он её за локоток, будто он стеклянный, этот локоток, а он предъявляет его хрупкость этому грубому миру. А мир был грубым, и Ольга тут же напомнила об этом пареньку, пустив в их сторону злое какое-то замечание.
«Уронить боится», и они засмеялись легко и беспечно.
Когда Ольга оглянулась, чтобы оценить удар собственной остроты, она с досадой отметила, что колкость ее не попала в цель. Головы пары склонялись друг другу, локоток девушки был надежно упакован в ладонь спутника.
Ольгу это почему-то сильно задело, и назавтра, когда ровно в том же месте они, эти счастливчики встретились опять, в этом же месте, Ольга уже очень смело прошипела какую-то свою остроту, и обе подружки захохотали. Громко и однозначно.
Так продолжалось некоторое время.
Для Ольги это стало милой забавой, и она всегда выпускала стрелы своего яда в спину проходившей мимо парочки.
Теперь, глотая горячий кофе, Ольга никак не могла понять, что двигало ею тогда. Почему она сильно раздражалась на эту вполне себе милую пару, нежность которой разливалась по пустому проулку. С вершины взрослости своей, Ольга могла судить себя как безобидную шкодницу.
«А не ходите красиво!» так думалось ей тогда, маленькой третьекласснице. И еще она догадывалась о том, что маму ее никто не поддержит так необычно и нежно за локоть. Такой поддержки мужской у них не было. И никто ей не объяснил, почему они одни с мамой всегда.
«Может, и впрямь была детская зависть, пыталась оправдать безобразность своего поведения Ольга. Но она отчего-то понимала, что зависть эта была совсем не детская, а взрослая и навсегдашняя. Она и сейчас накрывала Ольгу при виде неправильно счастливых людей.
А тогда всё закончилось неожиданно просто и страшно.
Как-то, когда подружки захохотали уж совсем невмоготу, парень развернулся, оставил локоток и в два прыжка оказался перед лицом Ольги.
Никогда потом Ольга старалась не вспоминать это лицо, окрашенное гневом и брезгливостью к ней.
Он схватил ее за худые плечики и стал сильно трясти, и спрашивал с обидой в голосе:
Что тебе? Надо? Что?
А потом так же брезгливо оттолкнул Ольгу, поднял и надел ей на голову берет, который упал от тряски, и бегом опять вернулся к своей женщине.
Которая пыталась в это время прервать экзекуцию нежным своим голоском.
Не надо Они же дети
Убедила. Дети были отпущены. Пара пошла дальше по своим делам. А Ольга долго не могла придти в себя от случившегося напора, а потом бежала до своего дома со скоростью спринтера. И подружка за ней.
Больше она эту парочку не встретила ни разу. И Ольга поняла, что её обходят, как нечто опасное и гадкое.
Она такой и была. Потом много раз ей пришлось убедиться в своем несговорчивом нраве.
Допив кофе, Ольга в который раз убедилась в неразборчивости памяти на прошлое. Вместо всяких там сладких пряников и подарков, выудила и бросила глазам скверный и достаточно глупый поступочек маленькой девочки. Дура-дурой. В чем вина-то?
Ольга вышла на балкон. Длинный и широкий, размером почти в тот же проулок, в котором ее жестоко тряс незнакомец.
Как сегодня Ольга понимала, что лет ему было мало, как и той, которую он держал за локоток.
Вспоминая это, Ольга и сейчас почувствовала некоторую ревность и досаду.
Она поняла вдруг, что уже тогда-то в детстве, уже имела знания о том, редком совпадении двоих, которое жизнь может и не подарить.
И ведь не подарила.
И сделала это как бы в отместку за ту детскую шалость и за недетский вопрос, который Ольга помнила и сегодня.
Что тебе надо? Дрянь, дрянь!
Не знала Ольга на него ответ ни тогда, в легком ее детстве, ни сейчас, глядя на панораму роскошного города. Казалось, он весь у ее ног, с башенками и храмами, улицами и проулками. И он казался таким доступным в этом высокомерном обозрении. Будто его можно было свернуть, как носовой платок, и опрокинуть в кармашек, как бутоньерку, пристегнуть. Но это только казалось.
Ольга стояла на балконе своего офиса. И этаж был очень высоким. И она казалась на этой чужой высоте маленькой девочкой, которую легко отучили когда-то от всяких легкомысленных шуточек.
А локоточков её и вовсе было рассмотреть нельзя.
Да и некому было.
Провансальная тетрадь,
2 ноября 2021
Раут
Шкаф был разоблачён полностью, но скрытой тайны в нем не оказалось. Свергнутый на пол гардероб не обновлялся. Надеть было нечего. Переворошив его повнимательнее еще раз, Глаша сдалась и удалилась на кухню. Раздраженно погремев кастрюлями, так ничего и не придумав, она вернулась в комнату и присела возле кучи свергнутых платьев. Села и стала думать, как бы ей одеться: поэффектнее или построже, идя на эту странную встречу.
И нужно ли вообще туда идти. Глаша решительно вздохнула, поднялась с пола и стала развешивать платья свои и блузки опять в шкаф. Ничего из этого гардероба ей не пригодилось, а идти за обновой, это было совсем уж странным.
Её позвала к себе бывшая и давнишняя приятельница. И пригласила для того, чтобы подарить ей книжку, исполненную и изданную ею самой. Книжка стихов.
Подруга всегда сочинительством занималась, но Глаша относилась к этой ее страсти снисходительно, и старалась не читать ее опусы, чтобы не пришлось что-то высказывать по этому поводу.
Подруга стала женой крупного чиновника, жили они в большой квартире в центре города, с окнами на Неву. Глафира там не была ни разу, но как-то на досуге вычислила окна ее квартиры, гуляя по набережной. Окна были очень высокими, с овальной сверхрамой. За ними были нарядные маркизы, которые надежно скрывали жизнь за этими окнами от чужих.
Развесив всю одежду, Глаша извлекла из шкафа кота, который лениво устроился спать на мягкой сумке с зимними теплыми вещами.
Ходь сюда
Она погладила недовольную пушистую морду питомца своего и тут же бережно уложила его на диван. Кот мяукнул и тут свернулся клубком, явно выражая приказ его не беспокоить.
Глафира вернулась на кухню и, ничего не придумав о предстоящем визите, решила сварить себе овсянку.
Она всегда побеждала свою нерешительность и всякие страхи стряпней. Это были пироги или блины. Или борщи вдолгую.
В этом была некая ритуальность и, как ни странно, находился выход, приходило неожиданное совсем решение любой нескладной ситуации.
Каша была сварена, был даже приготовлен по ее особому рецепту кофе, но решения не состоялось.
Глаша не то, чтобы стеснялась своих обыкновенных нарядов и поэтому не очень хотела быть в этом визите. Она стеснялась своей нестрижки и возможных прямолинейных вопросов подруги по этому поводу, на которые она очень не хотела бы отвечать.
Но если она пойдет в этот дом с высокими окнами, то её обязательно усадят за стол, который будет украшать бутылочка изысканного вина, а там и беседа подразумевается. Сердечная.
Глаша металась вся в сильных сомнениях по нужности этого визита. Всё в ней было против оного. Но не пойти значит обидеть приятельницу. И хоть они давно не общались, но книга, которую хотели подарить ей, делала этот визит обязательным. Иначе разрыв и обида. А этого не хотелось. Глафира не любила и не умела обижать людей. Она их любила. Была в ней такая слабость, она боялась обидеть, даже если это шло в ущерб собственным интересам.
Впрочем, интересы у Глафиры были очень скромными, и какими-то блеклыми. И даже кот ее это понимал и успешно пользовался любовью к себе.
Глафира подошла к окну, глянула на знакомый ей с детства, металлический пейзаж, из гаражей. Они занимали почти весь большой двор, и Глафире хорошо были видны их рыжие от ржавчины крыши.
И вдруг он увидела мелкую женскую фигурку в курточке с капюшоном. Фигурка, борясь с порывами ветра, опустилась на корточки и стала наносить краску на рыжину крыши. Та мгновенно преображалась под ее кисточкой и меняла цвет на ярко-белый. Делала она это и ловко и быстро. Глафира даже залюбовалась.
Из-под кисти будто выдвигалась ровная белая чистота. И женщина виделась Глафире какой-то нереальностью. Было превращение крыши этой каким-то невыученным когда-то уроком. А теперь вдруг повеяло далекой жалостью, что не выучил, просмотрел, пренебрег.
Чистое пространство крыши всё росло, а Глафира всё не отходила от окна, любуясь ладностью хрупкой малярши.
К гаражу подъехала машина. И тюнинг на её сером корпусе был ромашковый. Они были везде: на крыше, багажнике, дверях, капоте. Крупные ромашки блистали солнечными своими сердцевинками. И казалось, заполнили двор полностью. Машина посигналила. Но малярша не отреагировала.
Она явно никого не ждала у себя на крыше. Она продолжала свою работу.
И действительно, машина въехала в другие двери, и закрыли ее тоже, похоже, надолго. Только лязг металла разлетелся во дворе.
Ромашковая машина казалась видением странным и неуместным в этом металлическом пространстве.
Но в Глафире вдруг что-то случилось.
Её сразили наповал и грандиозное равнодушие малярши, и расфуфыренный в ромашку автомобиль.
Она вдруг поняла, что вот у неё на глазах, осмысленной отдельной жизнью существуют и женщина эта, на крыше, и ромашковый автовладелец, который посмел сделать такой вызывающий и беспокойный тюнинг.
От увиденного она почувствовала неожиданный прилив уверенности и куража.
Она поцеловала спящего кота в морду и побежала в прихожую. Накинула на простенькое свое домашнее платьице плащ, и даже не глянув в зеркало, выпорхнула из дома.
Когда ей тяжелую и высокую дверь открыли, и она, переведя дух, хотела снять плащ, она услышала:
Глафирушка, не раздевайся. Я тебе вынесу книгу.
Она услышала голоса из квартиры.
У мужа раут, сказала подруга. Уж прости.
Она положила на руку Глафиры том в коричневом коленкоре.
Читай. Я потом позвоню. Мне очень важно, что ты скажешь.
Глафира очнулась уже на улице.
Пришла в себя, от того, что смеялась. Не истерически смеялась, а весело.
Она отдала книжицу проходящему мимо студенту.
Тот даже почему-то не удивился.
А Глафира, чувствуя невероятную в себе свободу, поняла вдруг, что ей очень захотелось на гаражную крышу, к малярше, взять кисть и помогать ей в этом загадочном действе, расширении обновленного чистого пространства. И они бы красили и говорили, говорили. Глафира знала, что им есть о чем поговорить. Хотя бы о ромашковом автомобиле, который стоял под этой перекрашенной обновленной крышей. И был тоже загадочным и необычным гостем этого дня Глафиры, которая поняла, что всё красиво, и малярша, и ромашковый автомобиль. И она, в своем домашнем простеньком платье.
И от этого понимания нашло на неё теплое и улыбчивое последушие, как послесловие к прожитому в понимании дню.
Провансальная тетрадь,
15 ноября 2021
Палач
Летом он работал палачом. Ходил по центру города в черном балахоне и красном колпаке. Костюм ему сшила жена Лена, которая сразу как-то придумала для него этот наряд, тут же сшила и выставила его, Костю, на улицу. Зарабатывать деньги, пока город был забит туристами, и мрачный вид Константина вызывал в них восторженный ужас.
И они сами бежали к нему, чтобы сфотографироваться, и даже иногда брали у него футляр пустой от топора и нежно прижимали его к груди или устраивали у себя на плече и делали селфи.
Костя никак не мог понять этой притягательности, но люди шли, и он хорошо зарабатывал на этом их странном дерзком желании, обнять палача. Пусть игрушечного, костюмированного, но страшный угрожающий колпак его и маска всем казались симпатичными. Иначе как можно было объяснить его популярность?
У Кости был перерыв, который он сам себе назначал, иногда образовывалось вдруг безлюдье, он шел в ближайший киоск за свежей газетой, булочкой и водой. Чтобы присесть где-нибудь в укромном местечке ближайшего двора, поесть, попить и прочитать возможные новости.
Он вошел в газетный киоск и вздрогнул, чуть не упал на пороге, так заверещала пожилая женщина, увидев его неожиданно перед собой. Она горячо перекрестилась и тьфукнула в сторону Кости.
Он сам испугался не меньше бабки. Звук её визга, казалось, навсегда поселился в ушах Кости под длинным колпаком.
Бабка уронила купленные газеты и бутылку воды. Она покатилась прочь от хозяйки прямо к ногам Кости.
Он поднял ее с грязного пола, обтер своей красной перчаткой и протянул старухе, вместе с газетами. Та вырвала у него свои покупки и стремительно выбежала на улицу.
Костя видел через стекло, как она еще трижды перекрестилась и плюнула в сторону закрывшейся за ней двери.
Костя купил всё, что ему было надо и пошел в знакомый ему уже дворик, где перекусывал уже не однажды.
Проходя мимо зеркальной витрины модного бутика, он увидел свое отражение в полный рост. Красно-черная гамма его костюма действительно выглядела зловеще и мало гармонировала с милым улыбчивым лицом манекена в коротком нежно-голубом платьице.
Костя все не отходил от зеркала, он будто увидел себя глазами этой интеллигентной старушки и тоже испугался. Уже за себя. Ему показалось диким и недостойным ходить по великим улочкам города, и он вспомнил даже, как однажды молодой папаша пугал им несговорчивого своего сына, который просительно орал на всю улицу.
Он тогда сказал сынишке:
Орать будешь, отдам вот этому палачу.
Мальчишка тогда посмотрел на Костю и сразу умолк, будто действительно представил себе картинку, как это бывает с палачом.
Костя тогда даже обиделся на этого незнакомого папашу нашел кем пугать. Но сынишка умолк так быстро и попросился к отцу на ручки.
И Костя вспомнил этот незначительный эпизод и увидел наконец себя глазами и этой старушки, и мальчугана. Стар и мал. Вот кто видел в этом костюме какое-то смутное зло и угрозу.
Остальные же уже стояли сзади и теребили его, чтобы увековечиться рядом с таким необычным персонажем.
Вы свободны? чирикнули ему веселые три девчушки. Можно?
Костя сдался. Но впервые за все дни своих этих подработок, он подумал, что зря не пошел с Павликом, который приглашал его разгружать вагоны по ночам.