Из варяг в греки - Романов Дмитрий 4 стр.


Высмотрев и выспросив следы Хельги и Малко, он пробрался сюда, к реке и засел в корнях старой липы. Отсюда были видны силуэты двух любовников. Асмунд долго не мог разобрать, кто из них кто, пока Малко не встал и не снял с себя плащ. На фоне светлеющего востока Асмунд рассмотрел широкое стройное тело княжича. Не оно должно было стать мишенью. Асмунд собирался убить Хельгу.

Прекрасный повод навлечь на древлян гнев господина Великого Киева! А когда людоеды поймут, чем псина пахнет, тут князь древлянский своей дочерью и откупится. Отдаст её в Киев за порченый товар, а то и сразу двух дочерей отдаст. Ингвар вряд ли откажется  бояре и дружина захотят союза племён, уж коли никого из иных княжон не выбрал малец. А Ингвар бояр и дружину слушается, как отца родного Рюрика, которого не знал Возьмёт древлянку, а при дворе его оной древлянки тётка живёт к тому же. Янка рыжеволосая теперь часто с Ингваром думы думает, он её даже боится. Люди вообще неизвестного боятся. Она вроде и баба, а воин. Вроде и собой не дурна, а только шрамов на ней больше, чем серёг, да бус. Древляне дел киевских дичатся, зато весьма расплодились  дружину будет из кого созывать. Печенеги-то у ворот

Лишь бы эту Хельгу  без роду без племени,  убрать с пути!

Всё это обдумывал Асмунд у липы, поигрывая тетивой, целясь в тёмный холмик девичьей головы. Ливень прошёл, и в прозрачном воздухе он ясно увидел цель. Натянул тетиву, забирая воздух и уже готовился сделать выдох, на котором лучник всегда делает выстрел, как ощутил хлёсткий удар в бок.

Кто-то опередил его самого выстрелом. Он отпустил тетиву раненой рукой. Стрела его полетела мимо цели. В тот миг Хельга уже лежала на земле, укрытая Малко. Затем разум помутился, Асмунд полез за топором, но не успел достать его и упал в бугры корней.

Трель соловья отрезвила морок. Следом пришла жгучая боль. А потом и удивление  как это он ещё жив? Тот, кто стрелял в него, не пришёл и не добил, не снял дружинного браслета, чтобы потом обличить его перед честным людом Искоростеня.

Он пробирался через утренний сумрак, шатаясь, истекая кровью, но не отпуская мысль. Словно тяжёлой думой хотел поддержать телесную силу, не свалиться в бреду.

В него стреляли не люди Малко. Те бы не оставили его в покое, а принесли бы в Искоростень на княжий двор. Но кто же тогда? А самое обидное, что сорвался выстрел, и что оборванка сбежала!

Когда показался шатёр его отряда, Асмунд уже бредил. Какие-то красные собаки путались в ногах. Он кричал на них, пытался пнуть ногой, и криком разбудил Свенельда. Тот подхватил раненого под здоровую руку и отволок к шатру. Там перетянул кровавый ручей ремнём, обжег рану калёной на костре сталью. Асмунд снова забылся обмороком. Крови из него вышло с полведра.

После ночи Семика было всякое  и драки тоже. Иных находили забитых до смерти, иных  упитых вусмерть. Прежде говорили, что без крови нет праздника. Теперь стало не то, и на убитых обращали глаз. А уж если дело касалось гостей, могло дойти до княжьего стола.

Слухи пронеслись по Искоростеню быстрее, чем взошло солнце. Молодые гридни после ночных гуляний вернулись в стан с девками. Одна из них, уходя с тёплого ложа, на котором всю ночь боролась с полянином, заметила Асмунда. Испуг для бабы, как говорили в Киеве, что полено для печи. А уж тем более, когда в избе ещё три сестры.

Свенельд шёл к реке умыться. Голова гудела, руки тряслись и по локоть были в крови Асмунда. Роса на траве казалась тьмою глаз, следящих за ним.

 Варяжич!  окрикнули его.

Свенельд тут же озлобился на себя, что не взял оружия. Позади стояли четверо древлян. Но топоры висели на поясах  нападать не собирались.

 Умойся, да пойдём. Князь тебя ждёт.

 На что ж ему?  спросил Свенельд.

 Слышно, человека твоего ранили. У нас рядиться надо. Жрецы, говорят, вчера вас очистили а всё равно кровь пролилась. Посмотрим. Если то дело чуров,  древлянин осенил себя громовым колесом,  значит, очищение не удалось. Придётся решать.

 Да нельзя нам у вас оставаться. Господин Великий Киев ждёт.

 То уж князю решать, не мне.

Сложив руки на груди, они принялись ждать, пока Свенельд выкупается. Студёная вода вернула ярый дух. Свенельд понял своё положение, и ответственность княжьего сына за исчезновение Хельги. А уж рана Асмунда сказала ему куда больше того. Обтеревшись рубахой до красной кожи, он хлёстко оделся, и пружиной двинулся вперёд дружинников. Он шёл нападать.

И только попросил зайти в его стан  прихватить обломок стрелы.

Князь Воеслав принял его в тереме, лёжа на пуховой перине. Он не гулял эту ночь, а пытался уснуть. В последний год сон никак не давался ему. То мучали боли в спине, то кошмары, а намедни одышка чуть не убила. Он перестал дышать, и только кошка, что жила в его хоромах, разбудила его, почуяв близкую смерть хозяина. Тогда-то князь оценил подарок касожских купцов из Хорезма. Зверёк, не убегавший в лес, да ещё и охочий до ласк стоил князю двадцати рабов и мешка бобровых шкур. Этот зверёк теперь спас ему жизнь  лёг на неподвижную грудь и лизал в нос и глаза, пока Воеслав не очнулся.

Свенельд оглядывал низкие, крытые дранкой избушки с резьбой конских голов, и терем князя  грубый сруб без сеней и клети, крыльцо в две ступени. Древляне и впрямь дичатся нового. А ведь ходили с Аскольдом на Царьград! Казалось бы, могли привить себе ромейскую тягу к роскоши.

Внутри пахло мочой и мёдом  Свенельда на больную голову едва не вывернуло. Воеслав полулежал на постели. Мех укрывал его грузный живот и ноги, а сморщенная грудь в дубовых шрамах и руки были голы. Он не собирался вставать сегодня и лениво тянул с блюда куски жареной тетеревятины.

При виде княжьих особ у Свенельда всегда загорались глаза. Это было врожденной чертой, и за то его особо ценил Ингвар  в этом блеске таяли сомнения в своей княжьей силе. Воеславу такой взгляд тоже понравился. Последнее время древлянская дружина не чтила его приветом  молодняк сторонится видов старости. Она напоминает им о неизбежном конце удалого веселья.

 А! Норманны,  Воеслав указал обглоданной костью на скамью,  садись. Ты хорошо одет, хорошо откормлен. Кому служишь?

 Господину Великому Киеву.

Воеслав грузно вздохнул. Отёр сальной рукой лысину.

 Знатные, стало быть. Я Воеслав, сын Всеслава. Княжу тут уж столько лет, что не помню. А, впрочем,  он прикрыл глаза начал загибать пальцы,  Катая, дядю моего, убили на пути сюда из Царьграда много зим назад. Мне тогда было, сколько тебе. Да, я тоже такими глазами глядел на князей. И вообще ты мне напоминаешь меня сопливого.

Свенельд тронул пальцами пол.

 На княжий престол абы кого не сажают. Я Свенельд, сын Свена Рыжего. Роту давал Ингвару, и служу ему здесь.

 Ну!  Воеслав усмехнулся и закашлялся, звучно испустил газы и отпил из чаши.  Этот новый посадник Олега.

 Хельги умер в Ладоге, князь. Теперь Ингвар княжит вполне сам.

 Олег Вещий приходил сюда дважды на полюдье. Уводил наших мужей. Я лично выносил ему куниц. Терпел унижения ради жизни своего племени. Олегу мил был Киев, а нас он не любил и резал несогласных.

 Он хотел соединить племена вокруг русов. А Ингвар продолжит его дело. К чему вам противиться?

 А на что нам власть русов, Свенельд сын Свена Рыжего? Чуры наши жили здесь и никому дани не платили. Разве что дрались, так это дело мужей  драться! А не серебро носить.

 Теперь всё поменялось, князь. Степь носит орды, Карл  папскую власть, а Царьград хочет свергнуть наших богов. Со всех сторон кощуны. Хельги Вещий дал вам свой щит. Свою охрану от степняков, карлов и ромеев.

 И ты думаешь, мы бы сами не справились?  Воеслав перестал жевать, и брови сошлись над водянистыми глазами старика.  Болота наши съедят всякого чужого пса, что ступит в них!

Свенельд чуть склонил голову.

 Я не сомневаюсь в твоей силе, Воеслав. И в силе твоих болот. Как будет угодно богам.

 Вы, норманны, не знаете ни богов наших, ни дзядов. Да и на земле нашей вам не долго осталось хозяйничать. Слыхал я, Игорь ваш, не чистых кровей-то.

Свенельд промолчал. Он понимал, что времена викингов заканчиваются. Вожди севера крестятся в латинскую веру, рвут брат брату кадыки, а лучшие бойцы давно уже присягнули Византии, Риму и Парижу уж не говоря о Гардарики4 с её путём из варяг в греки.

 Ладно,  продолжил Воеслав, вновь принявшись за дичь,  я и не о том с тобой молвить хотел, Свенельд.

 Так полагаю, об этом?  варяг достал из рукава рубахи обломок стрелы. Пядь древка с блестящей юбкой наконечника.

 Да. Поднеси-ка ближе.

Свенельд передал Воеславу обломок. Хмурый узел на лице князя распустился, и он вернул стрелу варягу.

 Хорошо. Это не наша стрела. Больше мне от тебя ничего не надо.

 Как же так? На вашем гулянье, в вашем дому  а стрела не ваша!

Воеслав уже потерял всякий интерес к варягу и принялся ковыряться щепкой в зубных гнилушках.

 Ну так, не наша и всё. У племени леса отродясь так наконечники не лили.

Один из стражей охотно поднёс Свенельду стрелу из своего колчана  наконечник её был узким, как игла.

 Мы что в охоте, что в бою одинако стрелы мечем. Ты погляди  это ж соха, а не стрела!  усмехнулся Воеслав, кивнув на обломок.  Куницу такой не подстрелишь, а на части рассечёшь. А зачем охотнику портить шкуру? Это ж заступ  такой только землю копать.

 А моего человека хорошенько проняло такой,  возразил Свенельд.  В бою страшная сила.

Кровавый наконечник расширялся, как у копья, но оба рога гнулись плавно в стороны, точно закрут стружки.

 Видать, где-то такие в ходу,  пожал плечами Воеслав.

И Свенельд догадался, где  среди варягов. Служат, что ли, викинги лесному князю? Не верилось, да сходилось. Впрочем, он не видел тут викингов, да и зачем им понадобилась смерть Асмунда?

И вдруг он сообразил:

 Странно не это. Мало ли с кем наш человек повздорил А вот что товар у нас исчез  это суть. А мы без того товара не жильцы на свете.

 Что за товар?  Воеслав почуял запах барыша.

 А девку мы везли со Пскова. Этой ночью её у нас умыкнули.

 Да подарю я вам девку другую, у меня их в тереме тьма, сироток-то. Тоже мне печаль нашлась!

 Печаль-то не нам, а самому Ингвару. Ему невесту везли.

Воеслав скинул мех, встал с постели голый и жирный, обтирая руки о живот. Тут же в покои забежал отрок, поднёс князю рубаху из крошащейся ткани. Запрыгнув на скамью, он водрузил одежду дырой на голову князя  сам князь не справлялся, ибо не гнулся в лопатках. На пол сыпалась труха.

 Рубаху из полыни ношу,  заметил на это Воеслав,  комаров эта трава пугает. А они у нас лютые!

Свенельд сам до корок расчесался от комаров Припяти. Но заминка не сбила его с цели.

 Так что ты скажешь о пропаже, князь Воеслав? Сам видишь, куда дело катится.

 Мне знать не по чем,  Воеслав отряхнулся, взял перевязь меча, и опоясал тучные чресла,  а ты, хоть и гость, много на себя шуму берёшь. Сам запутался, нас не впутывай. Кормись от моего стола, пока гостишь. Иди со жрецами толкуй, пусть кровь отмаливают, оберег вам собирают. На то добро моё.

И уже у дверей, держась за медное кольцо ручки, добавил:

 А кто там из вас подрался, да у кого стащили бабу  не моё дело.

Свенельд понял, что больше говорить с ним не станут, и на дверь указано. А этот мешок старого сала слишком туп, давно уже лежать бы ему в кургане, а не за народ отвечать. Близость смерти делает напуганного ей человека глухим к другим людям, но злящиеся на неё, как на высшее зло, горят как светочи. Старый князь вовсе не горел, в нём жизнь потухла много лет назад, и о последствиях своих слов теперь он не думал. А последствия эти непременно будут  и не с ним, так с его сыном.

 Гость выходит первым,  хмуро сказал Воеслав.

Свенельд двинулся, было, к дверям, но там вдруг появился юноша. Бледный, со спутанными мокрыми волосами и зелёными кругами у глаз от бессонной ночи. Лицо его, однако, было красиво своим горящим взглядом и дерзким восторгом.

 Малко?  буркнул князь.

Юноша поклонился отцу в пояс. Свенельд припомнил  Асмунд всё жаловался ему давеча на этого юнца. Только вот чего он ему сделал? Свенельд хлопотал тогда со жрецами и не мог теперь вспомнить.

А Малко быстро оглядел Свенельда, но не узнал его. И ввёл за руку Хельгу.

 Что это ещё?  Воеслав занервничал.  Шёл бы с ней в терем, али на сушило.

 Нет, батюшка, ты её не за ту почёл. Невеста это моя. Сыноха твоя будущая.

Воеслав не успел ещё досадливо вздохнуть, как девчонка взвизгнула. Если бы Малко не держал её за руку, бросилась бы прочь. Она увидела, наконец, Свенельда.

Тот заложил большие пальцы за широкий пояс и встал бойцом.

 А вот и товар,  тихо, но слышно процедил он.

Малко недоумённо поглядел на Свенельда. Тень сомнения прошла по бледному лицу.

 Это ещё кто?  спросил Малко отца.

Воеслав засопел и грузно двинулся обратно на кленовое своё ложе. День обещал быть трудным, надо поберечь силы. Опустив зад на звериные меха, он перевёл дыхание и крикнул челядина. Отрок явился с кувшином медовухи.

 Ты,  сказал князь, наливая себе в чарку,  и ты. Сюда садись.

Свенельд и Малко послушно сели на скамью, вполоборота друг к другу. Хельга шла за руку с княжичем.

 Этого норманна я слышал. Теперь тебя хочу слушать,  сказал Воеслав сыну.

 Боги запутали гостям нашим тропы, да чуры сюда привели,  сказал Малко оживлённо,  чтобы полюбились мы друг другу  я, да она. Сам, батька, говоришь, что пора тебе от старшего сына внука, а мне  наследника. То есть, ежели

Малко смутился.

 Позволь молвить,  обратился Свенельд.

 Знаю,  сказал князь,  знаю, что скажешь.

Он грохнул чаркой.

 Обещана не была, а насильно взяли!  заступился Малко.

Свенельд не пошевельнулся. Щенок лает, конь идёт.

 Дело не в обещании,  сказал Свенельд.  А в том, что ты

Он выдержал паузу, во время которой старик князь начал сопеть, как вепрь.

 что ты пролил кровь своего гостя и первого дружинника Ингвара. Господин Великий Киев с твоего веления останется и без воеводы, и без жены. Веселья вам Купала обещает, чую,  сверкнули его зубы.

 Ну вот что,  рыкнул Воеслав,  устроим суд, там решим. Ты про стрелу мне не поверил, ладно  обижаться не стану. Понимаю, что досадуешь. А с досады всё кривдой кажется. А ещё больше досадуешь, что пленницу свою не охранил, она и сбежала. Опять же, в том вины нашей нет. Один ты кругом. У нас говорят, сбежавший раб, что рыба  дважды на один крючок не сядет.

 В чём же суд твой будет?  спросил Свенельд.

 Постари рассудим. Уж коли вас сюда чуры привели, им и доверимся. Водой, да огнём проверим. Не выдержишь  значит, порча на вас. Выдержишь, забирай её себе, да за рану воину твоему бери трёх витязей моих в вечную службу. Идёт?

 Идёт,  сказал Свенельд.

 И тебе то же следует,  сказал князь сыну.

Желваки заходили на бледном лице. Румянец окрасил его сиренью, выбелил шрам на подбородке. Малко знал, что огнём и водой судят ровно, что под пытки кладут


***

Народу у берега Ужа собралось немногим больше двух десятков. Остальные или отсыпались после ночи Семика, или готовились ко второму ночному бдению  торжеству Лады. А всего их было три  завтра в полнолуние, русалки закроют лаз в навий мир.

Но те, кто пришёл, не пожалели  зрелище суда было одним из самых захватывающих. После грибных видений и горящих заживо человеческих жертв Сварогу, конечно.

Прыгуны и дудочники созывали к реке на гульбище. Княжий тиун Владимирко зычным гласом вещал:

 Правоту да срамоту спутали! Приходи, народ, распутывать станем. Нести уголь, идти во хляби. Кто выдержит, тот выпутает.

 А стряслось-то что?  кликала баба в праздничном очелье, увешанном луницами, с коробочкой-оберегом на шее. Натёртые свеклою щёки лоснились на солнце. Довольные дети вереницей шли за ней и лизали варёные в телячьих костях яблоки.

Назад Дальше