Чтобы сообразить себе чашечку кофе, пришлось старательно поскрести по сусекам. В процессе я обнаружила, что у нас закончился и сахар, и полезла в нижний ящик своего стола за цилиндрической баночкой с надписью «Чай детский с ромашкой». В нее я конспиративно насыпаю сахар, чтобы всегда иметь под рукой НЗ сладкого песка.
Однако кто-то из моих смышленых коллег раскусил эту хитрость и в мое отсутствие бессовестно опустошил емкость. На дне банки сиротливо перекатывались два неровных кубика рафинада, очевидно положенных туда застенчивым воришкой в качестве компенсации весьма слабой! А может, экспроприатор надеялся, что два кубика размножатся?
Разве что делением, грустно вздохнула я, соображая, где бы разжиться сахарком.
Двух малюсеньких кубиков на большую кружку мне совершенно недостаточно!
Пойду в народ, решила я.
Выпускающие видеомонтажеры прямого эфира сутками сидят в своей каморке с мониторами и вынужденно бодрствуют до глубокой ночи. Кофе у них расходный материал, значит, и сахар найдется. Правда, выпросить его, возможно, будет непросто
Прихватив дымящуюся кружку с несладким пойлом в надежде, что она придаст убедительность моей смиренной просьбе, я покинула кабинет и пошла по коридору. На ходу церемонно раскланивалась с коллегами, и очередной мой реверанс пришелся как раз против двери в студию. Опасаясь облить кого-нибудь кипятком, я предусмотрительно держала руку на отлете, и внезапно распахнувшаяся дверь одним махом выбила у меня чашку.
Посудина грохнулась на пол, и на светлом паркете разлилась коричневая лужа.
Теперь нужно просить в комплекте и сахар, и кофе! с укором сказала я режиссеру Славе, чье неожиданное появление стало причиной катаклизма. А тебе придется сбегать за тряпкой и вытереть пол!
Минут через пять, хорошо? кротко, но на редкость зловещим тоном отозвался Славик, маниакально блестя очками. Тут еще сейчас потекут реки крови! Так что я эту твою лужу осушу потом заодно с ними.
Мне стало интересно, что вызвало такой приступ кровожадности у обычно добродушного Славы. Я даже забыла поднять с пола свою кружку. Сунулась в студию и увидела у синей стены, на экране телевизора превращающейся в живую картинку, смущенную Наташу со школьной указкой в руках.
Я глянула на часы: все правильно, только что закончился выпуск метеопрогноза, единственной нашей программы в утреннем прямом эфире.
Что случилось? поинтересовалась я.
Случилось то, что она хохотала! обвиняюще вскричал Славик, выныривая из-за моего плеча. Причем дважды! И оба раза в самой середине основного рекламного текста!
Этого не может быть, примирительно заметила я. Середина у чего бы то ни было всего одна, так что точно посреди рекламного текста она могла хохотать только один раз.
А ты ее не защищай! Славик протиснулся мимо меня в студию и забегал кругами вокруг камеры на штативе.
Оператор Алеша, методично сматывающий шнуры, посмотрел на возбужденного режиссера с неодобрением. Дождавшись, пока Слава в очередной раз пробежит мимо него, Алеша ловко подставил ему ножку.
Шестипудовый Слава ласточкой полетел в дальний угол, занятый студийной выгородкой программы «Будем здоровы!». С магнитной доски вперемежку с ненадежным крепежом посыпались бумажные полоски с названиями рубрик. Взбешенный Слава отмахивался от них, как от назойливых мух.
Пациент скорее жив, чем мертв, прокомментировал Алеша.
Режиссер снял с плеча листочек с надписью «Берегите нервы!» и возмущенно засопел, готовясь вновь взорваться.
Короткой паузой воспользовалась Наташа.
Саша, верни суфлера, поднеся к губам снятую было с лацкана радиопетличку, попросила она.
Видеоинженер в аппаратной за стеклом кивнул и потянулся к пульту.
Посмотри, Наташа привлекла мое внимание к монитору.
Я всмотрелась в череду бегущих буковок и засмеялась. Потом захохотала в голос.
Два раза, с нескрываемым удовлетворением констатировал Алеша и посмотрел на Славу.
Славик! Ты сам-то этот текст читал? я обернулась к режиссеру, выбирающемуся из угла, как разъяренный гризли из берлоги.
Нет! Но я его писал! Слава остановился посреди студии, выхватил из нагрудного кармана бумажный листок и с выражением прочитал: Дорогие друзья, турфирма «В добрый путь!» приглашает вас своими глазами увидеть увитые плющом руины древнегреческих храмов. Размещение на выбор: в комфортабельных отелях на побережье или на уединенных виллах в горах!
И он остро сверкнул окулярами в Наташину сторону:
Что здесь смешного? Нормальный рекламный текст!
Нормально дебильный, кивнула я. А телетекст суфлеру кто набивал? Макс? Тогда и претензии не к Наташе, а к нему! Ты посмотри, он же умудрился сделать в твоем тексте две орфографические ошибки, да какие! Слово «виллы» с одной буквой «эл» и руины, увитые не плющом, а плюшем! Ты представляешь себе эту картину? Уединенные вилы в горах, увитые плюшем?
Слава задумчиво скосил глаза в угол с разоренной выгородкой медицинской программы и через мгновение неуверенно хохотнул раз, другой
Что и требовалось доказать! удовлетворенно кивнув, я покинула студию.
И двинулась по коридору на поиски стажера-оператора, которому выпало счастье начать свою работу на телевидении с таким мудрым и добрым человеком, каким я чувствовала в данный момент себя.
Обычное заблуждение клинических идиотов!
Трамвай плавно прошел поворот и подкатил к остановке. Передняя дверь открылась прямо перед нами.
Заходишь в вагон и сразу начинаешь снимать, в десятый раз проинструктировала я стажера. Сделай быстренько несколько общих планов, пока граждане не очухаются и не начнут отворачиваться от камеры или, еще хуже, приветственно махать в объектив ручками.
Да понял я, все понял, сквозь зубы проворчал утомленный моими наставлениями парень, с камерой на плече ныряя в открытую дверь.
Я быстро пробежалась вдоль вагона и успела заскочить на заднюю площадку.
Так, что тут у нас? С трамваем повезло, народу в вагоне немного, в проходе никто не стоит, оператору не мешает. Одуревшая от жары кондукторша лениво поглядела на Вадика и безразлично отвернулась, понимая, что платы за проезд с нас не взять. Мой стажер, покачиваясь и не отрывая глаза от видоискателя, беспрепятственно брел по проходу. Без штатива, да Представляю, какая чудесная будет картинка
Я отогнала несвоевременные мысли и внимательно оглядела сидящих: ну, кому тут хуже других?
Отправляясь на съемку, я провентилировала вопрос в городском центре медпрофилактики и получила статистическую сводку, свидетельствующую о том, что именно пассажиры общественного транспорта в это августовское пекло являются группой риска по части тепловых ударов. Оставалось найти кого-нибудь хоть отчасти ударенного.
Ага, вот я вижу прекрасный экземпляр пассажира полуобморочного обыкновенного!
Вадик, сними этого типа, возбужденно шепнула я стажеру. Общий план, несколько крупняков, особо капли пота на затылке. А потом я попробую привести его в чувство, за шкирку потрясу, что ли, или по мордасам похлопаю для экспрессии в кадре
Мужчина в светлых брюках и белой рубашке, поникнув головой, сидел в последнем кресле по левому борту. Лица его я не видела человек не то спал, не то действительно находился в обморочном состоянии. Рыжие волосы парня ерошил гуляющий по вагону сквозняк, одна рука лежала на коленях, другая безвольно свешивалась вниз, оттягиваемая массивными часами. Похоже, настоящий «Лонжин», с удивлением отметила я, странно, что обладатель столь дорогой вещицы ездит в трамвае! По идее, этот фирменный хронометр должен идти в комплекте с «Мерседесом».
Подвинься, стажер бесцеремонно оттолкнул меня в сторону, и я едва удержалась на ногах: трамвай как раз вошел в поворот.
Объект съемки тоже покачнулся, но с кресла не свалился, только голова его запрокинулась, но и этого оказалось достаточно, чтобы мне стало понятно: парень безнадежно мертв!
В груди несчастного, посередине левого кармана, торчала рукоятка не то ножа, не то отвертки. Кажется, это называется «заточка». Странно, а рубашка по-прежнему белая, крови не видно совсем
Вадик прерывисто вздохнул, опустил камеру и уставился на меня округлившимися глазами. Я стряхнула с себя оцепенение.
Прекрати таращиться, тихо зашипела я, боясь раньше времени привлечь чье-нибудь внимание. Хватит тут и одного пучеглазого! Отомри! Ты что, покойников никогда не видел?
Вот это вилы! пробормотал мой практикант, бледнея на глазах.
Уединенные вилы в горах, увитые плюшем, машинально отозвалась я.
Злосчастные вилы виделись мне, как наяву: на их острых рожках торжественно и печально трепетали траурные черные ленточки
Он же м-мертвый! вернул меня к действительности Вадик.
Покойники все мертвые! оборвала я разболтавшегося стажера. Живо снимай, или ты сейчас тоже таким будешь! Убью немедленно собственными руками!
Вадик сглотнул и водрузил камеру на плечо. Чтобы загородить оператора, я обошла его с фланга и застопорилась в проходе, схватившись обеими руками за спинки кресел с двух сторон. Поймала безразличный взгляд кондукторши и с намеком заморгала ей. Сонная баба посмотрела на меня сначала с недоумением, потом с медленно растущим интересом.
Слезет она со своего постамента или нет?!
Слезла! Тяжело ступая, кондукторша подошла ко мне.
Добрый день, в вашем вагоне труп, с ходу сообщила я. По-моему, еще свеженький. Есть у вас какие-нибудь инструкции на этот счет? Что надо делать?
Баба молча протолкалась к покойнику, внимательно посмотрела сначала на него, потом на меня, кивнула и заорала:
Граждане пассажиры! Трамвай неисправен, дальше не пойдет! Просьба покинуть вагон!
Ворча и ругаясь, пассажиры сошли на остановке.
А вы останьтесь, строго сказала мне кондукторша. Я пока сообщу, куда надо.
Она удалилась по проходу в сторону кабины водителя.
Она же не думает, что это мы его укокошили? забеспокоился Вадик.
Думать будут другие, ответила я, ныряя рукой в карман джинсов.
Какая я все-таки умница! Не зря прихватила с собой запасную кассету!
Вадик, быстро замени кассету и сделай дубль! Я торопливо сунула маленькую коробочку в руку стажеру. А отснятую дай мне и попробуй только проболтаться, что она существует!
Понял, сказал Вадик, ловко производя замену и приступая к работе.
Пожалуй, из парня все-таки получится оператор!
Я покосилась в сторону кондукторши она стояла к нам спиной и ничего не видела. Вздохнув, я опустилась в пластмассовое кресло по другую сторону прохода и посмотрела в окошко. Позади нас медленно, но верно скапливались трамваи. На остановке толпились возмущенные пассажиры. Милиции пока не было видно, но я не сомневалась в том, что она скоро появится.
Вот интересно, где я могла видеть этого мужика? Личность убитого отчего-то казалась мне знакомой. Такие приметные уши, просто крылья летучей мыши И эти рыжие волосы, и белозубый оскал
И тут я подпрыгнула в твердом кресле, чувствительно ударившись задницей о гладкий пластик! Вспомнила! Та морда на утреннем газетном развороте! Клянусь, на нем был наш покойник!
А что это была за газета? Черт ее знает! Какое-то иллюстрированное бульварное издание, развлекательное «желтое» чтиво, которое покупают в дорогу. Названия я не видела, мне достался центральный разворот, даты выхода газеты я тоже не знаю и не узнаю, разве что ворвусь в киоск «Роспечати» и переворошу все подобные издания. Но где гарантия, что нужная газета не продана, скажем, неделю назад? Да и поезд, из вагона которого спланировала на меня бумажка, вышел вчера утром из Питера, может, это было какое-то местное издание?
Я обреченно вздохнула. Похоже, выход у меня один: сразу, как только разделаюсь с милицией, бежать на вокзал и потрошить давешнюю мусорную урну.
Простая мысль о том, что можно оставить все как есть и не лезть не в свое дело, почему-то вовсе не пришла мне в голову!
Кассету с видеозаписью милиционеры у нас, разумеется, конфисковали, распространяться о случившемся в эфире категорически не велели, но я к этому была готова. Едва вагон с опергруппой и трупом укатил и движение транспорта наладилось, мы с Вадиком отважно взяли на абордаж другой трамвай. Там никаких криминальных жмуриков не было, и Дмитрий Палыч получил-таки ожидаемый сюжет в вечерний выпуск.
Сдав шефу готовую работу, я ускользнула в гардеробную и залезла в самый дальний шкаф, забитый неликвидным барахлом, которое экономному Алексею Петровичу жаль было выбросить на помойку. Среди прочего хлама в куче тряпья нашлись совершенно новые, но дивно безобразные комбинезоны из веселенькой ткани ярко-красного цвета, фактурой напоминающей дерюжку. Не знаю, за какой надобностью эти одеяния вообще у нас завелись, не иначе все тот же Алексей Петрович на всякий пожарный подгреб какую-нибудь гуманитарную помощь. Я ни разу не видела никого в подобном наряде на просторах родной телекомпании! К комбинезонам безразмерным, но снабженным массой застежек-липучек для подгонки их по фигуре, прилагались еще оригинальные головные уборы из той же кумачовой рогожки: нечто вроде широкого матерчатого обруча с двумя козырьками. По моим прикидкам, носить их можно было, как минимум, двумя способами: ориентировав козырьками соответственно на лоб и на затылок или же прикрыв этими крылышками уши. Я примерила чепец на второй манер и нашла, что здорово смахиваю на спаниеля!
Затолкав один комплект обмундирования в специально принесенный пакет, я покинула гардеробную, прихватила из редакторской свою сумку и пошла на вокзал грабить помойку на перроне.
Сначала я думала дождаться темноты, но побоялась, что могу опоздать. Вдруг мусорный бачок опорожнят раньше? Кроме того, вокзал это стратегический объект, ребята из линейного отделения транспортной милиции постоянно несут там караул, и в потемках они будут особенно бдительны. Не хватало еще, чтобы меня задержали за таким странным занятием!
Первым делом я прошла на стоянку, заплатила по счету за парковку Иркиной машины, предупредила, что отъеду через пару минут, и оставила в салоне свою сумку. Потом через здание вокзала проследовала на перрон, оттуда прошла прямиком в дамский туалет и, уединившись в кабинке, натянула на себя прямо поверх джинсов и майки помятый красный комбинезон. На голову водрузила форменный чепчик, максимально затенив лицо козырьком. Сунула в карман освободившийся пакет, глянула на себя в зеркало и содрогнулась! Ну и видок! Эх, почему меня не видит Крис де Бург, спел бы мне в утешение свое знаменитое «Леди ин ред»!
Я мужественно поборола горячее желание вернуть себе нормальный облик и покинула место общественного пользования, проигнорировав сдавленный окрик служительницы, решительно не помнящей, чтобы этакое чучело в красном входило в заведение, и, вероятно, желающей еще раз содрать с меня плату за пользование сортиром.
В процессе одевания манипуляции с липучками я опустила, поэтому комбинезон сидел на мне куда менее изящно, чем самое корявое седло на самой неграциозной корове. Да и измят он был дальше некуда, так что рядом с мусоркой я смотрелась вполне органично. Но нужный бачок я нашла только с третьей попытки, причем мне едва не помешали не стражи порядка, как я боялась, а собратья-бомжи: две такие же бесформенные фигуры, одетые, правда, гораздо менее броско.