Когда раздавались голоса нянек и мамок, зовущие ребятню, я тоже бросал игрушки, умывался, обувался и шел в стоящую меж двух наших усадеб церковь Максима Исповедника на вечернюю молитву. Там собирались в основном все наши родичи. Церквей в Москве было много.
Глава 3.
В тот день, четыре года назад, я так и не уснул. Придя «домой» я нашёл в своей светёлке на подоконнике плошки с капустными щами с мясом, гороховой кашей и холодным компотом из сухих фруктов и ягод. До «Петрова поста» оставалось ещё три дня, а потому кормили, жирно и мясно.
Даже когда я торопливо уничтожал еду, мои мысли продолжали крутиться вокруг одного и того же: «Дальше что?».
К этому времени, мне уже стало понятно, что я это не совсем я. За те десять дней, что прошли с момента моего первого посещения дедушкиного «каземата», я многое понял. Особенно лёжа с закрытыми глазами, после вечерней молитвы, на своей мягкой пуховой лежанке. Понял не совсем правильное слово. Стал догадываться.
Как уже говорилось, что было в моём младенчестве я не помнил почти совсем. Однако, поковырявшись в памяти и сложив кое-какие события, а именно: удивлённые лица нянек и мамок, их испуг и накладываемые крёстные знамения на меня, перешёптывание родителей, и злобный свистящий шёпот мачехи: «изыди, сатана», я пришёл к выводу, что и тогда знания из меня так и пёрли.
Может быть именно поэтому и отец был со мной холоден.
Я вспомнил, с каким испугом со мной возились няньки и каким ужасом, приносили мне и уносили от меня в отцовскую библиотеку запрошенные мной книги. Мне было не понятно такое ко мне отношение, но сравнить его мне было не с чем, поэтому я не заморачивался. Мне было всё равно, как ко мне относятся другие. Главное, чтобы тот я, который требовал знаний, был удовлетворён.
Поразмыслив в те дни, когда я списывал из своей памяти «Введение в бухгалтерский учёт» над тем, что я такое, пришел к выводу, что внутри меня сидит не безудержная потребность в знаниях, а некий демон, управляющий моим телом. Этот вывод меня сильно расстроил и именно поэтому я в тот день так и не уснул даже после сытного и избыточного обеда.
Промаявшись до общей побудки, когда дворня стала «шуршать» по территории усадьбы и поняв, что, в общем-то, «демон» не беспокоил меня и не проявлял себя, чтобы мне его опасаться на людях, я надел портки, завязал поверх рубахи поясок и, прихватив картуз, вышел во двор. Заслышав мелодичный перезвон наковальни, я было направился туда, но увидел шедшего в свою мастерскую плотника Ерёму.
В кузне я уже сегодня был, а вот плотника в мастерской не застал.
Ерёмка, деда сказал, что ты мне поможешь в одном деле.
Плотник остановился и глянул на меня. Он был лохмат, заспан и от него разило луком и брагой.
Ты Фёдор Никитич, старшой сын Никиты Захарьина и Варвары, упокой Господи её душу?
Я кивнул.
Знавал я её, когда она ещё в девках хаживала. А вот батьку твово только со стороны Нелюдимый он у тебя. А ты, что, тут на постоянно проживать останешься или погостить
Погостить-погостить, перебил я его, так как знал, что с холопами и дворней лучше о стороннем не заговаривать, ибо, заболтают так, что и не заметишь, как день кончится. Так, поможешь мне?
Ерёма недовольно скривился.
Что надо делать, барин?
Кто это барин?
Знамо, кто ты, не я же, плотник снова оживился. Михал Петрович всем объявил, что с сего дни обращаться к тебе только так.
Вот оно что! Быстро я возвысился! подумал я. Не обернулось бы мне это возвышение лихом. Кто-то пол жизни зад рвёт, чтобы боярство получить, а я в одночасье, хлобысь, и в дамки. Вот-то в отцовом семействе заголосят. Батяня-то не боярин ещё. Воевода да, но до боярства ему ещё далеко. Осерчает. Пороть уже не моги, только на правёж к государю.
Ха-ха! рассмеялся я в голос, так неожиданно для Ерёмы, что он вздрогнул и осенил себя крестом. Не боись. Только сегодня от царя боярство получил. Сам забыл.
От самого, Ивана Васильича? снова оживился плотник, пытаясь втянуть меня в рассказ о том, как я получил боярство.
Так, Ерёма, не пудри мне мозги. Пошли в мастерскую, скажу, что надо делать.
У меня своей работы гора и маленькая тележка, заныл он.
На правёж к деду хочешь? Устрою прямо сейчас. Хотя я сейчас и сам могу распорядиться. Позвать кучера с вожжами?
Ерёма посмотрел на меня исподлобья и молча направился к мастерской, по пути пнув рывшегося на посыпанной песком дорожке, петуха. Петух было кинулся на обидчика, но получил второй удар ногой и улетел в кусты рясно цветущей по обе стороны дорожки малины. Куры разорались, обидевшись за «мужа», и разлетелись кудахча в разные стороны.
Началось в деревне утро, подумал я. Сейчас петух клюнет собаку, собака укусит жену плотника, и плотник вечером получит по голове скалкой, за то, что придёт с запахом браги. А о, что он сегодня напьётся с устатку, это и к бабке ведунье ходить не надо.
В плотницкой мастерской было жарко, пахло стружкой и бражкой.
Где-то стоит откупоренный бочонок, понял я и сказал:
Зря ты бухаешь днём. Выпорет хозяин. Особенно если ты к вечеру не исполнишь мой заказ. Я тебя с утра ищу, а ты с утра уже пьяный и до сих пор не проснулся. А мне сегодня после вечерни к государю снова идти и справу мою показывать.
Говори, что делать надо, хмуро просипел Ерёма пересохшим горлом и покосился в угол сарая.
Сделаешь бусины, как для чёток, вот такие, показал я образец, токма дыры не такие, а побольше, под спицы деревянные, которые тоже сделаешь. Размеры вот такие
Подал ему ивовый, зачищенный от коры прутик.
Сделаешь вот такой короб.
На толстой свиной крашенной коричневой коже, набитой на несколько досок, я нарисовал мелом рамку со вставленными в неё прутиками с нанизанными на них бусинами.
На каждой спице по десять бусин, а здесь и здесь по четыре. Всё понятно?
Понятно, буркнул плотник.
Это хорошо, потому, что сроку тебе до вечерни.
Я развернулся и пошёл на выход.
Всё одно не успею.
Хочешь помогу? спросил я.
Ерёма снисходительно посмотрел на меня.
А что ты могёшь? криво усмехнувшись, спросил он.
На стане точильном бусины выточить, сверлить дыры коловоротом, строгать плашки. Много чего могу.
Врёшь небось?! удивился плотник. А ну, покаж.
Он подошёл к простейшему токарному станку с ножным приводом и зажав в него брусок, подал мне резец деревянной рукояткой вперёд. Я покрутил его, перед глазами, разглядывая и подошёл к станку.
Давненько не игрывали мы в шашки, пронеслась чужая мысль и родила идею наточить ещё и шашек, а к ним сделать коробку-доску.
Так. Задание меняется, сказал я. У тебя тонкие листы дерева есть?
Тонкие?
Я кивнул.
Такие? он показал на лежащие стопкой деревянные пластины толщиной с сантиметр.
А ещё тоньше?
Шпон, что-ли?
Ну Есть маленько.
Покажи.
Ерёма пошёл в угол мастерской и взял с полки стопку тонких листов и поднёс мне.
Нормально. Отрезаешь ровно вот так и вот так. Угольник у тебя есть с прямым углом?
Это как?
Я начертил на «доске».
А-а-а Есть. Равный зовётся.
Вот и вырежи два вот таких.
Я начертил.
Тут одна часть, а тут две. Понял.
Что ж не понять? Понял.
Приступай, а я пока шашек наточу.
Ну-ну, недоверчиво хмыкнул Ерёма.
Я поставил ступню на педаль, а сам крутнул маховик, держащий зазубринами заготовку. Плашка медленно завертелась. Прижав резец к вращающейся поверхности, я почувствовал удар и резец вылетел у меня из рук, едва не угодив в левую, выставленную чуть вперёд, ногу.
О, мля! выразил я свои чувства и глянул на расплывшегося в улыбке плотника. Как же так?
Тот на вопрос не отреагировал, а тупо смотрел, улыбаясь во всё лицо. Хмыкнув, я хищным взором оглядел помещение. Глаза уже привыкли к полумраку и, что тут имелось мне было прекрасно видно. Вскоре я усмотрел куску небольших камней, лежащих в стороне.
Что это? Для чего?
Камни. Для гнёта. Придавить если что надо
Понятно!
Я махнул рукой и, подойдя к кучке, выбрал подходящий мне и положил на станину станка перед заготовкой. Ерёма смотрел с любопытством. Снова крутнув бабку и нажав на педаль, я поднёс резец к детали и положил его на камень. Вращающаяся заготовка ударила, руки дёрнулись, но резец удержали. Сзади меня «крякнули» и вымолвили с уважением.
Ну, ты, барин, даёшь!
Я даже не оглянулся сосредоточившись на вибрации в руках, а постарался ускорить вращение детали.
«Спасибо бабушкиной и маминой швейным машинкам с ножным приводом», мелькнула чужая мысль.
Выточив цилиндр нужной толщины я уверенно выбрал в ящике с инструментами отрезной резец и, не обращая внимание на хозяина мастерской, принялся нарезать шайбы.
Тут это, услышал я. Шпон-то ореховый, а плашек ореховых у меня нет.
Я обернулся и с прищуром посмотрел на Ерёму. Тот хмурился. Вторая половина дня у него явно не задалась, ибо проходила «на сухую».
Подбери похожее дерево по структуре и цвету. Плашки это не главное. Главное шпон красивый.
А что это будет? Для чего коробка?
Да подумай из чего застёжки сделать? И петли?
Теперь отмахнулся от меня плотник.
Есть у меня медной проволоки кусок.
Я удивился.
Да ты богач.
Ерёма горделиво выпрямился.
А то
Не тормози, охолодил я его хвастовство. ежели всё сделаем в срок и ладно, получишь копейку
Да ну! охренел от перспективы плотник. Так это же ведро водки!
Я отвернулся и, вздохнув, покачал головой. И тут труд меряют водкой. Народ Москвы спивался и я это видел. Мимо наших ворот по Гостиной улице вечером одному ходить было опасно. И не по причине грабежей, хотя и это процветало, а по причине шарахающихся мимо толп пьяниц.
Я пить не буду, пообещал я сам себе.
Мы с плотником закончили работу почти одновременно. Я посмотрел, как он вставляет проволочные петельки в длинные плашки и вставляет в них кусочки проволоки и убедился, что его на усадьбе держат не зря.
Он, слегка хлопнув, закрыл коробку-доску и накинул на гвоздик крючок, замкнув створки и посмотрел на меня.
Гони копейку.
Вздохнув, я отобрал у него коробку и, раскрыв, стал размечать игровое поле.
Морилка есть?
Надо вот эти квадраты, что помечены мелом, чуть затемнить.
А-а-а! Понятно. Сильно темнить.
Сказано, «чуть», то есть слегка.
Ясень пень!
Плотник взял тонкую кисточку и аккуратно пользуясь угольником, закрасил нужные квадраты. Я потрогал. Краска сразу впиталась в древесину.
Эх, лаком бы покрыть, да сохнуть будет долго.
Это, да, согласился плотник.
Покрась ещё вот эти шайбы, попросил я.
Через некоторое время он закончил красить и я сложил шашки в открытую коробку.
И что это у нас получилось?
Подарок царю, Ерёма. Игра. Обязательно про тебя царю скажу.
Как-кая такая игра, отчего-то напрягся Ерёма.
Настольная. «Шашки» называется.
Плотник вдруг бухнулся на колени и пополз ко мне.
Не губи, барин! Не губи-и! заголосил он.
Что с тобой?!
Я отпрянул к выходу.
Нельзя-я-я! прошипел он, продолжая двигаться ко мне на коленях. Нельзя-я-я!
Что нельзя?
Шашки-шахматы нельзя!
Да, почему, нельзя? оттолкнув его руки, вскрикнул уже я.
Попы! Попы запреща-а-а-ю-ю-ю-т! Собо-о-о-р запрет наложил и митрополи-и-и-т На-а-а ак!
Он икнул и тихо завыл.
На-а-а к-к-к-о-о-о-л!
Сказать, что я охренел, это мало. На меня тоже напала икота, но я справился с накатившим на меня страхом, взял доску и вышел из сарая на слегка подрагивающих ногах.
Сейчас нажрётся в хлам, подумал я. И будет в своём праве.
Эта мысль слегка развеселила меня и на фоне нервного веселья я, справившись с дрожью в коленках, отправился к себе, прижимая локтем к боку злополучную доску. В комнате я положил доску на подоконник и посмотрел на неё со стороны. Она мне понравилась.
Ну и пусть у меня лежат, подумал я. Сам с собой играть буду. Ещё и шахматы вырежу. Попрошу кузнеца инструмент сделать и вырежу. Болванки на станке выточу, а дальше и делов-то
Позвали к вечерне, которая собиралась ежедневно в семнадцать часов. Отстояв и отмолившись, я плюнул на вероятность посадки на кол и вернулся «домой» за шашками. Чтобы никто не понял, что я несу, завернул коробку в чистую сорочку и побрёл, трясясь, в Кремль. Склянку с пчёлами положил туда же, в коробку-доску, как и пакетик с липовым цветом. Шашки у меня были с мешочке за пазухой.
На крыльце казначейства меня встретил дед. Глянув на свёрток, он развернул его и хотел открыть коробку.
Э-э-э Там склянка с пчёлами. Разлетятся.
Дед глянул на меня, нахмурился, приоткрыл коробку, помяв мешочек с липой, хмыкнул, но ничего не сказал, и мы пошли в царские палаты.
О! Пришли! Сурово встретил нас царь-государь. Снова стреляет. Отпустило было, а потом
Я пожал плечами и, развернув тряпицу, раскрыл коробку и достал ёмкость с пчёлами. Развернувшись к царю, я увидел в его глазах растерянность, а у деда на лице лёгкую ухмылку.
Это у тебя что?
Где? Склянка.
Не Это, он показал пальцем на коробку-доску.
Липовый цвет в мешочке, я понюхал и протянул. Хорошо пахнет. Взвар делать.
Иван Васильевич взял, понюхал, кивнул и переглянулся с дедом.
Ладно, давайте уже приступим к экзекуции, молвил государь и сам задрал рубаху. Он с утра так, видимо, и не облачался в царские одежды.
Получается, что я так и не видел ещё настоящего царя, подумал я, разглядывая его голую задницу.
Осмотрев места пчелиных укусов и не увидев признаков аллергических высыпаний, я вколол царю два пчелиных жала прямо в между остистыми отростками и убрал склянку.
Что так мало? спросил царь недовольно.
Вредно сразу много. Можно переполнить организм ядом. Любые излишества вредны.
Разумно мыслит твой отрок, Михал Петрович. С ним поговорить не только об учёте казны можно. Что ещё знаешь? Что тебе интересно, кроме счёта?
Читать люблю. Про природу, про богатства
Царь хмыкнул.
Что в земле лежат.
Клады, что-ли?
Зачем, клады? Медь, каменья поделочные, железо, злато-серебро. Много там чего спрятано.
Много спятано, да добыть сложно, проворчал царь. Думаешь везде оно лежит в земле? Хрен там, а не золото! Сколько ищем Заморских рудознадцев выписал, так никто ещё не нашёл ничего путного. Хоть соли у моря завались. Строгановы молодцы.
Иноземцы могут врать.
Как так? удивился царь. Я их пообещал озолотить.
Так им может не это главное Не твой посул.
А что?!
Я повыдёргивал жала и опустил рубаху. Царь обернулся ко мне и глянул в глаза.
Что им важно? спросил он разделяя слова.
Пригляд за тем, что на землях твоих твориться, да сговор с ногаями, мордвой и другими людишками, что там проживают. На Уральские горы послал их? На большой камень? Вот с сибирским ханом они и сговоряться.
Зачем это им? нахмурился он.
Мало ли? пожал плечами я. Разделяй и властвуй, говорят иезуиты.
Царь переглянулся с дедом.
Ни хрена себе он глаголет, покачал головой царь.
Сам стою и охреневаю, сказал дед.
Глава 4.
Я подумал, не слишком ли я разбазлался? Хотя Спросили ответил, что думаю. Вроде всё правильно. Или я не должен про это знать? Про шпионов английских и голландских. И да Откуда я это знаю? А если спросят? О! Спросили!
Ты откуда про доглядчиков, то биш шпигунов, знаешь? Встречал, где? Тятька твой с ними якшается? вцепился мне в запястье царь.
Нигде не видел, сказал я, тихонько выворачивая свою руку через его большой палец и так освобождаясь от захвата.
Это получилось так легко, что Иван Васильевич с удивлением посмотрел на свай пустой кулак.
Это как это? спросил он.
Что, как?
Как ты выскользнул?
Легко.
Это я понимаю. Как? Покажи.
Я подал руку. Он схватил. Я осторожно провернул, и снова его пальцы сомкнулись в воздухе.
Вот, бисова дитина, сказал царь и скривился. Вот жешь! Что это я всё на шляхетскую мову перехожу?! Негоже русскому царю балакать. Понаехали тут!
Ещё они могут курганы старые грабить, сказал я. Там, в курганах, золота много, бают.