Николай Живцов
Следак 3
Глава 1
Бери что дают и не выеживайся!
Ты сказала выбирай, я и выбрал «Миру-Мир», немного развернувшись, я прикрыл корпусом плакат от посягательств Грачевой, нашего комсорга, которая пыталась провести рокировку.
Да это было из вежливости! Ты должен был взять «Слава Ленинскому комсомолу!». Он больше в два раза! Как я его, по-твоему, понесу?!
С комсомольским задором, подсказал я ей.
Ну что у вас там?! Все готовы?! мощный бас полковника Мохова накрыл гомонящую вокруг толпу сотрудников райотдела, тех, кому посчастливилось попасть на демонстрацию, посвященную празднованию Дня Великой Октябрьской Социалистической Революции.
По непонятной прихоти начальства я сегодня оказался среди них, а не на дежурстве или, еще хуже, в оцеплении. Вот и думаю с чего вдруг заслужил такое поощрение. Правда, сомнительное. Продрог уже весь, целый час своей очереди ждем.
Тогда стройтесь в колонну и выступаем! прозвучал долгожданный приказ начальника РОВД, который должен был ее возглавить, и мы к всеобщей радости сдвинулись с места.
Мерзли мы в самом центре города, куда нас доставили на служебных рафиках. Выгрузили среди таких же счастливчиков и Грачева принялась выдавать всем плакаты.
Сперва мне удавалось лавировать в толчее, избегая почетной миссии таскания громоздкой тяжести. Но опыта в таких играх у комсорга оказалось поболее моего, и в конце концов я был схвачен. К тому времени у Грачевой осталось нераспределенными лишь два плаката. Большой и тот, что поменьше. Разумеется, я выбрал второй.
Чапыра, имей совесть! не отставала от меня комсорг.
Из-за наших разборок мы с ней оказались в конце колонны, что уже втягивалась на главную улицу города. С обеих ее сторон нас приветствовало множество людей, размахивая красными флажками, а где-то впереди играла торжественная музыка.
Так я ее имею, регулярно, ответил я, поднимая плакат, как можно выше, чтобы Грачева до него не допрыгнула. Свой она держала вниз головой, уверяя, что он для нее тяжелый.
Ты обязан мне подчиняться! признавать поражение комсорг походу не умела.
Я сказал стоп-слово, попытался я отшутиться, но она, ожидаемо, не поняла, о чем я толкую, и продолжила наседать. И что я буду с этого иметь? посмотрел я на нее задумчиво.
Форменный берет из-под которого выбивались светлые локоны, ей явно шел. Чистая, без единого изъяна кожа, голубые глаза, что сейчас сияли от гнева, плавная линия губ. А вот оценить по достоинству фигуру из-за кроя казенного пальто не получалось, так что пришлось полагаться на память, которая тут же нарисовала мне приятные округлости и стройные ножки комсорга.
Вау! Да ты у нас красотка, вынес я вердикт.
Чапыра, ты пил что ли? ее лицо разрумянилось и явно не от легкого морозца, что третировал нас с самого утра.
Я пьян любовью, вспомнилась где-то слышанная фраза. На, держи, уговорила, с этими словами я вручил ей свой плакат.
И понесла комсорг два плаката. Буквально пару шагов. Быстро опомнилась. Смахнула смущение, мобилизовалась и огрела меня по филейной части большим плакатом. Выше просто поднять не смогла.
Ну, не на людях же, подмигнул я вновь начинающей краснеть комсоргу. Но намек понял, ухмыляясь, я забрал у нее «Славу Ленинского комсомола».
За следующий час, что мы шествовали по проспекту в колонне я замерз окончательно, впрочем, как и все мои соседи. Светлана Павловна греть меня наотрез отказалась и отгородилась от меня Скворцовым, что тащил прославляющий марксизм-ленинизм плакат. Из-за длины слов тот тоже был немалого размера, что меня как-то смиряло с мрачной действительностью. А глядя на тех, кто по двое нес плакаты-гиганты, так вообще радовался. Все же не зря я поначалу прятался от Грачевой.
Счастью участвовать в демонстрации наравне с остальными советскими гражданами, а не стоять в оцеплении, охраняя общественный порядок, сотрудники милиции, и присоединившееся к ним следствие, были обязаны инициативе областного управления органов внутренних дел. Высокое начальство посчитало, что милиции нужно быть поближе к народу, а еще лучше влиться в его ряды, чтобы плечом к плечу отпраздновать Великий День.
У меня скоро уши от мороза отвалятся, с этими словами Скворцов достал из-за пазухи фляжку и приложился к ней губами.
Шапка-ушанка, что входила в зимний комплект обмундирования, в завязанном виде уши не закрывала.
Ну-ка быстро прекратить! зашипела из-за его плеча Грачева.
Это чай, успокоил ее Вадим.
А пахнет не чаем! не поверила та.
У тебя с обонянием просто проблемы, предположил Скворцов.
Нет у меня никаких проблем, а вот у тебя и твоего дружка будут! воинственно пообещала нам Грачева.
А я тут при чем? опешил я. Я, между прочим, плакат за тебя тащу, и только что с твоей стороны подвергался сексуальным домогательствам, напомнил я комсоргу.
Скворцов подавился «чаем» и закашлялся. Пришлось стучать ему по спине.
Мы обсудим твое поведение на ближайшем комсомольском собрании! комсорг покраснела, как рак при варке.
Может просто переспим? попытался я разрулить ситуацию.
Скворцов ржал, пытаясь при этом не произносить ни звука, позабыв про плакат, который опасно накренился над Грачевой.
Что там у вас? Совсем охренели?! к нам развернулся нагруженный ликом вождя революции Курбанов.
Они бухие! заложила Скворцова комсорг и меня заодно приплела.
Курбанов, не разбираясь, покрыл всех матом и, продемонстрировав кулак, отвернулся.
Нехорошо обманывать начальство, попенял я комсоргу.
Та в ответ фыркнула и еще выше задрала свой острый подбородок.
Наконец-то мы это сделали прошли путь от начала до конца. И остановились черте где.
Где машины?! непонятно кого-то конкретно или всех скопом спросил Мохов, так как при этом он крутился словно волчок оглядывая окрестности.
Рафиков поблизости не наблюдалось. Хотя могли бы заранее подогнать к месту выхода из парада.
От холода у всех уже губы посинели. Даже у тех, кто спасался горячительными напитками.
Мохов вышагивал туда-сюда-обратно и матерился.
Можно мы уже домой пойдем? раздались первые робкие просьбы.
Никто никуда не расходится! опередила Грачева начальника, который уже замахнулся рукой, чтобы всех громогласно отпустить. Вы отвечаете за выданные вам плакаты! Я не намерена одна их здесь сторожить! комсорг обвела толпу недовольных сотрудников милиции гневным взором.
Минут через пять к нам подкатила черная «волга». Мохов, ругая водителя за опоздание, залез в салон, за ним рвануло начальство поменьше. Но мест хватило не на всех. Курбанова буквально на доли секунды опередил более юркий Лусенко, и пришлось заму из следствия провожать машину печальными глазами.
Мне холодно, всхлипнула Ирочка, что тоже мерзла среди нас, и Войченко загородил ее от ветра своим телом, за что получил поцелуй от девушки.
Следствие представляли только мы вчетвером, считая Курбанова, который сейчас притопывал по скованному льдом асфальту, пытаясь согреть ноги.
Все, я домой, сообщил я зевающему во всю пасть Скворцову и что-то шепчущему на ушко Ирочке Войченко.
Пожал им руки, приставил плакат к фасаду дома и пошел в сторону остановки.
Чапыра, вернись немедленно! ожидаемо услышал я вслед.
Показывать даме средний палец было невежливо, поэтому я ограничился игнором.
Чапыра! это уже меня догнал громкий голос Курбанова. А затем и он сам развернул меня за плечо. Ты не охренел?! прорычал майор мне в лицо.
Я замерз, предложил я свою формулировку.
Все замерзли! Но все дисциплинированно ждут машины! А ты демонстрируешь неподчинение. Не понимаешь что ли, раз ушел один, уйдут и другие?!
Так пусть уходят, не понял я предъявы. Прошли колонной и ушли. В чем проблема-то?
Чапыра мне все чаще начинает казаться, что ты специально всех злишь.
Товарищ майор, я просто иду домой! Мероприятие закончилось. Где тут криминал?
А плакат?!
Он не мой, отбрехался я от чужого имущества.
Курбанов еще что-то хотел сказать, но в этот момент возле нас остановилась очередная служебная «волга», но уже белого цвета.
Альберт? задняя пассажирская дверь приоткрылась, и мы увидели Митрошина. Тот, как и все сегодня, был в форме, только прокурорской. А я смотрю, ты, не ты. В форме вы все одинаковые. О! И товарищ Курбанов здесь.
Здраствуйте, Борис Аркадьевич, расплылся майор в радостной улыбке, показывая, как он счастлив встрече.
Вы чего тут стоите? Демонстрация ведь уже закончилась. Спросил нас заместитель прокурора.
Лично я иду домой, опередил я Курбанова.
Подвезти? А то долго тебе придется идти, все подъезды к центру перекрыты.
Даже не знаю, как вас благодарить, я так замерз, что скоро бренчать начну, сказав это, я обошел машину и залез в нее с другой стороны от Митрошина.
Руслан, вы с нами? спросил прокурорский у Курбанова, а то тот застыл столбом, словно промерз насквозь.
Да, конечно, оттаял майор. Минутку, при этих словах, он развернулся. Войченко, быстро сюда!
Когда следователь подбежал, Курбанов вручил ему свой плакат, который до сего момента не выпускал из рук.
Без меня справитесь, не маленькие, напутствовал он Дениса. А после занял переднее пассажирское сидение.
Я лишь молча подивился быстрой смене майором приоритетов, при представителе надзорного органа оставив эту его метаморфозу без комментариев.
Слышал, слышал, ваше руководство решило, что в этом году милиции надо поучаствовать в демонстрации, заговорил Митрошин.
Курбанов тут же поддержал тему, высказавшись о мудрости высокостоящих.
И о твоей речи в университете тоже слышал, Борис Аркадьевич развернулся вполоборота ко мне. Говорят, после нее половина студентов захотела стать следователями.
Это я настоял, чтобы с комсомольским поручением отправили именно Альберта, вмешался, греющий уши, Курбанов. Сразу разглядел в нем талант к публичным выступлениям.
Ваша проницательность, Руслан Тахирович, подтверждает, что вы отличный следователь, вежливо ответил на самопрезентацию заместитель прокурора.
Вряд ли все они дойдут до отдела кадров, подпортил я майору радостную картину, а то тот начал лучиться от похвалы.
Но какой-то процент дойдет! не сдавался Курбанов.
Уверен, что не малый, поддержал его Митрошин.
Мне было безразлично, и я отвернулся к окну. На улице сплошным потоком шли люди возвращались пешком с демонстрации. Флажками уже не махали, двигались, подгоняемые морозом, целенаправленно.
Вас где высадить? поинтересовался Митрошин, У отдела или там, где ваши празднуют?
У отдела, мне там кое что забрать нужно, в этот раз меня опередил Курбанов. Но я не возражал, значит переоденусь в гражданку. Сперва собирался идти в форме домой, так как до него от центра города было ближе. А за праздничный стол меня, простого следака никто не звал.
Прямо поражаюсь, начал майор, когда мы покинули прокурорскую машину. Вот что они все в тебе находят? Ты же недисциплинированный, плюющий на субординацию тип. В чем твой секрет?
Я, товарищ майор, обаятельный, открыто улыбнулся я Курбанову.
Наглый ты и скользкий, а не обаятельный, озвучил майор свое мнение, о чем-то задумался и спустя минуту, когда мы уже вошли в здание и подошли к окну в дежурную часть, продолжил. Ты не куришь, Митрошин тоже не курит, принялся он искать точки соприкосновения.
Бросайте, Руслан Тахирович, и вступайте в наш клуб радеющих за здоровый образ жизни, потроллил я его.
Тот посмотрел на меня неприязненно, еще спустя секунду его глаза заискрили, а губы искривились в злой ухмылке.
Это ты-то ведешь здоровый образ жизни? Да ты бухаешь как не в себе!
Чего? я даже остановился от такого наезда. Совершенно несправедливого.
Устроил из квартиры притон! продолжал накалять Курбанов. Ты ведешь не здоровый, а аморальный образ жизни!
Хотелось бросить ему в лицо все, что я о нем думаю, а еще лучше заехать кулаком, но я стиснул зубы, расслабил пальцы рук и спокойно произнес:
Всего доброго, товарищ майор. С праздником вас, после чего свернул в сторону дальней лестницы.
Остаток выходных я провалялся дома с котом в обнимку. Вставал лишь для того, чтобы выпить горячий чай с медом. После праздничного гуляния на морозе простыл и теперь мучился с горлом. Но ко вторнику полегчало, поэтому пришлось идти на службу.
На этаже бушевали страсти. Следователи по расследованию очевидных преступлений бегали в мыле, матерились и уводили из-под носа друг друга станки, которых у нас было всего два. Шел последний день отведенного им начальством срока для сдачи уголовных дел до Дня Советской Милиции.
Капитолина, когда я к ним заглянул, отмахнулась от меня, как от очередного навязчивого посетителя, бросив, что оперативки не будет, и я пошел по коридору дальше.
В нашем закутке царили тишина и покой. Как-то так получилось, что мы с Журбиной остались вдвоем. И да, я не считал себя виноватым в переводе Левашова, он сам стал причиной своих бед. Я его не провоцировал красть у меня удостоверение и начинать тем самым войну. Сам ее развязал, сам продул финальное сражение, вот пусть теперь и огребает.
Да, я не праведник, но и без причин никого не трогаю. Понятное дело, не все мои удары ответные, приходится наносить и превентивные, но ведь сами напрашиваются. Не мешайте мне целее будете. Черт возьми, я просто пытаюсь выжить в чужой для меня стране и найти путь ее покинуть. И я давно бы уехал, если бы процесс выезда за границу не был доведен здесь до маразма. Так что сами виноваты.
Резко прозвучавший звон вырвал меня из воинственных мыслей. Вздрогнув, я огляделся и увидел на полу разбитую вазу. Вот это меня торкнуло даже не заметил, как швырнул ее в стену.
Пиши объяснительную! мое внимание от разлетевшихся по кабинету осколков на себя перетянула Грачева. Она ввалилась в мой кабинет, подбоченилась и с ходу принялась сулить мне всяческие неприятности, начиная паршивой характеристикой, заканчивая исключением из комсомола.
Я недоуменно слушал ее, раздумывая, на кой сдалась ей эта чертова ваза, и чего она так из-за нее взъелась, заодно, блуждал по ее фигуре взглядом.
Не думай, что твоя выходка на демонстрации сойдет тебе с рук! повела она перед моим лицом наманикюренным пальчиком. Видимо, концентрацию проверяла.
Стало яснее. Дело было не в разбитой вазе. Это комсорг с воскресенья все отойти не может. Да и, вообще, какие-то мы с ней оба нервные стали: я вазами кидаюсь, она орет, как не в себе.
Нам нужно расслабиться, обратил я свои мысли в слова.
Грачева сбилась.
Что нам надо? переспросила она.
Расслабиться, пришлось повторить.
Ах расслабиться, комсорг втянула побольше воздуха, чтобы вдарить по мне со всей силой голосовых связок. Но я ее опередил. Притянул девушку к себе и впился поцелуем в ее губы.
Канцелярские принадлежности полетели на пол к осколкам от вазы, когда я посадил ее на стол, и придали обстановке еще больше хаоса. Далее к ним присоединились оба пиджака, затем женские туфли, колготки и трусики. Продолжать захламлять кабинет мы не стали. Уже не было сил сдерживаться.
Думаешь, никто не слышал? спросила она, когда пришла в себя.
Без понятия, выровняв дыхание, ответил я.
Комсомольская активистка оказалась горячей штучкой. Вот так бы свои собрания проводила, глядишь, я бы их не пропускал.
Это было неправильно, принялась она морализаторствовать.
Ожидал услышать «потрясно», но да ладно, я отвалился от стола и начал приводить одежду в порядок.