У Эдуардо Суареса от волнения вспотели ладони. На «Одиссей» грузили только самое необходимое, только то, без чего колонистам было не обойтись. Сувенирам среди пожитков места не нашлось. И вот теперь Эдуардо утер с глаз невольные стариковские слезы. Теперь
Карлита, Санчита, Изабель, гаркнул он. Тащите сюда товар! Весь, без остатка.
* * *
Из Мюнхена, из Мюнхена есть? навис над раскладным столиком плешивый, подслеповатый Карл Эберхарт. Из Мюнхена?
Сейчас. Узловатые пальцы торговца заплясали по клавиатуре планшета. Есть, конечно. Санта-Клаус фарфоровый, четыре экземпляра различной величины. Кружки глиняные с надписью: «Шеллингштрассе», три штуки. Шляпы баварские, фетровые. Макеты
Что за них хочешь?
А что есть?
Выбирай. Карл замахал руками, подзывая родню: Гретта, Лизхен, давайте товар! Зерно имеется. Отборное, в мешках. Колбаса кровяная имеется. Ливерная. Домашняя. Пиво. Яблоки, вчера только с дерева. Молоко. Яйца. Сколько тебе? Да черт с ним, бери все!
Из Дрездена есть? сменил Карла рябой веснушчатый Пауль Миллер. Есть, да? Да неважно, что именно. Беру! Марта, Эльза, товар!
Из Вашингтона есть? Из Сан-Паулу? Из Пекина? Мельбурна? Токио? Касабланки? Давай! На базе обменяешь на деньги. Линда, Джульетта, Мэйлинь, Мичико, Луиджина, Шарлотта! Тащите, тащите, тащите товар!
* * *
Из Севильи, дождался наконец своей очереди Эдуардо. Что есть из Севильи?
Сейчас. Торговец устало выдохнул, склонился, подался к планшету. Значит, так: кастаньеты имеются, севильское кружево. Бычок из андалузской керамики.
Забираю все. Вон товар. Эдуардо шагнул назад, освобождая место, но в последний миг спохватился: Постой, для девочки пятнадцати лет есть что-нибудь? Что-нибудь особенное. Это правнучка моя, старшая. Настоящая красавица андалузка.
Торговец склонился к экрану.
Могу предложить веер, к примеру. Тоже из Севильи. Отличный веерок, расписной.
Беру. Эдуардо довольно потер ладони. Спасибо тебе!
И тебе спасибо, почтеннейший. Ну, кто там еще остался?
Да вроде один я, переступил с ноги на ногу Эд Краснов. Пока обзвонил всех, припозднился малость. Так что, выходит, я последний. Из Москвы есть?
Торговец вскинул на Краснова взгляд блеклых старческих глаз.
Откуда, ты сказал, браток?
Из Москвы.
Торговец поднялся на ноги.
Земляк, что ли? неуверенно спросил он.
Ну. Эдик Краснов с Таганки.
Торговец шагнул вперед.
А я Петька Родионов с Печатников.
Старики обнялись.
Как она? бормотал Эд. Как Москва-то, а? Белокаменная.
Да стоит себе. Стоит.
А Кремль?
Да на месте, на месте Кремль.
Слава богу! У тебя там остался кто?
Ну конечно, закивал торговец. Семья. Двое сыновей. Внуки Машенька и Юрка.
Привет им передавай. А привез-то что?
Я? Родионов внезапно отшатнулся, шагнул назад. Из Москвы? Секунду-другую он стоял молча, растерянно моргая, затем встрепенулся: Есть, есть из Москвы. Ты постой здесь, браток.
Торговец засеменил к трапу, вскарабкался по ступеням и скрылся в шлюзе. Через пару минут появился вновь с металлической шкатулкой в руках.
Вот, он бережно поставил шкатулку на столик, дрожащими пальцами отпер защелку и откинул крышку. Это из Москвы, Эдька. Все что есть. Половина твоя, бери.
Эдуард Краснов, мосластый, кряжистый, с задубевшей на солнцах кожей и седой как снег, с минуту безмолвно смотрел на шмат запекшейся аспидно-серой земли.
Это из М-Москвы? запинаясь, переспросил он. Из самой М-Москвы?
Да. Родионов отделил половину, протянул в ладонях. Забирай, твое.
Краснов принял землю, поднес к губам, поцеловал.
Спасибо, выдохнул он. Вера, Людочка, товар!
Ничего не надо, отступил назад Родионов. Так забирай. В подарок.
* * *
Когда торговое суденышко вышло на орбиту, Родионов мелкими стариковскими шажками добрался из пилотской рубки до мастерской. Постоял на пороге, затем шагнул вовнутрь. Пнул производящий фарфоровые статуэтки аппарат, плюнул на ткацкий станок, с горечью оглядел прочее оборудование. Раскрыл шкатулку и долго смотрел на оставшуюся половину запекшегося земляного брикета.
Он вспомнил, как накручивал по орбите витки. Как глядел на заснятые бесчувственной аппаратурой развалины Лондона. На воронку, оставшуюся там, где раньше был Дрезден. На пепел от Барселоны. На спекшуюся лаву Нью-Йорка. Вспомнил, как спускался в посадочном модуле туда, где была Москва. Как, задыхаясь от слезных спазмов, вгрызался киркой в грунт. Как
Где-то там истлели кости обоих его сыновей. Где-то там лежала еще зола, оставшаяся от Машеньки и Юрки.
Денис Гербер
Чьеда-чьёда
Ева первой обратила внимание на происходящие рядом с Виктором странности. Несколько дней она наблюдала за ним, хотя следить за пациентами входило в мои обязанности, после чего поделилась открытием:
Знаешь, я бы ни за что не сказала такое, если бы не убедилась наверняка. Но, когда этот Виктор играет сам с собою в шахматы, с доски пропадают фигуры.
Что ты имеешь в виду? Он ворует фигуры у самого себя?
Разговор этот происходил на заднем крыльце пансионата. Мы одетая в белый халат Ева и я в зеленой курточке охранника курили и глядели на кусты шиповника, на дорожки из псевдомраморных плиток, на решетчатую ограду, за которой виднелись пригородные коттеджи. Вечерело, и небо прикрылось розовой дымкой, как на картинах Моне.
Никто ни у кого не ворует, проговорила Ева, выпуская дым. Фигуры исчезают и тут же появляются. Это происходит быстро, за долю секунды. Сначала я думала, что мне кажется. Но сегодня это случилось снова. Я точно видела, как эта башня черт, как она там?..
Ладья.
Да, ладья Она пропала и тут же появилась.
В другом месте? спросил я.
В том же самом месте. Я бы никогда если б не убедилась.
Она присела к жестяной банке из-под кофе, служившей нам пепельницей. Пока Ева тушила окурок, я сверху разглядывал ее длинную шею и рыжие волосы, собранные в нечто вроде восьмерки. Заколка изображала изумрудного цвета змея с разинутой пастью.
Ты много общаешься с ненормальными, сказал я.
Она выпрямилась и уставилась на меня. Легкий гнев прибавлял очарования ее лицу.
А ты за ними наблюдаешь. Целыми днями пялишься в мониторы, но ничего не замечаешь.
Я больше наблюдаю за тобой.
Вот оно что! Она осмотрела мою грудь, плечи. Кто-то соскучился по кладовке?
Возможно, сказал я и бросил окурок в банку. Почему нет?
Утром, когда я сдал смену и уже собирался домой, меня вызвал Бреус врач и руководитель пансионата. Усаживаясь в кресло с лакированными подлокотниками, я подумал, что это место обычно занимают сумасшедшие, которые вот-вот распрощаются с вольной жизнью и надолго поселятся в пансионате.
Почти год здесь работаете? уточнил Бреус. Он оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на меня сквозь очки в золоченой оправе.
Десять месяцев. Только я не работаю я тружусь.
В чем разница?
«Труд» слово благородное, оно родственно слову «сотрудничество», а «работать» происходит от «раба», «рабства».
Бреус чуть повернул лицо вправо, словно принюхался к идущему от окна запаху.
Если вы такой свободолюбивый, я могу сегодня же избавить вас от забот, проговорил он.
Нет, спасибо. Я добровольно согласился на эту должность. И уволиться хочу по своей воле.
Он усмехнулся и легонько постучал ручкой о стол.
Любопытно Трудиться, работать Где вы такое услышали?
От Евы, нашей медсестры.
О ней, кстати, поговорим позднее До того как попасть сюда, вы работали трудились в художественном центре «Невский» охранником, до того системным администратором в музее Почему вы согласились работать здесь?
Я ведь говорил на собеседовании.
Он отложил ручку и чуть склонился вперед.
А вы помните, что говорил на собеседовании я?
О чем конкретно?
О том, что это заведение особенное. Это не психиатрическая клиника, а специальный пансионат, где особенные клиенты получают особенное лекарство покой. Помните? Вы призваны этот покой охранять! На собеседовании вы были более понятливы или казались таковым.
Я уже начал догадываться, к чему он клонит, и предпочел не возражать.
Вот теперь о Еве, продолжал Бреус. Я настоятельно прошу вас прекратить все шуры-муры с медсестрами. Вы, разумеется, вольны делать, что захотите, но вне пансионата. Я говорю о ваших уединениях в кладовке. Помните: пациентам в первую очередь нужен покой, и мы здесь для того, чтоб это обеспечить.
Хорошо, но не я инициатор
Я догадываюсь, что инициатор она. Но говорить об этом с девушкой Или я не прав?
Конечно, правы. Впредь я воздержусь.
Пансионат вовсе не был элитным заведением, как мне говорили во время трудоустройства. Зарплату изначально платили невысокую, а в прошлом месяце урезали еще на четверть. Бреус назвал это «временной мерой» и объяснил снижением числа пациентов.
После того как двух женщин забрали родственники, а парня по фамилии Шульга вернули в психиатрический стационар, обитателей пансионата осталось семеро. Две недели назад прямо здесь скончалась пожилая Маргарита, и под моим наблюдением осталась шестерка, где единственным мужчиной был Виктор.
На вид ему было около сорока. Чуть полноватый, невысокий, с вечно опущенной, как у сварщика, головой, он перемещался по пансионату мелкими шажками и никогда ни с кем не разговаривал. Иной раз издавал тихие возгласы или бормотал, но все попытки вызвать его на разговор заканчивались ничем. Не знаю, какая болезнь замкнула его сознание. Наверное, аутизм или что-то вроде того.
Бóльшую часть времени Виктор проводил в игровой комнате за шахматами. Играя сам с собою, он не разворачивал доску на сто восемьдесят градусов, как это обычно делают. Просто ходил за себя и за того парня, который отсутствовал с другой стороны стола.
Спустя три дня после разговора с Бреусом наши с Евой смены опять совпали. После обеда она заглянула в комнату охраны, где я сидел за мониторами.
Это случилось снова. Они пропадают.
Она закрыла дверь и уселась на диванчик. Выглядела Ева утомленной, и я подумал, что фантазия с исчезающими и появляющимися предметами явно не доставляет ей удовольствия. Или это вовсе не фантазия?
Ты хочешь меня завести или что? спросил я. К чему все это?
К черту тебя с твоим заводом! огрызнулась Ева. Ты единственный, кому я могу об этом рассказать.
Расскажи Бреусу.
Чтоб я сама оказалась в какой-нибудь палате?
А почему я единственный?
Она встала с дивана и подошла к столу.
Ты мне не веришь?
Трудно сказать.
Слушай. Она указала на мониторы. Эти записи, они ведь сохраняются? Где?
На общем сетевом диске. Но они постепенно обновляются. Свежая запись заменяет самую старую.
Сколько дней мы можем посмотреть?
Не знаю. Где-то неделю, может больше.
Давай сегодняшнюю с игровой.
Пока я отыскивал папку с файлами видеозаписи, Ева пододвинула второе кресло и уселась рядом.
Где вообще у нас камеры? спросила она.
В игровой, на ресепшене, в коридоре и столовой. В комнате лечебной физкультуры.
А в палатах?
Это запрещено.
Мы начали искать сегодняшний случай с исчезновением. По словам Евы, он произошел после завтрака, когда Виктор, по своему обыкновению, пялился на шахматные фигуры. Я отыскал этот момент, увеличил изображение, и мы с Евой прильнули к экрану.
Виктор, одетый в свободный коричневый пиджак, сидел, чуть склонив голову. Он совершал ходы редко, больше думал. Белые атаковали и находились в выгодном положении, хоть и разменяли офицера на пешку. Они вскрыли центр и прессинговали черного короля. Мне даже стало интересно, чем закончится партия. Вдруг это случилось. Стоящий на F6 белый конь исчез и появился снова. Я будто моргнул на мгновение, только в это мгновение пропали не все окружающие предметы, а лишь один. Странное ощущение, что и говорить.
Ты видел? Ева стиснула мне запястье. Видел же?
Кажется, да.
Я отмотал запись на двадцать секунд назад и включил замедленное воспроизведение. Белый конь пропал и снова возник. Мы пересмотрели это раз десять.
Что ты думаешь? осторожно спросила Ева.
Я не нашел, что ответить. Только пожал плечами.
Вот и я ничего. Ева откинулась на спинку кресла. Но теперь я, по крайней мере, знаю, что не схожу с ума. А то уже передумала всякое.
Кроме шахмат, ничего не исчезало? поинтересовался я.
Не знаю. Надо просмотреть записи со всех камер и за все дни.
На это уйдет время.
Мы их поделим и будем смотреть дома. Я принесу флешку, а ты скинь мне половину.
Я посмотрел на монитор, где красовался пойманный мною стоп-кадр: замерший с приподнятой рукой Виктор, пустое место на клетке F6. Я щелкнул мышкой, и изображение свернулось.
Это против правил, Ева. Нельзя копировать и выносить записи с пациентами.
Перестань, нет таких правил. А если есть никто про это не узнает.
Не хочу лишиться работы. Бреус меня к себе вызывал, отчитывал. Он знает про нас и кладовку. И запретил шуры-муры так он сказал, представляешь?
Ева вынула сигарету и играючи провела краешком фильтра по губам. На белой бумаге остался след от помады.
Да к черту этого Бреуса! томно сказала она. Строит из себя поборника морали, а сам просто завидует, старый развратник. Ты знаешь, что у него в кабинете Библия прелюбодеев стоит?
Что это еще такое?
Библия с опечаткой. В одной из десяти заповедей наборщики пропустили частицу «не» и вместо «не прелюбодействуй» получилось «прелюбодействуй». Такое иногда случается, книги становятся коллекционной редкостью. Она пододвинулась, и я ощутил плечом упругость ее груди под халатом. Пойдем покурим. Только сначала заглянем в кладовку. Меня запреты еще больше заводят.
* * *
Несколько дней мы просматривали записи с камер видеонаблюдения. Сложность заключалась в том, что мы не знали, на какие предметы обращать внимание. Любой из них мог исчезнуть и появиться когда и где угодно. Поскольку исчезновения происходили очень быстро, мы не могли воспользоваться ускоренным просмотром, а иногда, если возникали сомнения или внимание рассеивалось, приходилось пересматривать.
Первое, что обнаружил я, это «мигание» черного короля во время позавчерашней игры Виктора. Причем «мигание» происходило дважды. Затем я увидел, как мелькают другие фигуры, ладья, офицер и сруб ленный ферзь, стоящий рядом с доской. Несколько раз пропадали и опять возникали пешки.
Последний инцидент случился едва ли не неделю назад, я обнаружил его в самых ранних из необновленных файлов. И этот случай отличался от остальных. Исчез белый король. Он не «мигнул», а пропал навсегда, оставив на и без того полупустой доске еще один свободный квадрат. Сколько я ни ждал, белый король так и не появился.
Камера в коридоре зафиксировала пропажу-появление цветочного горшка на подоконнике. Но уверенности в этом не было, потому что проходящий в этот момент Виктор наполовину заслонял горшок своим плечом, а от окна отражался какой-то блик.
Я вырезал все фрагменты со странностями и собрал их в единый видеофайл. Кое-где даже чуть увеличил контрастность для усиления эффекта.
Ева принесла небогатый урожай. Она усмотрела один случай пропажи-появления, но случай не походил на остальные. Исчезло яблоко, лежащее на столе в столовой. Оно возникло на том же месте спустя несколько минут. Причем за столом в это время никто не сидел, а Виктор стоял у окна и глядел наружу. Высвечивался лишь его силуэт.
Обсудив с Евой наши открытия, я вдруг понял, что она сильно напряжена, словно ощущает угрозу.
Знаешь, я ведь видела это яблоко раньше, сказала она. Как-то вечером зашла на кухню зажигалку искала и заметила его на столе. Удивилась тогда: что оно здесь делает? Одинокое, зеленое, лежит в темноте Потом уже покурила и вспомнила про него. Подумала: возьму и съем запах табака перебью. Возвращаюсь на кухню, а его уже нет. Словно померещилось.