К Егору она относилась странно. Сначала, когда его мама только умерла она сама предложила ему пожить у нас. Все-таки они были подруги детства, тем более землячки. Но время шло, отца у мальчика не было, бабушки и дедушки далеко. Мама не хотела оформлять опеку. Она верила, что это ненадолго.
Я воспринимала Егора как новый шкаф, который поставили в моей комнате. То есть совсем с ним не разговаривала. Да и он не хотел теперь-то мне понятно, что ему нечего было сказать. Он только что потерял маму.
Странно думать, что и я потеряю однажды свою. Как будто только тогда я смогу ее одновременно и обрести. Но о таком лучше не говорить.
Егора в итоге отправили далеко. Но что-то случилось там или здесь, или в сердце моей матери она предложила отдать Егора в гимназию рядом с нашим домом. Повод был так себе, чтобы лететь через всю страну. Но бабушка Егора согласилась она верит в образование.
Я ходила в обычную школу.
Однажды я попробовала поцеловать Егора, пока он спал. Может быть, не стоило этого делать, но иначе мы никогда не начали бы общаться. Мне было шестнадцать, а ему пятнадцать, и я перелезла со второго этажа кровати на первый, где он спал, потому что боялся высоты, и поцеловала его прямо в губы, из-за чего он проснулся. Я уже целовалась раньше, а он не только. И что-то там было ещё в нашей детской комнате, одновременно чистое и неправильное, о чём мы так и не успели поговорить.
И пусть этого как будто бы никогда не было и не должно было быть, мы все-таки с той поры стали настоящей семьей. Поэтому, Егор, я не жалею, что тебя поцеловала.
Алле, да, бабушка, ну, я вот пришла к Егору. Да, прям на кладбище стою. Да ладно, кому тут помешают мои разговоры? Тут всем не до того уже. Ты ему хочешь что-нибудь сказать?
Я отворачиваю телефон от себя и на вытянутой руке держу над могилой.
Она что-то говорит, но я не стану подслушивать.
Бабушка, я убираю, все сказала, что хотела?
Она всё сказала.
Нет, конфетки не принесла. Ну, потом еще. Я здесь на месяц останусь. Еще принесу. Не ходить часто? Да разве это часто? Я потом вернусь. Уже не получится походить. Ага, давай. Да, позвоню. Чтоб дед встретил? Хорошо. Спасибо вам. Ну ладно, услышимся, да. Мама? Ой, ну, ты хочешь правда об этом поговорить? Да, я знаю, что она не виновата. Я уже давно ее не обвиняю ни в чем. Она бы еще сама перестала. Ладно, да, ради тебя. Да, поговорю. Все, все. Целую. Скучаю, да. Пока.
Я думаю, может быть, небо в этом городе по-особенному красивое всегда немного осеннее. С печалью в синеве и серости.
Я перезваниваю бабушке.
Алло, да, знаешь, я забыла. Я там оставила свою знакомую у вас пока. Вы можете квартиру проведать съездить? Как соберётесь, дайте ей мой телефон. Ага, ладно. Пока!
Все-таки не получилось выдержать драматическую паузу. Надеюсь, она не любит писать сообщения. И не любит звонить.
На самом деле, это моя квартира. Так говорит бабушка. Но я ничего в ней не меняю. Почему? Я знаю, что они не вернутся в неё жить.
Но однажды бабушка рассказывала, что Егор оставался спать с ней по ночам, когда особенно грустил по маме. И я надеюсь, что пространство ещё хранит в себе часть воспоминания о нём не слишком маленьком угловатом подростке, грустном и стыдливом.
Лучше так, чем в земле.
Вон мама идёт с конфетами. Значит, всё-таки ходит.
Мы стоим.
Мам.
Что?
Прости меня. Я, наверное, не вернусь домой.
Она смотрит на меня так, как будто снова я со своими глупостями.
Мам.
Что еще?
И себя прости. Это бабушка передала.
И я ухожу, как если бы могла бежать, но все-таки не побежала. Вечером кидаю вещи в рюкзак и выхожу в темень.
Так вот он какой ночной большой город. Совсем как днём, только чуть больше живой, принадлежащий людям.
Мне бы сейчас пригодилась её поддержка. Или Егора. Егор был сильно смелее меня. Интересно, ему бы понравилась она? Наверное, все-таки нет. Он не очень любил на себя похожих. Сразу начинал с ними конкурировать.
Я знаю, что она мне не позвонит. И мама не позвонит. И никто вообще.
Я люблю быть одна, но все-таки одиночество это всегда недостаток чего-то. Но если представить, что я не человек, все вроде бы не так страшно.
Представить, что я улица или лицо прохожего, обувь официанта на террасе, булыжник на дороге. Это многого стоит. Такой я себя люблю.
Куда дальше?
***
Говорят, Ксения Некрасова ходила по улицам, как блаженная, и если бы ее встретили, могли бы посчитать бомжичкой. Она писала:
«Я полоскала небо в речке
и на новой лыковой веревке
развесила небо сушиться»
Я чувствую то же, встречая теперь рассвет. Мы могли бы об этом поговорить. О Парщикове тогда тоже. Но я все-таки мало люблю болтать о поэзии.
В конце концов, мне нужно решать, где жить дальше. Я не имею представления о маргинальной жизни. Только по стихам.
Может быть, меня приютит в общаге старая подруга. Но это неважно.
Я пойду выпить кофе. Большой стакан.
Помню вот что: когда мы переезжали в Москву, она все-таки была к нам дружелюбна, потому легко верилось, что мы едем не зря. Уже потом, когда сняли квартиру, и старая бабка ходила в ней под себя, а нам было неловко ее выгнать, хотя никто не упомянул о ней в договоре, мы поняли, что Москва улыбается хитро всё главное прячет.
И я до сих пор не знаю, что тут в ней такого настоящего есть.
Пойдём по знакомому уже маршруту. Кофе в Маке. Мы праздновали здесь его шестнадцатый День рождения.
Эй. Это мой чизбургер.
Ты же именинник, мама тебе еще купит. А мне нет. Поделись!
Ладно, малявка.
Я не младше тебя!
Но теперь и не старше.
Учи алгебру, дурачок.
Казалось, мы брат и сестра.
Кофе. Большой стакан. Как будто уже взрослая.
Мам, а ты что пьешь?
Латте.
Как всегда отстранённо.
А можно попробовать?
Да ты глупая, это ж кофе, оно горькое.
Егор! Кофе он. Горький. Да, можно.
Я показываю ему язык, который через секунду обжигает кофе. Реально горький.
Не, все-таки правильно мы молочный коктейль берем.
Мама как будто улыбается.
Хороший был день. Хотя с момента смерти мамы Егора не прошло и года. Я делаю глоток я становлюсь похожей на маму?
В чебуречной на углу покупаю рюмку коньяка и вливаю в стакан, закрываю крышкой. И никто ничего не узнает, не сделает глоток.
Мелочи не будет?
Дед, сама всё отдала.
Я брезгую и отхожу. Егор бы его обнял и стрельнул две сигареты Егор с четырнадцати тайком курил. Точнее, курил-то он открыто, а тайком только от моей мамы.
Влюбился в неё, что ли?
Ага, ещё че. Не смей так говорить про неё.
А что? Она моя мама. Что хочу, то и говорю.
Ты зря так.
Ну, влюбился?
Да ни в кого я не влюбился
И смотрит на меня. Делает затяжку. Выдыхает. Красиво. Предлагает мне:
Будешь?
И протягивает, зажатую между двумя пальцами. Я ещё не курила, но я не могу отказаться.
Вот, тут фильтр. Так что всё самое плохое в тебя не попадёт. Это как мне дед рассказывал раньше курили по-настоящему. Скрутишь табачку и все. А теперь так что не бойся.
Ага.
Я смотрю на него исподлобья. Фильтр чуть влажный, и сама сигарета тёплая от его рук. И делаю затяжку. И ничего. В каком-то смысле курить почти как летать. Быстро привыкаешь к новому способу существования.
Ты бы покашляла хоть для приличия.
Кхе-кхе.
Ну, глупая. Так я и поверил, что никогда не курила.
Я хочу отдать ему сигарету.
Да ладно, докуривай уже, святая.
Он достаёт для себя вторую. Я делаю новый глоток.
У прилавка с клубникой стоят какие-то хиппаны. Я стреляю у них сигарету. Потом не выдерживаю и подхожу стрельнуть еще одну. Потом вспоминаю, что у меня нет с собой зажигалки. Снова подхожу прошу подкурить.
А ты че грустная такая?
Я поднимаю взгляд к небу, как будто там есть ответ.
Да не, ничего. Просто спала мало.
О-о, кайф, мы тоже. Слышала, что без сна у организма включается особый режим? Как под таблетками, только круче. Типа органичный.
И почему мне на таких везёт?
Вы из восьмидесятых, ребята?
Они как-то съеживаются в усмешке и я успеваю ретироваться. Выхожу на узкую улочку, где целуются подростки в шортах.
Кайф, чистый кайф.
Не будь занудой.
Да он же щас её съест!
Егор, это нормально, все целуются. Ты же не маленький уже.
Целовать надо не так, как будто хочешь съесть человеку нос.
А как?
Он ничего не говорит и снова закуривает. Передаёт сигарету мне. И очень внимательно смотрит, как я затягиваюсь.
Красиво.
Вот так просто. Красиво.
Спасибо, Егор.
Я пытаюсь потрепать ему волосы хоть как-то коснуться. Он уворачивается, наклоняя голову. Я оставляю попытки и просто курю дальше.
Слушай, а ты вот не думала, ну, что после школы делать будешь?
А?
После школы планы какие?
Как все в институт.
А-а понял.
А чего?
Да не, ничего. Думал уехать к себе.
К себе?
Ну, к бабе с дедом. Они зовут че-то. Хотят внука видеть.
Так и чего? Прощаемся, что ли?
Да ты, глупая, ну. Ты еще в одиннадцатый не перешла даже.
Вот я и удивляюсь чего так заранее прощаться?
Да не, ну я это я думал, может, ты со мной?
С тобой?
Ну, туда поедешь. Я уже не могу без тебя
Тут он сделал паузу.
Не могу без тебя, ну, спать, то есть.
Попытался исправить. Мы смеёмся, вышло неловко.
Ну, ты поняла, короче.
Поняла. Я подумаю.
Да, да. Ты подумай. Хорошенько.
Мы снова смеёмся.
Хорошо, Егор. А может для начала на каникулы слетаем? Познакомиться.
С кем?
Егор
А-а, да. Ты же не знакома. Да. Давай.
Давай.
Так и договорились. Покупали билеты на его сэкономленные оказалось, он давно копил. Знал, что мама даст, но с условием. Он боялся всяких условий. Взяли без обратных билетов не зря. Мы провели там всё лето.
Кофе остыл, перестал горчить. На стене передо мной виднеется: «Буду пить». Само собой продолжается:
Хорошо бы собаку купить.
Реально собаку хочешь?
Да нет, глупая, ну это Бунин же.