Глава 11. Скука
Потянулись длинные серые будни. С особо кислым и противным привкусом скуки. Душа, неподвластная решениям разума, изнывала и страдала.
Лера невольно прислушивалась к телефонным звонкам. С угасающей день ото дня надеждой, брала волшебную трубку. Подносила к уху.
Голос вдруг становился тонким и отчаянно жалобным. Веря в возможность чуда, грустно вопрошала холодную бездну: «Алло?»
Морщилась, расстроенно слушая чужие ненужные голоса, зачем-то забредшие в их телефон. Вселенский вакуум увеличивался. Взгляд бесконтрольно зависал на неподвижном аппарате. Как маньячка, каждый час, проклиная и стыдясь себя, мрачно проверяла, правильно ли лежит трубка, есть ли связь?
Бесило, когда соседи по коммуналке надолго занимали телефон. Дверь в комнату оставляла приоткрытой, чтобы услышать из прихожей зазывные трели. Не пропустить нечаянно вызов.
Злилась на себя. С трудом переключала зациклившуюся голову. Раздражённо ждала, когда же, наконец, исчезнет идиотское томление. Как ни старалась, Давид ни за что не хотел убираться из мыслей.
Никак не находилось отвлекающее занятие. Разочаровывали фильмы, скучала на любимых передачах. Даже обожаемое чтение не спасало. После нескольких строк глаза безучастно скользили по буквенным рядам, не улавливая смысла слов. А блудливые мысли взлетали и кружили вокруг брутальной личности возрастного искусителя.
Не сиделось на месте. Она искала, чего бы действенного изобрести, дабы освободиться от вымотавшего помешательства. В выходные уходила из дома и неприкаянно бродила по холодному городу. Отстояла огромную очередь в Третьяковку. С повышенным интересом после вечера в мастерской ей вдруг по-особенному стал дорог этот вид творчества рассматривала шедевры великих художников.
Душа зудела, требовала действий, перемен.
Сдружилась с соседкой по коммунальной квартире Элей. Та на днях оформила развод с изменником-мужем, и осваивала жизнь в статусе одинокой женщины.
Это была очень своеобразная особа двадцати шести лет с тонкими пальчиками и удивительно мягкими волосами. Плавными движениями и иронично вспыхивающим прищуром жёлтых глаз Эля необычайно походила на гибкую кошечку или знаменитую пантеру Багиру.
У неё подрастала симпатичная дочка-дошкольница. Маленькая копия своего красавца отца. И регулярно вспыхивали яркие конфликты с папой девочки во время его внезапных визитов.
После эмоциональных скандалов с бывшим супругом Эля удовлетворённо сияла и будто становилась выше. Ходила, гордо вздёрнув подбородок, окрылённо расправив спину. Мурлыкала и пританцовывала. Торжественно захлопнув дверь за изгнанным мужем, победно кружила по квартире. Звала притихшую в дядиной комнате и всполошённую их бурными разборками Лерку «поговорить за жизнь». Девушки кротко, понимающе вздыхали. Разве сможет кто-то лучше такой же страдающей подруги поддержать и свести к минимуму боль от обид, нанесённых двуличными мужиками?
Они перемещались на территорию Эли. Соседка расставляла японские тарелочки из просвечивающего фарфора. Нарезала прозрачные бутерброды с роскошными деликатесами: красной и чёрной икрой, севрюгой, салями, сервелатом и прочими диковинками советского времени. Из импортного серванта извлекалась бутылка марочного вина. После минутных манипуляций пробка делала «чпок» и журчащая бордовая струйка медленно вливалась в сверкающие хрусталём фужеры.
Съедобными шедеврами Эльвиру снабжала её мать, которая занимала важную должность директора продовольственного магазина, что открывало двери в труднодоступные места, позволяло налаживать связи с нужными людьми и организациями.
Дабы полнее ощутить текстуру боли и украсить переливы страданий, барышни расцвечивали вечер незатейливыми красивостями. Приподняв крышку проигрывателя, нанизывали на штырёк вращающегося круга пластинку со сборниками сентиментальных песен. Присев на корточки, для меткости прикрывали один глаз и, не дыша, аккуратно-аккуратно опускали лапку с воспроизводящей иглой на диск. Стараясь не дрогнуть рукой и попасть ровненько в бороздку. Если, не дай бог, промахнулась нежный винил уродовался царапинами. Пластинка портилась, заедала и шипела.
Завершив настройку музыкального сопровождения, устраивались в глубоких креслах. Брали в пальчики бокалы с животворящей жидкостью. Под рыдающую музыку глоточками смаковали вино, с тихим наслаждением поглощая лакомства. То ли блаженствовали, то ли грустили, с мудрым видом рассуждая о несправедливо устроенной жизни.
Вскоре активные градусы из хрустальных посудин тепло растекались по томящимся организмам, впитывались в молодую кровь и нагло требовали вакханалии. Приятельницы хмелели, лукаво переглядывались и вскидывали поникшие носики. Хихикая и нетерпеливо пританцовывая, меняли слезливую пластинку на энергичные ритмы. Заводясь от собственной безрассудности, выкручивали регулятор громкости до последнего деления.
Начинались пляски, похожие на безумные прыжки с воплями весёлых дикарей под боевую дробь барабана вокруг ритуального костра. До слипшихся волос, изнеможения и ломоты в теле. Черноглазая дочка Эли прыгала, кружилась, хлопала в ладоши, подпевала и радовалась вместе с ними.
Бесновались и скакали, пока не надоедали настойчивые стуки в стены, злые пинки в дверь, угрозы отключить электричество и крики совсем уж бессердечных соседей.
Клин клином вышибают. В один прекрасный день неугомонные девушки решили надоело. Хватит киснуть. Давно пора найти новых друзей, взбодрить настроение и наслаждаться всеми прелестями жизни.
«Четверо смелых»: Мишкина, Светлова, Эля и её скучающая коллега отправились на поиски приключений в ресторанчик «Якорь» возле Белорусского вокзала. Людей посмотреть и себя показать.
Заказали вино, салаты, поковырялись в нарезке. Поев, отплясывали под живую музыку. Оценивающе приглядывались к свободным посетителям мужского пола. Приняли в качестве презента бутылку шампанского от соседнего столика, заодно познакомившись с сидящей там компанией. До закрытия заведения веселились, а потом долго и шумно гуляли по сияющей огнями улице Горького*. После чего обменялись телефонами и договорились продолжить общение.
Лера в расчёте, что новый приятель отвлечёт зациклившийся на Давиде мозг, встретилась с ним ещё раз. Из любопытства целовалась с этим парнем. Она ждала, отзовётся ли соприкосновение губ таким же сумасшедшим взрывом в сердце? И разочаровалась. Ничего не произошло. Ничто не включилось, не воспламенилось. Не было ни малейшей реакции в душе и теле. Даже положенной в этих случаях стеснительности не испытала.
Похоже, слишком старательно сосредоточилась, ждала возбуждения и анализировала каждое движение. Восприняла соединение ртов как безэмоциональное механическое действие. Будто с живым манекеном лобызалась. Видимо, всё-таки дело не в технике и умении исполнения, а в том, кто целует. Без сожаления рассталась с ресторанным знакомым и назавтра забыла его имя.
Свыклась с невесёлой мыслью: взбудораживший до чувственного озноба Давид давно забыл о её существовании и больше никогда не появится. Всполошённая совесть, терзающаяся угрызениями из-за тяги к человеку вдвое старше, потихонечку успокоилась. Окружающий мир поблёк, неуютно затих и завис.
В сердце было грустно и неспокойно до состояния гнетущей тоски. Будто совершила огромную ошибку и оттолкнула что-то очень важное. Всё наполнилось неосознанным ожиданием.
Иронизируя над собой, в дневнике подробно расписала недавние похождения, коварно перевернувшие личную вселенную. На полях тетради неторопливо, до максимума растягивая кисло-сладкое удовольствие, рисовала врезавшийся в память властный профиль Давида. И даже сплела несколько уныло-язвительных рифм.
Затем надёжно упрятала откровения в чёрном дипломате, закрывающемся на маленький ключик. Ещё одна диковинная история в копилочку.
Улица Горького* в настоящее время Тверская.
Глава 12. Свидание
Через две недели он позвонил.
И ликующая девушка поняла: сокровенное желание исполнилось. Именно Давида и только Давида она искала и ждала все невозможно тягучие дни. И сейчас ни капли не волновали приличия, чужое мнение и советы лучшей подруги: держать хитрого искусителя на дистанции, быть неприступной и строгой.
Марков заговорил без улыбки. Осторожно и довольно сухо:
Лера? Привет. Узнала меня?
Он хмуро и неуверенно прощупывал почву в ожидании ещё раз наткнуться на категоричный отказ и высокомерный тон. Но лавина накопленных эмоций хлынула фонтаном, не позволяя притворяться. Лера звенела и искрилась счастьем, когда в волшебных глубинах телефона зазвучал долгожданный баритон.
Чуть заикаясь от волнения и страха разочароваться, если всё-таки обозналась, с пробудившейся в одно мгновение надеждой уточнила:
Д-давид. Это вы?!
Да. Значит, ещё помнишь меня?
Конечно. Вас невозможно забыть! с улыбкой до ушей искренне выдохнула Лерка.
С торжеством отметила, как тотчас изменился и приобрёл задорную, энергичную интонацию его голос в ответ на радостное приветствие.
Они жадно, взахлёб, перескакивая с темы на тему, разговаривали около получаса. Своенравное время снова непонятным образом изменило течение и они никак не успевали сказать всё, чем хотелось поделиться. Счастливые и приятно удивлённые от удавшейся беседы условились увидеться через день.
Лера преобразилась за две минуты. Одним рывком за спиной раскрылись и опахнули ветром перемен упругие крылья. Сердце звенело в груди, как воздушный шарик в солнечный день: опьяняюще легко и празднично.
Несколько секунд блаженно взирала на ненаглядную трубку. Бережно, словно ценную и очень хрупкую реликвию, опустила на место. Подушечками пальцев любовно погладила угодивший аппарат. Расцвела, выдохнула. Не удержалась взвизгнула, закружилась. В избытке чувств до хруста в костях обняла подвернувшуюся под руку бурчащую соседку Элю и, жарко расцеловав её удивлённую дочку, во всю мощь врубила так кстати запевшего по радио Челентано.
Договорились увидеться всё там же у подножья наблюдающего за встречающимися парами памятника Пушкину. Задумчиво склонив кудрявую голову бронзовый поэт грустно и мечтательно возвышался над нескончаемой вековой суетой. Брал под покровительство и напутствовал зарождающуюся у его ног любовь.
Снова сказочно кружился слетающий с небес снег. Обновлял усталые от унылой серости дома и улицы. Любовно обрисовал запутанные переплетения деревьев, гостеприимно распахнувшие коричневые объятия новому времени года. Прохладными прикосновениями ласкал порозовевшие щёки, мягко запутываясь в длинных ресницах девушки.
Она тихонько сдувала шаловливые снежинки, смахивала с выбившихся из-под шапки волос и, безудержно волнуясь, переступала с ноги на ногу.
Давид подкрался незаметно и по-мальчишечьи проказливо. Из-за спины быстро вынырнул к ахнувшей от внезапности его появления Лере. Бережно взял слегка отпрянувшую от испуга девушку за плечи, наклонился и легонечко упёрся лбом в её лоб.
Они не произносили ни слова, смеющимися глазами вглядывались друг в друга, тёплыми дуновениями сгоняя с лиц ледяные кристаллики.
Куда тебе хочется пойти? негромко спросил мужчина.
Лера отрешённо пожала плечами в этот момент было действительно всё равно. Ощущение, что уже пришла. Уже на месте. Можно никуда не ходить. Она готова стоять всё там же. Хоть вечность. Не двигаясь. Лишь бы рядом с ним.
Хочешь, покажу Москву?
Хочу, обрадовалась Лера.
Держись, Марков выдвинул локоть, предлагая взять его под руку.
Густо покраснев, она растерянно замерла. Озадаченно хмыкнула. Помедлив, неловко ухватилась за рукав и смущённо опустила голову. Под руку с мужчинами Светлова ещё не ходила.
Давид растроганно посмотрел на румянец и разгадал причину, вызвавшую замешательство. Аккуратно поправил загнувшуюся ткань Леркиного пальто. Успокаивая, погладил ладошку.
Он трогал бледные пальцы, дышал на них, тепло растирал, чтобы не мёрзли. Продрогшую ладонь отчаянно конфузящейся спутницы прятал в карман прогретой жаром его тела дублёнки и чувственно сжимал, наблюдая за реакцией. Подбадривая, мягко обнимал за плечи, заглядывал в глаза, играл выбившимися на свободу волосами.
Она безропотно подчинялась, позволяя ласковой кисти скользить по овалу лица, задевать горящие щёки. Не вырывалась из бережных объятий, удивляясь собственной покладистости, идущей наперекор личным воинственным принципам. Лёгкая активность Давида не возмущала и не вызывала отторжения. Лера встречалась смятенным взглядом с кодирующими зрачками. С виноватой улыбкой отворачивалась, прислушиваясь к дрожи внутри себя, которую порождал этот загадочный мужчина.
Они неспешно гуляли по заснеженным бульварам, древней Сретенке, шумному проспекту Мира. Выстояли небольшую очередь, чтобы согреться и вкусно перекусить в тёплой «Шоколаднице». Заказали традиционные блинчики с нежной творожной начинкой и шоколадной подливкой. Горячий чай из гранёного стакана дополнил трапезу и, закончив, они отправились дальше.
Экскурсовод из Давида получился отменный. Старинные здания, непримечательные на первый взгляд, переулки и памятники, мимо которых проходили, наполнились новым содержанием. Кажется, даже выглядели по-иному, когда он поведал диковинные истории и легенды, связанные с ними. С ностальгией показал места, где прошли его бурные студенческие годы. Вспомнил безрассудные похождения молодости, пикантные скандалы, в которых довелось участвовать.
От лучащихся и счастливых глаз, которыми он смотрел на зачарованно слушающую его исповеди Леру, перехватывало дыхание и сладко трепетало сердце. Она ответно светилась и порхала.
Из головы напрочь вылетел заготовленный план: покапризничать. Отругать, обиженно вытянув губки, за беспардонные действия в прошлую встречу. Желание жеманничать, притворяться, говорить загадками бесшумно сдулось. Было хорошо и радостно. Искусственно менять тему, портя настроение залежалыми претензиями ни капли не хотелось.
Первоначальное волнение прошло, уверенность и тепло, исходящие от Давида расслабили, наполнили чувством защищённости. Ослабили привычную настороженность в общении с противоположным полом, сделав искренней и естественной. Она веселилась, болтала и чуть ли не вприпрыжку вышагивала рядом со своим зрелым спутником.
Удивлённо осознала мужчина испытывает такие же чувства. Давид ребячился, жестикулировал, колоритно украшая рассказы и специально смешил Лерку. Сиял, заглядывал в лицо, восторженно замирал, когда доводил до смеха. Вместе с ней звонко хохотал.
Прокатился с ледяной горки, стоя на ногах, дурашливо похвастался умением удерживать равновесие. У играющих детей выпросил какие-то нестандартно большие санки, уговорил съехать на них. Поддразнивал и трепал по голове забавно переваливающегося пёсика, гуляющего с улыбчивым, таким же неторопливым, добродушным пожилым хозяином.