Именно техногенный характер этих приспособлений делает общества социальными «сборками». Пространство обитания определяется взаимной энергией взаимодействующих в нем существ. Жизненный мир это тождественность человеческого и животного, вещного и территориального. Лес и населяющие его существа и охота как способ обживания леса, следование его законам одна из форм социальной сборки. Животные-тотемы суть референтные модели общественных сборок первобытных и современных примитивных обществ. Земельные угодья, многообразные ландшафты и произрастающие на них растения филумы земледельческих социальных организаций, формирующие древние и средневековые земледельческие общества. Современные инженерные новации превращают европейские общества в специфические модели техногенных сборок. Машинные филумы орудия и инструменты этих сборок.
Их формы определяются характером специфики соответствующих социальных стратегем. Каждая из возникающий социальных формаций руководствуется соответствующими потоками развертывающихся стихий, на службу которых общество поставляет собственные социальные технологии и машины желаний. Каждой руководит свой вид магии, потому что зависимость общества от этих сил переживается магически, а отношение зависимости сознаются как служение этому виду энергии, т.е. вовлеченностью в общий филум.
Аграрное общество как тип эргативности
Эргативное содержание социального праксиса аграрной общества всецело раскрывается на примере традиционного земледельческого календаря продукта земледельческого филума.
Деятельность человека, посвятившего себя сельскому труду и жизни на Земле, употребление продуктов, выращиваемых на Земле, заряжена филумом Земли. Аффективная природа человеческой деятельности усмиряется земными циклами, свивается вокруг природных нужд, подчиняется законам циклического воспроизводства произрастающих на ней трав и деревьев, населяющих ее животных, птиц и насекомых. Жизнь Земли дает жизнь прочим земным существам, но также подчиняет их существование себе, служа всему сущему материнским телом. Она вскармливает живые существа и побуждает подчиняться законам, которым подчинена сама. Не произвольная воля или волевая решимость руководят этим миром, а терпимость к другим обстоятельствам и соподчиненность взаимных интересов, не формальные обязанности, а взаимная поддержка и обмен услугами Взаимная зависимость и таинство всепричастия руководит филумом Земли, в котором она сама выступает не мертвым объектом, а активным субъектом, действующим и претерпевающим воздействие. Именно земледельческой традиции, а традиция род филума, выражает базовые содержания эргативной семантики.
Земледельческий календарь уникальное явление крестьянской традиции. Каждый день календаря это знаменательная веха, связанная с именем и действием определенного святого или героя, сведения о котором заимствованы из христианского календаря. Таким образом, события священного календаря самым неожиданным образом для внешнего наблюдателя переплетались с повседневными нуждами и заботами, действиями представителей человеческого сообщества. А сам персонаж священной истории превращался в олицетворение определенного круга действий, которые становились образцовыми и должны быть исполненными именно в конкретный момент времени или в конкретный срок. На Никиту-репореза (в конце сентября) женщины выходят в огороды, собирая остающиеся в земле овощи. На Покрова (в середине октября) приходится пора начала свадеб («На Покрова покрой землю снежком, а меня женишком»). На Параскеву-грязнулю (середина ноября) приходит сырость, а на улицах становится грязно. На Козьму с Демьяном мороз сковывает реки (народная этимология связывает имена Кузьма кузнец). На Еремея Запрягальника (Запашника, середина мая) приходится время готовить лашадей к началу пахоты и летнему трудовому периоду. На Еремея-распрягальника (середина июня) пора дать отдых лошадям, время распрягать, мыть, чистить лошадей, время дать отдых животным перед наступлением времени жатвы и покоса, сбора урожая.
Весь народный календарь это традиционный список эргативов, оформенных в наборы паремий простонародных докса высказываний, заряженных практических смыслом, яркой образностью и выразительностью. Таким образом, святость христианского времени «во имя Отца и Сына», накладывается на священное время земледельца, посвященное служению Матери-Земле. Каждый святой в календарном цикле облекается в образы народных героев-тружеников, идеальных представителей и покровителей крестьянской общины. Каждый из них является образцом востребуемого от всякого члена земледельческой общины совершенного (идеального) практического действия. Традиционная культура как будто стягивает все типы (этических, эстетических, функционально-практических) значений, имеющих самую различную этиологию и восходящих к самым разным культурным контекстам, к общим для всех образцам поведения и действия, соответствующих базовым условиям воспроизводства социального этоса.
* * *
Человеческий мир материален, наполнен телами и вещами, словно собран, сконструирован, представляет подобно всякому ландшафту определенный способ социальной сборки. Такая сборка несет в себе статус рационального устройства, в основании которого находится принцип хозяйства. Хозяйственной рациональностью мир человека сориентирован на потребности человека, хозяйство и представляет собой способ человеческого существования. Организацией хозяйства облегчаются поставки необходимого человеку природного материала, максимально приближенного к человеку.
Глава 2. Шаманы. Знахари. Колдуны
«Все мое тело сплошные глаза.
Посмотрите на них! Не пугайтесь!
Я смотрю на все стороны!»
(Песня эскимосского шамана)
«На небесах есть дерево под названием «Ыйык-Мас». Вершина его доходит до девятого неба, окружность его никто не может определить. Начиная от корня до самой верхушки дерево это покрыто наростами, но ясных ветвей на нем не видно. В этих наростах дерева зарождаются шаманы, шаманки и все те, кто знаком с колдовством и волшебством. Сильные родятся у основания ствола, шаманы полной силы зарождаются у корня Дерева, в наросте величиной с небольшой курган.
Но говорят также, что самые большие шаманы воспитываются и укачиваются в особой зыбке в нижней стране у злых духов «Харса Джабын» (Духи раздора и зла); (там) внизу есть кузнец Кыдай-Бахсы», у которого предварительно свариваются, закаляются и выходят как кузнецы, так и шаманы. Великие и страшные шаманы множатся от этого источника».
(Шаманское дерево. Г.В. Ксенофонтов. Шаманизм. Избранные труды)
Раздел о человеке не может ограничиться его пониманием как «нехватки». Именно недостаточность человека возбуждает в нем желание быть сильным, искать источник силы. Сила становится «идеей фикс» первобытного сознания. Статья В. И. Абаева «Шаман сильнее воина» начинается следующими словами: «До появления металлов люди больше верили в колдунов, чем в воинов. Без металла человек был еще слишком слаб в борьбе за существование. А «слабость всегда спасалась верой в чудеса» (Маркс). В течение тысячелетий колдун был центральной фигурой общества. Без него коллектив чувствовал себя незащищенным. Конечно, защита была фиктивная. Но и фиктивная защита, если в нее верили, лучше, чем никакая. Знаменитые колдуны обрастали легендами. В памяти народа они выступали как «культурные герои». Это они подарили людям огонь, они положили начало земледелию, скотоводству, ремеслам, музыке».31
В образах культурных героев обычно обнаруживали черты сходства с колдунами и шаманами, а сам шаман, выполняющий ритуалы космогонического характера, представлялся именно таким культурным героем. В поведении и чертах личности древнегреческих мудрецов и христианских святых часто угадываются признаки поведения и черты характера шаманов. Фалес предсказывал погоду. Эмпедокл, доказывающий свою божественность и заговаривавший вулкан, уходя из жизни бросился в него. Пифагор демонстрировал своим ученикам золотое бедро, а математические формулы он преподносил как магические заклинания.
Власть колдуна и шамана
Человек не ограничивается пребыванием в одном из миров, он не может жить только в лесу, только в горах или только в степи. Он проживает на границе леса и степи, воды и суши, он стремится в междумирье. Его срединное положение в складках ландшафтов, его всеядение, убеждавшее его в мистической связи со всеми видами живого, позволяли ему надеяться на возможность достижение всеведения. Всеядный человек заключал в себе частицы сил всех существующих животных и растений, общение с которыми, магическая связь с которыми ставит человека в исключительное положение. С этой исключительностью связана иллюзия в доступности всего, связи со всем, способности к превращению во все. Предельное выражение этой дающей надежду иллюзии идея причастности избранных к оборотничеству, к достижению всезнания, т.е. чаяние способности превращения всеядения во всевéдание, в знахарство и ведовство.
Избранные или особо одаренные в глазах людей наделялись даром превращаться в любые существа, включая животных. «Основной бредовой идеей шаманов-жрецов была, по-видимому, мысль о превращении человека в обоготворяемое животное, в образе которого являлись и сами духи»32. Но возможность воплощения в животное не была просто бредовой идеей шамана. Все люди, проникнутые магическим мироощущением, питались той же верой в возможность установления связи с живыми существами и духами иных миров. И превращение в животное только одна из обширного комплекса идей гилезоизма, связности одушевленной материи принципами гилеоморфизма возможности обмена формами живого. Именно этот корпус идей и связанное с ним мироощущение лежали в основании первобытного сознания и находились в основе шаманизма и других этиологически близких к нему систем верований.
Славянские языческие волхвы относились к той же социальной категории, поскольку издревле этот круг людей выделялся в отдельную социальную группу, наличие которой тем примечательнее, что в древности никогда не существовало резкой грани между нормальными людьми и колдунами. Каждый человек по-своему колдун, в каждом таится неведомая сила. Любая одаренность, любой художественный талант или подлинное ремесленное мастерство, расценивались в качестве обладания даром, полученным от предков, духов, богов или тотемических персонажей. В охотничьих обществах искусство охотника граничило с шаманским искусством и сопровождалось верой общины в магическую силу, которой обладает успешный охотник. Земледелец убежден, что является носителем силы, которой его одаривает Земля («тяга земная») за преданность и служение ее произрастаниям. Эти и близкие им верования соседствовали с мистическим ощущением связи с потусторонними силами, а также с представлением о возможности с помощью магических средств расширения себя, собственного тела и собственной власти до масштабов вселенского существа, которому доступна любая область мироздания.
Здорового и сильного человека непременно рассматривали на предмет обнаружения таких сил и выявления скрытых способностей, которые могли принести окружающим и самому владельцу как благо, так и зло. Их выделяли, с ними связывали наиболее важные для группы способности, наделяя их соответствующими функциями, нередко помимо их желания. Таких особых людей называл колдунами, лекарями, ведунами и знахарями, ворожеями и волхвами, наконец, шаманами. В более позднее время в среде образованных людей их будут называть мастерами. Таких людей уважали, но также опасались, сторонились как обладателей неведомой силы, обращаясь к ним исключительно в особых случаях, когда их способности могли быть привлечены, а их силы ограничены ритуальными средствами. Каждый из них выполнял определенную социальную функцию, нередко, вполне инструментальную. Но только шаман как не утративший связи с общиной и еще не обособившийся в отдельную жреческую корпорацию, обладал уникальными думиургическими способностями. Из этой среды древние римляне выделят категорию людей, которая получит наименование homo sacer, обладателей силы, которой поклонялись и которой страшились. И потому ее обладателей общество отторгало, вплоть до права их убийства.
Фигура колдуна и шамана пережила глобальные социальные катаклизмы и целые исторические эпохи. Возникнув как культурный тип с момента появления человека, а в качестве социального явления утвердивший себя вместе с зарождением общественной организации в эпоху каменного века, знахари, колдуны и шаманы играли существенную роль в земледельческих и охотничьих обществах. В аналогичной социально-культурной роли они выступали на протяжении всей истории человечества и в отдельных регионах и определенных социальных средах продолжают ее играть в наши дни. Их функции трансформировались, но нужда целых коллективов в базовых компетенциях шаманов сохранялась из века в век.
Владимир Кабо писал о шаманизме как универсальном явлении, прошедшем существенную эволюцию в разного типа обществах.
«Шаманизм является одной из древнейших форм религии. Правда, шаманы стадиально наиболее ранних охотничье-собирательских обществ это специалисты очень широкого профиля, интегрирующие в своей личности и деятельности многообразные свойства и функции. Но сама по себе степень многообразия этих свойств и функций зависит главным образом от индивидуальных качеств и способностей этих людей, выделяющих их среди соплеменников, делающих их не только психотерапевтами, визионерами, магами, поэтами и актерами, но порой и общественными лидерами. Такой синкретизм является стадиальной чертой раннего шаманизма, хотя в известной мере он свойствен и шаманам более развитых обществ. <> Первобытное общество уже на самых ранних стадиях развития нуждалось в подобной специализации, что оно искало и находило в своей среде людей этого особого, во многом все еще загадочного психического склада. Видимо, шаманизм был одним из тех направлений, по которым канализировалась напряженная духовная активность, ищущая своего выражения.
Большую роль в выделении знахаря, колдуна, прорицателя, как и руководителя группы, вождя, играет сама личность этого человека. Его личные качества вот что прежде всего способствует его выделению в обществе первобытных охотников и собирателей, его профессиональной специализации. Это вовсе не означает, как часто думают, что шаману необходим особый психоневротический склад как главное условие его "призвания", что шаман всегда психотик, побеждающий собственный недуг и превращающий слабость в силу. Но несомненно, что и это свойство личности может иметь в данном случае немалое значение».33
В больших аграрных обществах шаман не был наделен жреческими полномочиями, по мнению Мирча Элиаде, он не служил посредником во взаимоотношениях людей и новых богов, и не совершал подобно жрецам жертвоприношений. Но в охотничьем прошлом жертвоприношения являлись обычным явлением в практике шамана, фиксированным в сибирском шаманизме вплоть до середины ХХ века. В своих камланиях шаман сам вдохновенным порывом и страстным воодушевлением создавал духов и богов. Он их плодил и множил от случая к случаю, не забывая старых известных обществу духов и демонов, называя их по именам и тут же создавая новых, их двойников и помощников, противников и посредников. С ними он тут же знакомился или вступал в общение как со старыми знакомыми, разговаривая на одном с ними языке. И вообще, вел себя с ними достаточно фамильярно как бывалый и опытный, имеющий право на свою посредническую деятельность. От них он перенимал полномочия, узнавал тайные знания и, самое главное, получал информацию о способах достижения тех целей, которым служил его ритуал. От духов он получал информацию о том, как следует действовать в том и другом случае, и эту информацию доносил до соплеменников, так что перед глазами простых участников камлания разыгрывалось всякий раз новое действо, и сам шаман выступал в новых ролях. Миф шамана это всегда миф себя, миф, который шаман создавал о самом себе.