Насмерть её? спросила теперь Маша.
В ту же секунду. Даже не мучилась, повторил Шампуньзе и вытащил из кармана пачку семечек. Будете?
Все отказались, но Шампуньзе это нисколько не смутило. Он продолжил травить джанхотские байки, потягивая портвешок, а теперь ещё и лузгая семечки. Вскоре девушки начали клевать носом.
Спать хочу, проворчала Галя. Вид у неё был усталый.
Домой пора. Утро скоро, согласилась Маша. Она делала мне знаки, но я упорно их «не замечал».
Я вас провожу. Ванчоус поднялся с камня. Ему было скучно. Он, очевидно, считал все рассказы Шампуньзе пьяным трёпом.
Иуда, напротив, был очень сосредоточен на разговоре и ловил каждое слово предводителя. Он решил ещё посидеть у костра и послушать. Я поддержал Фиделя: не хотелось никуда идти. Хотелось, чтобы эта ночь длилась вечно.
Долго не сидите! Всем пока, до завтра! Маша, Галя и Ваня ушли.
Глава 5
У костра остались шесть человек, все мужского пола. Пятеро из них были выпивши, поэтому разговор ожидаемо свернул на фривольные темы. Сибиряк Вова сказал, что недавно бросил девушку, но теперь жалеет о своём поступке, в том числе и из-за отсутствия секса. Подмосквич Вадик ответил ему абстрактно: что любовь это вечность, а секс ничто. Преподаватель Дежкин, почёсывая лобок, возразил, что человек смертен, поэтому правильнее любовь рассматривать с практической стороны дела.
Всякая любовь имеет конечности, заявил он. Любовь, как станок, должна выдавать продукцию детей! Лично у меня уже двое.
Фигня! отмахнулся Шампуньзе. Он оказался прогрессивных взглядов. Любовь это не средство производства, а игра, это «Тетрис». Главное правильно вставить.
«Тетрис»? преподаватель удивлённо приподнял брови.
«Тетрис», подтвердил Шампуньзе. Кстати, у меня есть одна показательная история по этой теме. Сейчас расскажу.
Предводитель встал с «трона» и подошёл к костру.
Был у меня, значит, знакомый один, хороший парень, приличный, интеллигентный, но скромный уж очень. Не ладилось у него с женским полом. И уж не знаю, почему, но появилась у него идея-фикс: переспать с азиаткой. Он с утра до вечера повторял: «Азиатка-азиатка, азиатка-азиатка», но в России у него ничего не получалось. Однажды он психанул и уехал в Таиланд. Потом мне рассказали, что влюбился он там в девушку, а она бах! трансвеститом оказалась. Представляете? А ему прямо кайф от этого! И тут всё встало на свои места. Он понял, что он заднеприводный. Оказался самым обычным гомосеком, гомиком! И с тех пор он счастлив. Живёт со своим трансвеститом на берегу океана и в ус не дует.
Шампуньзе громко рассмеялся, но не у всех эта история вызвала положительные эмоции.
Тьфу, какая мерзость! покривился Дежкин. Ему были немилы гомосексуальные отношения. Отвратительно!
Да уж, поддержал преподавателя сибиряк Вова. Странная какая-то любовь, неестественная. У нас бы такое точно не одобрили.
Фидель и подмосквич Вадик отреагировали слабо на «голубую» полемику, только немного похихикали. Я тоже улыбнулся, но лишь потому, что люблю хеппи-энды.
Можно вопрос? спросил я у Шампуньзе и передал ему бутылку портвейна. Водка у них уже кончилась, остался только чай.
Валяй.
Давно ты тут?
Шампуньзе ухмыльнулся и глотнул «Массандры».
Всю жизнь! ответил он. Я навсегда ударился в дикарство и, честно говоря, уже и не помню, когда, зачем и почему.
Эта фраза была заученной, потому что, произнося её, Шампуньзе наслаждался, будто ел землянику.
И всё же, проявил я упорство, как давно?
Давно. Шампуньзе очистил пальцами семечку и закинул её в рот. Меня с детства подавлял тоталитарный город, наша любимая столица. Ага, будь она неладна! Изо дня в день она превращала меня в послушное тепличное растение.
Пауза.
А что такое тепличное растение? задался вопросом предводитель. На него плюнь оно завянет. Уж лучше сорняком вырасти, которому всё нипочём: ни снег, ни дождь, ни ветер. Дисфункция вот моя главная функция. Моя уродливость вот моя красота. Мой бомжизм вот моя свобода. В каком-то смысле я гений.
Правильно-правильно, топ-топ! выкрикнул Иуда и глотнул портвейна. Правильно ты говоришь. У меня тоже дисфункция. И я всегда считал себя гением.
Шампуньзе нахмурился и как-то сразу изменился в лице перед нами был уже совсем другой человек. Предводитель мрачно посмотрел на Фиделя и произнёс:
Где-то я уже всё это слышал. Эхма, эх!
Шампуньзе закурил, выпуская изо рта клубы пессимизма. Портвейн и водка сделали своё дело: нагрузили его тревожными думами.
Что-что? непонимающе спросил Фидель.
Говорю, жизнь моя прошла зря! резко ответил Шампуньзе. Застрял я в Джанхоте на веки вечные.
Неожиданно настрой предводителя поддержали Вадик и Дежкин. Они почему-то оба считали, что их ждёт такая же участь, как Шампуньзе: безрадостная жизнь в палатке круглый год. Одним словом, бесперспективняк.
Кому я нужен? риторически спросил Вадик. Я сирота, пропащий.
А я уже с тремя жёнами развёлся. Дежкин грустно покачал головой. И тоже никому не нужен. Детей не вижу. На работе не клеится. Докторская не пишется. Денег нет. Всё на алименты уходит. Одни несчастья. Эх, жизнь моя жестянка!
А вообще вот что я понял, ребята: русский народ не любит свободы, резюмировал Шампуньзе. Наш народ любит заточение. Вот как я в палатке. Там и подохну!
Всё это действо было похоже на клуб анонимных неудачников. Кто бы что ни говорил, даже самое дикое, двое остальных обязательно соглашались: да-да-да. Вскоре Фидель тоже проникся атмосферой самоуничижения и с удовольствием рассказал о собственной никчёмности. Сначала о том, как ненавидит свою работу: все эти похороны и катафалки. Потом о провалах на личном фронте, о том, что за два года его бросили пять девушек. Затем о своих родителях. И так далее, и тому подобное. Искренне, без всякого снисхождения к себе.
Чего вы завели этот разговор? воскликнул я. Надоело это слушать. Хутор же называется «Счастливый человек», а вы про несчастья свои базарите. Полное несоответствие!
А ты типа счастливый? Шампуньзе строго посмотрел на меня.
Да, я счастливый человек!
Ну-ну, ухмыльнулся предводитель. Я тоже так думал, пока в столице жил. А потом оказалось, что счастье моё из пластмассы.
Шампуньзе хотел добавить что-то ещё, но не успел: вдруг Иуда, как ужаленный, подскочил с камня.
Ой-ой! По мне что-то ползёт!
Он сунул под майку руку и взвизгнул, будто обнаружил там ядовитого скорпиона.
Ну что такое? Комар, что ли? ухмыльнулся я, решив, что Фидель преувеличивает спьяну.
Какой комар? Мудила ты! визжал он. А-а-а!
Иуда стянул с себя майку, и мы все увидели отвратительную многоножку.
Ох, ёпта! Я испытал жуткий страх и отпрыгнул в сторону.
Дежкин прикрыл руками самое дорогое своё половое хозяйство. Вадик побледнел. Лицо сибиряка Вовы стало напряжённым, глаза блуждали. Ему было страшно, но он стеснялся позориться.
Не паниковать, цивилы! крикнул весело Шампуньзе. Это же обычная крымская сколопендра! и спокойным движением скинул «монстра» на «трон» и накрыл его пластиковым стаканом. Мы все с интересом стали рассматривать многоножку.
Ух ты, чудо природы! произнёс я, потому что никогда до этого не видел живую сколопендру. Только сидел в баре с таким же названием.
Топ-топ! А можно её в руки взять? Она не ядовитая? спросил Иуда и глотнул из бутылки.
Он больше не боялся сколопендру. Напротив, она ему теперь очень даже нравилась. Хотя, по-моему, выглядела всё же жутковато: длина сантиметров десять, окрас золотисто-жёлтый, тело сплюснутое и поделенное на колечки, причём из каждого торчит по две тонкие ножки.
Зверёк этот безобидный, но укусить может. Так что лучше не трогай её, добродушно ответил Шампуньзе. Потом посмотрел на спину Иуды и добавил: Тяпнула она тебя всё-таки. Ну ничего страшного. До свадьбы всяко заживёт. Ты, главное, только не чеши это место.
А много их тут водится? поинтересовался я.
Все, что есть, наши! ухмыльнулся предводитель. Это не абы какие сколопендры, а наши, родные, крымские. Как мост Крымский построили, так они сразу к нам в Джанхот и прибежали. Сами понимаете, к россиянам они теперь относятся замечательно. Поэтому не нужно их бояться. Надо просто выполнять два простых правила: первое закрывать палатку на ночь, а второе не делать резких движений, если уж сколопендра на тебя забралась. Они кусаются, только когда чувствуют опасность. Понимаете? С ними нужно ласково!
Шампуньзе ударом ноги опрокинул стакан, и сколопендра молниеносно скрылась в щели между камнями.
* * *
Последний глоток остался, Иуда потряс бутылкой «Массандры». Кто допьёт?
Этот вопрос прозвучал как смертный приговор ночи. Мы стремительно вползали в серое, недружелюбное утро. Всё вокруг становилось отчётливым, в основном камни, камни, камни. Самой разной формы: острые, покатые, сломанные. Я посмотрел вперёд бесконечное, неоглядное море. Сзади крутая скала. Полное окружение дикостью: пещерная жизнь, мезозой, первобытчина. Я вдохнул полной грудью и, наполнившись утренней свежестью, почувствовал себя частью природы. Всё-таки человек это существо дикое. Просто мы забыли об этом.
Давайте разыграем этот глоток в блинчики, предложил Шампуньзе.
Не стыдно? язвительно спросил Дежкин. Ты же профессионал. Глоток точно достанется тебе. Так нечестно!
Честно-честно, плевать! выкрикнул Иуда. Ему очень хотелось сыграть.
Конечно, поддержал я, мы же ради этого сюда и пришли.
Ладно, Дежкин пожал плечами. Хозяин барин.
Мы выстроились вдоль воды. У каждого было по три попытки. Первым кидал я. Получилось так себе: два, ноль и один. У Фиделя вышло ещё хуже: ноль и две единицы. Вова и Дежкин выбили одинаково по три отскока, зато уж предводитель не подкачал. Шампуньзе выдал свой рекорд десять раз.
Айда купаться! крикнул он, допив наш портвейн. Голышом!
Все молчали, замявшись, окаменев от этого предложения.
Да ну вас, цивилы! Шампуньзе быстро скинул с себя немногочисленные вещи и стал медленно заходить в воду, смешно передвигая ногами, как краб.
Оказавшись в море по колено, он вдруг обернулся и проорал нам что-то на матерном. В ответ опять неловкое молчание. Шампуньзе фыркнул и нырнул. Его не было секунд двадцать. Снова появившись на поверхности воды, он горделиво поплыл вперёд, активно работая руками, как гребной винт корабля. После ночи пьянства это выглядело фантастически, просто невероятно круто.
Топ-топ, айда за ним! выкрикнул Иуда и стал тоже скидывать с себя вещи. Он был в восторге от такой возможности: освежиться голышом ранним утром, до похмелья гениально.
Мы купались долго, минут двадцать, и вылезли из воды, когда утро стало уже очевидным. Начало припекать. Мимо проходили первые люди, но мы плевали на них так же, как природа плевала на нас. Мы стояли голые в ряд и приветствовали восходящее солнце, которое прямо на наших глазах набирало могущество. Это было величественное, колоссальное зрелище, вроде коронации.
Даже когда все против, то солнце за нас, за людей, произнёс Шампуньзе тихо, но твёрдо. Он провёл рукой по глазам и уверенно добавил: Природа создала человека по своему образу и подобию. Поэтому человек создан для величия, а не для благополучия. Это факт.
Факт, повторил я полушёпотом, потому что был впечатлён. В этом месте, в этот момент заявление Шампуньзе звучало как доказанная теорема.
Согласен полностью, факт фундаментальный, одобрил Дежкин. Он принимал солнечную ванну широко расставив ноги. Я как кандидат наук подтверждаю, что человека невозможно отучить от величия. Ровно так же, как кошку невозможно отучить от точения когтей о диван. Это база, инстинкт, аксиома, точка отсчёта. Преподаватель ухмыльнулся. Что-что, а объективную реальность я хорошо понимаю, закончил он и потрогал свой пенис, похожий на сардельку.
Помолчали. У всех в глазах отражалось море.
Я вернусь сюда! вдруг произнёс Иуда. Он обращался не к людям. Он думал о чём-то своём. Я обязательно сюда вернусь.
Где-то я уже это слышал. Шампуньзе громко рассмеялся, но Фидель даже не посмотрел в его сторону. Он зачарованным взглядом пожирал горизонт, где на волнах качались два белых кораблика.
Я вернусь сюда, повторил Иуда. Вернусь-вернусь.
Пора идти, я подтолкнул его плечом.
Конечно-конечно, очнулся мой одноклассник.
Мы не спеша стали одеваться. Костёр почти погас, лишь слабый дымок убегал от углей в сторону неба. Шампуньзе набрал воды в консервную банку и залил очаг. Дымок исчез, и вместе с ним исчезло последнее, что нас связывало с этим местом, с этим каменным комплексом.
Спасибо за весёлую ночку, я улыбнулся от уха до уха. Рад знакомству, ребята!
Взаимно, парни! Авось ещё свидимся! ответил мне сибиряк Вова и тоже обаятельно и лучезарно улыбнулся.
Мы пожали друг другу руки, крепко обнялись и разошлись. Шампуньзе и компания направились в сторону Прасковеевки, Иуда и я ровно в противоположную, на хутор Джанхот.
Приезжайте ещё! вдруг крикнул Шампуньзе. Фидель! Фидель, слышишь меня? Фидель, но пасаран!
Мы обернулись.
Но пасаран! Но пасаран! крикнул в ответ Иуда и помахал сжатым кулаком. Непременно приедем, непременно! Но пасаран, пацаны!
Шампуньзе одобрительно кивнул, развернулся и повёл свой отряд в лагерь. Мы с Фиделем тоже побрели домой.
* * *
Как много людей, поморщился Иуда, когда мы оказались на центральной площади Джанхота. И какие все хмурые.
Утреннее море привлекает хмурых одиночек, заметил я.
Конечно-конечно. Иуда сплюнул себе под ноги. А чего они так пялятся на нас?
Я посмотрел на пляж. Его оккупировали пенсионеры, потные бегуны и равнодушные йоги.
Их оскорбляет наш внешний вид, помятые лица, ухмыльнулся я. Все эти хмурые люди считают, что это утро принадлежит только им. Они не хотят им ни с кем делиться, особенно с такими пьяными отморозками, как мы.
Да-да, понятно.
Лично я не слишком об этом парюсь. Чёрт с ними, с этими жаворонками. Есть вещи гораздо неприятнее.
Например? Фидель покосился на меня.
Например, похмелье.
Я чувствовал его приближение, знал, что, закрыв глаза, придётся их открыть уже с головной болью и вонью изо рта, а с недавних пор ещё и с Машей, с этой чёртовой рыжей куклой. Честно говоря, это пугало меня ничуть не меньше, даже, пожалуй, больше, чем расширение блока НАТО на Восток и транзит власти в Китае.
Наконец-то дома! Я рванул на себя входную дверь. Часы на кухне показывали восемь утра.
Я вытащил из холодильника последнюю бутылку пива, и мы тут же её распили. Иуда завалился спать на кушетку (он обитал на кухне), а я прошёл в свою комнату. Маша не подавала признаков жизни, и я аккуратно лёг рядом с ней. Поспать почти не удалось. Ещё до обеда Маша меня растолкала и начала беспощадно пилить. У меня не было сил ей сопротивляться. Я на всё согласно кивал головой, а через день мы поехали домой, лично я с облегчением.
Готовность номер один! крикнул Ванчоус и приподнял свой чемодан.
Мы стояли на платформе.
Слава яйцам! Я испытал глубокое счастье, когда увидел, как серый, похожий на жука поезд медленно выкатился из-за поворота.
Мы сели в вагон номер одиннадцать, купейный. Все устали от отпуска, и обратная дорога прошла в угрюмом молчании. Разве что Иуда, выпив со мной водки, вспомнил ту весёлую ночку у каменного трона.
Топ-топ. Хотелось бы мне её повторить! он счастливо улыбнулся. Да-да. Непременно хотелось бы!
Глава 6
Прошёл почти год с поездки в Джанхот. Многое с тех пор изменилось: Назарбаев сложил полномочия, а Зеленский стал президентом как раз в конце мая 2019-го. Погода в Москве тогда была уже летней, но отопление ещё не отключили. Духота в квартире стояла страшная, поэтому, чтобы уснуть, я выпил три банки пива и открыл настежь все окна.